Заселение в квартиру
Они были угрюмыми, молчаливыми, не улыбнулись ни разу. Сотрудники крупной фирмы, сдающей недвижимость во всех метрополиях мира, пришли передать мне ключи от квартиры в 40 квадратных метров, за которую мне предстояло отдавать почти полторы тысячи евро в месяц.
Я сразу же возмутился, что окна не помыты, на белых стенах есть пятна, а в подвале лежит кровать и вещи прежней хозяйки. Девочка с Кипра уехала на родину, так как в Германии ей было скучно, хотя отец и оплачивал все ее расходы. Так эта квартира досталась мне.
Уставившись на меня, люди из домоуправления равнодушно припугнули: если не принимаете квартиру в таком виде, мы договор расторгаем. На поиски этого жилья я потратил почти год и на следующий день должен был передать владельцам старую квартиру. Если бы я не перевез свои вещи в этот день, то остался бы с котомками на улице посреди чужого буржуазного города.
«Я звоню в полицию», — решил припугнуть их я и взял в руки телефон.
Уже через минуту мой диалог с полицией прервал звонок от топ-менеджера фирмы, которая упросила меня принять квартиру и занести все претензии в акт передачи с последующим их устранением. Согласившись, я проводил неприветливых граждан новой родины до двери подъезда, попутно заглянув в почтовый ящик, который тоже был не вычищен. «Что за фигня, ребята. Это же Германия! Здесь должен быть порядок во всем».
Бьюсь об заклад, приехав после работы домой в свои пригороды или деревни, арендодатели рассказывали соседям и родным историю об очередном наглом иностранце из числа тех, что разрушают их страну, занимая в ней лучшие рабочие места и дома или забирая социальные блага, оплаченные из их налогов.
Я отношусь к первым. В Германию я приехал на работу. Но в многочисленной русскоговорящей и других диаспорах страны немало сидящих по многу лет на пособии и не работавших ни дня. Диаспора русская состоит в основном из приехавших сюда более двадцати лет назад сибирских и казахстанских немцев, евреев, а также белорусов, украинцев и русскоговорящих граждан стран Балтии.
Мое первое рабочее место находилось в окраинном районе Гамбурга, считающемся одним из русских гетто. Там где-то в своем доме живет известный поп-композитор Дитер Болен.
Тогда на волне ностальгии я с радостью знакомился со всеми, кто говорит по-русски, и по пути на работу каждое утро старался остановиться и перекинуться парой слов. Не сразу я понял, что это не те русские, с которыми я общался на родине. У многих очень грустные глаза, они не реагируют на юмор, а встретив меня, накидывали мне в мозг всяких страшных новостей про упавшего с окна дедушку, предстоящей поездке на похороны в другой город, про досуг по выходным с шашлыками, водкой, мордобоем и опохмельем с семечками на лавочке.
Когда на третий год жизни в Германии депрессия стала накрывать и меня, я начал обходить своих бывших соотечественников стороной. Теперь я сам стал нуждаться в жилетке, куда можно поплакаться. Эмоциональные бреши в душе надо было срочно закрывать. Тогда я стал дружить с мигрантами из других стран. У них здесь не меньше проблем, чем у нас, но, как правило, нет чрезмерного сентиментализма и вселенской тоски.
Новые русские эмигранты
Я отношусь к последнему поколению эмиграции. Это, как правило, программисты, врачи, учителя или уехавшие по политическим причинам. Настоятель местного православного храма отец Сергий рассказал мне, что они заходят в церковь ненадолго и после молитв, ни с кем не общаясь, быстро уходят. Тогда как эмигранты со стажем после службы еще подолгу не расходятся. А после обрядов крещения и венчания легкий фуршет зачастую устраивается на лавочке у церкви. Живущие в этом районе немцы нередко признавались мне, что в такие моменты любуются красотой русских невест.
Русская диаспора все же немногочисленна, и каждый в ней на виду. Не раз я слышал в общественном транспорте, как женщины перемывали кости какому-нибудь Ивану из Бергедорфа или Бильштедта (места компактного проживания русскоязычных жителей Гамбурга). Уверенные, что их никто вокруг не понимает, громко судачили о том, с кем он изменяет жене, как изменился его внешний вид и вес за последние десять лет. Все это способствует тому, что русские мужчины, если ходят налево, то не с русскими женщинами, а предпочитают прекрасную половину других гамбургских диаспор. Тихо и надежно.
Ну и русские женщины иногда делают то же самое. Так, сосед турок, владелец ресторана, рассказывал мне, что уже 20 лет вспоминает о своем свидании с русской красавицей. Его поразило, что на столе у нее было все лучшее: икра, блины, водка, очень вкусные салаты. Дальнейшие подробности опущу. Скажу лишь, что хорошо она умела не только готовить.
Кстати, надо отдать должное российским немцам, приехавшим сюда на пару десятков лет раньше меня: эти парни с сибирским характером часто вступали в кулачные бои с дерзкими молодыми турками. Потомки приехавших в Германию в 60-х годах в ФРГ для восстановления местной экономики турецких рабочих родились и выросли здесь. Они прекрасно овладели основами местного права и в отместку по-восточному тихо писали заявления в полицию. Тюрьмы были переполнены нашими. Но до сих пор турки в Германии с уважением относятся к русским. Частичка этой славы иногда перепадает и мне.
Лечение по WhatsApp
Памятуя о славянском братстве и взаимовыручке, поначалу я пару раз обращался в Гамбурге к соплеменникам, оказывающим разные виды услуг. Скажу сразу, больше этого я не делал никогда.
Стоматолога мне порекомендовал один знакомый. Кабинет в центре города, записи нет, хотя к немцам надо записываться не менее чем за месяц. Все бы хорошо, но женщина оказалась стахановкой. У нее было два кресла и два крохотных кабинета.
Кроме меня она оказывала помощь еще одному пациенту. Перебежав от него ко мне в спешке, она вместо зеркала стала оттягивать мою щеку иголкой. Я сразу представил, как будет больно, если дело дойдет до серьезных процедур. Запросила 150 евро и час делала. На вопрос, какую часть суммы я верну через страховую компанию, доктор ответила: вернете, если будут все бумаги. То есть это была цена услуги по-черному, в карман. Так принято на родине, и об этом я уже давно забыл. В итоге записался к врачу-немцу и подождал месяц.
Врач провел все манипуляции безболезненно. Передо мной был большой монитор с изображением моей челюсти. Ассистировали две сестры модельной внешности, а кабинет был в три раза просторнее, чище и уютнее. Цена в два раза ниже.
Однако получить прием у узкого специалиста здесь непросто. Ждать надо до трех-четырех месяцев. Дождавшись приема, нередко понимаешь, что специалист, родившийся и получивший свой диплом в Германии, не совсем компетентен. Услышав впервые о препаратах, которые мне посоветовали русские друзья, врач иногда начинал при мне гуглить их и потом выписывал рецепт. Получить направление на обследование или анализ зачастую невозможно. Все дело в том, что у врача есть квота от страховой компании на каждого пациента в квартал. Перешагивать ее он не имеет права. Сюда входят и лекарства, на которые доктор выписывает рецепт, и они отпускаются бесплатно. Так объясняется и запись на прием за три месяца.
Подобная медицина лишь способствует развитию хронических заболеваний. Об этом мне рассказал один местный врач из наших.
Врачей-иностранцев здесь, кстати, много. Подтвердить полученный на родине врачебный диплом не так уж и сложно. Работать специалисты из развивающихся стран готовы за меньшую зарплату, чем их немецкие коллеги. Но надо отдать должное немецкой медицине, все медучреждения оборудованы по последнему слову техники, и благодаря такой пусть не совсем идеальной системе страхования в случае необходимости нужную помощь и высокотехнологичную операцию получит любой. Для этого не надо собирать деньги у знакомых или через SMS, как у нас. История о том, как Германия переживает пандемию с минимальными последствиями, тоже о многом говорит.
«Друг» мой Колька
Когда я искал свою первую квартиру, друг дал мне контакт знакомой риелторши. Совсем не по-немецки она опоздала на просмотр квартиры на полчаса. Запросила гонорар в 1500 евро (черными). На следующий день отзвонилась, сказав, что хозяйка нашла других жильцов и, мол, в этой квартире нельзя прописаться. То есть, видимо, и договора как такового бы не было. Через пару дней эту же квартиру за гонорар в 2000 мне предлагала другая русская маклерша, и уже с пропиской. А спустя две недели первая фея недвижимости как ни в чем не бывало спросила у друга, буду ли я брать квартиру, и предложила ему процент с гонорара.
Налогового консультанта мне подкинули в русской группе в Фейсбуке. В офисе, устроенном на манер советского обкома с позолотой на рамках картин и больших зеркалах, со мной поговорили по душам и стали убеждать, что в Германии мне не обойтись без трех видов страховок. Секретарь достала полис, который тут же начала заполнять. Мое немое молчание (я был в шоке от происходящего), видимо, было по ошибке воспринято как сигнал, что клиент готов. «Стоп, я совсем не за этим к вам!».
Оказалось, что Коля никакой не налоговый консультант, а составление деклараций — это «его хобби и желание помочь ближнему». То есть берет он налом и не несет ответственности за ошибки.
Коля взял мои подсчеты доходов и расходов и отзвонился на следующий день, заговорщически предложив встретиться не в офисе, а в кафе. Там я угостил его кофе с элитной выпечкой, но парень сказал, что сумма налога за год составит 9000 евро — и поделать ничего нельзя. Я мог отказаться, но на всякий случай Коля попросил 50 евро за то, что уже потратил на меня время и попил мой кофе с моими булками. Я отдал полтинник не раздумывая, чтобы больше никогда не видеть Колю и не получать его СМС.
Я перепробовал еще трех русских аферистов, и потом друг нашел мне толкового консультанта, который вывел мне налог на сумму, наполовину меньше Колиной, причем в полном соответствии с немецким законодательством.
Я избегаю русских дискотек, ресторанов, караоке-вечеринок, сборов русских групп в соцсетях и русских супермаркетов. Мой круг русских знакомых, заведенный здесь за четыре с лишним года, умещается в пару десятков телефонных номеров. Столько контактов у меня появлялось каждую неделю, когда я переехал из Иркутска в Москву.
Скука в центре Европы
Гамбург после Москвы очень сильно расслабляет и быстро надоедает. Поэтому я решил не экономить на аренде и снимать жилье в самом центре. В радиусе километра от моего дома расположены все гамбургские достопримечательности, в том числе легендарный квартал развлечений Санкт-Паули. На его красные фонари в Гамбург слетаются туристы со всего мира.
Но такого драйва, как от жизни в Москве, я все же не получаю, даже проживая в центре свободного ганзейского города. Я отношусь к нему без особого трепета, но допускаю, что он единственный город Германии, в котором я бы смог жить.
Есть, правда, в списке моих приоритетов Берлин и Кельн. Кельнцы сильно отличаются от северных немцев. Если ты попросишь там на улице подкурить, то тебе предложат забрать зажигалку себе. Ничего особенного для России, но абсолютно нереально для гамбургского немца. В Кельне сидящая в уличном кафе компания может с тобой заговорить и предложить сесть за стол. На севере — никогда.
В свое оправдание мои гамбургские знакомые сказали: «Да, мы, северные немцы, закрыты и холодны, но если с нами удается завести разговор, он может вылиться в долгую многолетнюю дружбу. На Рейне такого нет. Там все дружбы показные и непрочные».
Между Берлином и Гамбургом давно идет негласная война за звание туристической Мекки Германии. Правда, Берлин пал под ударом коронавируса. Я приехал оттуда на днях. Город подавлен, его уникальная индустрия развлечений для туристов разорена. Хозяин одного из крупнейших элитных ночных клубов теперь ходит сам в дешевый супермаркет в трико и тапочках. В Берлине, кстати, недорогая еда. Здесь легче выжить. Это делает его пристанищем асоциальных элементов.
Даже разнузданные кельнцы сказали мне: «Переехать в Берлин? Никогда. Это Endstation. Конечная станция». Мой сосед, уроженец Гамбурга, тоже рекомендовал мне не думать о Берлине. Он сказал, что 80 процентов его друзей, уехавших туда, сейчас на игле, психиатрическом лечении, одиноки и без работы.
Конечно, в Берлине есть много других бонусов, таких, как столичный статус и кипучая политическая и культурная жизнь. Но все же я не могу забыть разговор, состоявшийся у меня в Берлине с одной его жительницей. Она выросла с матерью-наркоманкой. Мать, правда, смогла избавиться от зависимости, уехав на время в родной Неаполь. Но девушка до сих пор плачет, вспоминая, как в детстве мать наряжала ее и выводила на прогулку. На заполненных людьми улицах и площадях Берлина мать начинало рвать на глазах прохожих. Девушка никогда не принимала наркотики, а мать, взявшись за ум, открыла ресторан, сейчас открывает второй, где хозяйкой будет дочь.
Один в поле не воин
Когда я выхожу из своего гамбургского дома, мимо меня по Эльбе проходят огромные торговые корабли с сотнями контейнеров на борту.
Я думаю не только о том, сколько всего вывозится и ввозится через Гамбургский порт полезного и нужного для людей.
Я думаю о гигантском наркотрафике. Так, в феврале этого года в местном порту конфисковали 16 тонн кокаина, а не так давно нашли еще полтонны. В городе пытаются бороться с драг-таксистами и дилерами, но, по сообщениям местных СМИ, за время пандемии содержание кокаина в сточных водах свободного ганзейского города (проводят здесь и такие анализы) увеличилось вдвое по сравнению с 2017 годом. А по данным журнала Focus, ежедневно в Европе вынюхивается 350 килограммов кокаина.
Я был сильно удивлен, когда увидел давно подзабытую картину из российских 90-х. Прямо на перроне моей центральной, но очень тихой станции метро шла торговля героином. Людей со шприцами зачастую можно встретить как под окнами своего дома, так и на полу павильона метро в утренний час пик. Они принимают наркотики прямо на виду у спешащих на работу гамбуржцев.
Я подходил к полицейскому, стоящему у метро, и спрашивал, почему в Германии с этим никто не борется. С гордостью говорил, что в России такое мы уже видели и победили еще 20 лет назад. Страж порядка лишь что-то пробормотал о том, что работа ведется, и поспешил распрощаться.
Последней надеждой был черный бугай-контролер, который вытряхивал на перроне станции метро паспортные данные для оформления штрафа за безбилетный проезд из хрупкой девушки. Услышав мою просьбу заняться стоящими за соседней колонной хлопцами из Африки, он посмотрел на меня гневно и отрезал: «Это не моя работа. Ваш билет, кстати!»
Может быть, мои попытки все-таки имели успех? В последние недели ни торговцев, ни употребляющих зелье возле дома я не вижу. Но в километре отсюда под огромным баннером Black Lives Matter у заброшенного особняка постоянно тусуются с десяток чернокожих парней. Периодически туда приезжает полиция, но потом все равно уезжает. Всем жителям города известно, что там тоже предлагают приобрести наркотики. А тем временем один из главных претендентов на пост федерального канцлера Германии Анналена Бербок из Партии зеленых запустила в молодежной сети ТикТок ролик, в котором частью своей предвыборной программы назвала легализацию марихуаны.
Все познается в сравнении
Пошел пятый год моей жизни в Германии. Постепенно я научился находить общий язык со всеми и даже стал заполнять салон виртуального самолета, которым собирался когда-нибудь вернуться на Родину. В этот самолет я усаживал хороших немцев, которые поразили меня своей человечностью.
Первым пассажиром в нем стал бы официант-турок из кальянной в районе Санкт-Георг. Этот район оккупирован геями и мусульманами. Да-да. Радужные флаги и гей-клубы здесь находятся рядом с мечетями и халяльными заведениями общепита.
Когда ко мне приехала пожить моя дочь, мы зашли с ней во время прогулки в бар паровых коктейлей. Турку понравилось общаться с нами, может быть, потому, что у него жена из Молдавии. А когда я его спросил, нет ли у них работы для девушки, практически не знающей немецкого, он тут же поговорил с шефом. Услышав его рекомендации, начальник после недолгой беседы предложил дочери начать работу официанткой уже через пару дней. Очень быстро наследница бегло заговорила на немецком, а еще через год сдала немецкий на уровень, необходимый для поступления в вуз.
Есть в моем списке кассирша из супермаркета, находящегося в моем доме. Однажды я увидел, как в магазин заскочил взять что-то перекусить на обед молодой парень из «белых воротничков». На кассе он стал сокрушаться, что забыл деньги и банковскую карту в офисе, а времени в обрез. Женщина заплатила сама, а парень пообещал занести деньги после работы.
Есть в списке четверо парней-немцев, которые на моих глазах бросились через восьмиполосную оживленную проезжую часть на помощь упавшей на другой стороне улицы в обморок женщине.
Список пассажиров самолета пополняется в последнее время очень быстро.
Каждое утро на улицы Гамбурга выходит множество таких же, как я, иностранцев, отправляющихся на работу. В городе живут люди, приехавшие из более чем 180 стран мира. Все они покинули Родину не из большой любви к Германии. Прожив здесь по двадцать и более лет, многие признаются, что эта страна так и не стала своей, а все хорошее и светлое в жизни закончилось в день переезда. Но все же однажды, взвесив все плюсы и минусы жизни здесь и на родине, они поняли, что здесь чуть-чуть лучше.
Ведь, несмотря на все описанное мной, Германия остается страной с самой эффективной антикоррупционной экономикой Европы, социальной политикой и гуманными законами по отношению ко всем, живущим в ней, независимо от того, немец ты или нет. Здесь на улице не останется никто, как бы трудно в жизни ему ни было. А как выживать в Германии, это уже дело самих мигрантов. Албанец, владеющий лавкой в моем районе, как-то признался мне: «Если ты живешь здесь честно, то помощь тебе окажут на каждом углу»...
Я много работаю и много путешествую. У меня есть друзья во многих крупных городах мира. Здесь я научился эмпатии и состраданию. А вся история нашей цивилизации и проходящие с ней в последние годы события тут же входят в мою жизнь. Вокруг меня живет весь земной шар. Поэтому я всегда могу узнать лично у своих коллег, соседей, друзей о том или ином событии, которые произошли и происходят у них на родине. Для этого мне не надо прибегать к помощи СМИ или блогеров. Рай космополита, журналиста и писателя, к которым я себя отношу.
