– Прежде всего, говоря о современном Афганистане, нужно понимать, что речь идет о процессе, а не о каком-то свершившемся факте. Практически каждый день в стране происходят какие-то изменения, однако есть и определенные тенденции, которые мы можем зафиксировать.
Во-первых, талибы прекратили свое наступление. Они наступали с середины мая и остановились в середине июля. В результате им удалось овладеть некоторым количеством сельских уездов. Талибы утверждают, что взяли под контроль больше 200 уездов, афганские источники говорят примерно о 120. А спецпредставитель России по Афганистану Замир Кабулов считает, что речь идет максимум о 80 уездах. По данным американцев, талибы контролируют около половины или даже чуть меньше сельской территории Афганистана.
– Что понимается под словом «уезд» – это область или район в области?
– В привычной для нас терминологии провинция – это область, а уезд, соответственно, район. Но не район в Московской области, а в какой-нибудь условной Калмыкии. Когда талибы говорят о захвате района, на самом деле речь идет о контроле над райцентром – нередко основная территория уезда контролировалась боевиками уже несколько лет. Всего в Афганистане около 400 уездов, из них примерно половину сегодня контролируют талибы, при этом примерно 100 они захватили в ходе первого летнего наступления (середина мая – середина июля 2021 года). Однако талибы не взяли под контроль ни одного областного центра, которых в Афганистане 34. Естественно, они не контролируют Кабул, в котором, по некоторым оценкам, проживает почти треть населения страны.
Уже около двух недель мы не слышим ничего о новых победах «Талибана», хотя в июне под контроль боевиков за день могли перейти сразу до десятка уездов. Из этого можно сделать второй вывод: талибы достигли предела своих сил, своих боевых возможностей.
Третий факт заключается в том, что афганские силовики начали отбивать у террористов захваченные районы. За последние 10 дней, например, правительственные войска освободили около 10 уездов. Идет как бы пунктирное контрнаступление: возвращаются не все подряд уезды, а те, которые имеют стратегическое значение. Часть уездов может так и остаться под контролем боевиков, потому что, кроме пропагандистского эффекта, они никакого значения не имеют.
Судя по всему, для талибов имеют сегодня большое значение бои за Кандагар. За последние несколько дней силовики ликвидировали в этом районе не меньше 7 полевых командиров, разрушили опорные пункты боевиков. Талибы любят называть президента Афганистана Мохаммада Ашрафа Гани «мэром Кабула», как бы давая понять, что он не контролирует ничего, кроме столицы. Однако этот «мэр» день за днем посещает наиболее важные города страны – Мазари-Шариф, Герат, Джелалабад и так далее. Талибы же заявляют, что контролируют 85% республики, но их лидеры сидят в Пакистане и не рискуют соваться в Афганистан.
Другой факт заключается в том, что Пакистан пытается реорганизовать талибов, чтобы обеспечить новое, второе летнее наступление террористов, скорее всего, в августе. И возможными главными целями этого наступления станут несколько достаточно крупных городов – провинциальных центров, например Кандагар. В пользу такого предположения свидетельствует недавний захват боевиками кандагарского уезда Спин-Болдак, расположенного на границе с Пакистаном, – это связующее звено, через которое террористы спокойно переходят из одной страны в другую, обеспечивая себя резервами и необходимым снабжением с пакистанской стороны. Это лишний раз подчеркивает уже хорошо известный факт: за «Талибаном» стоит пакистанская разведка. По этой причине, кстати, какие-либо переговоры афганского правительства с талибами не имеют смысла и не приносят никакого положительного результата. Разговаривать нужно не с командирами диверсионных отрядов чужой армии, чем, по сути, и является «Талибан», а с их реальными командирами, хозяевами, которыми и являются руководители армии и разведки Пакистана, военно-политическое руководство этой страны.
Талибы – это боевики-наемники гибридной армии Пакистана. Несмотря на разветвленную сеть сторонников внутри Афганистана, достаточно многочисленное подполье, талибы не являются самостоятельной, национальной силой в Афганистане. Поэтому правильно говорить сегодня не о гражданской войне в Афганистане, а о войне, которую ведет Пакистан против Афганистана руками талибов. Исламабад хочет свергнуть нелояльное себе правительство соседней страны и заменить его марионетками, которые превратят Афганистан в колонию Пакистана. Неслучайно даже во время переговоров в Катаре представители «Талибана» периодически берут паузы для того, чтобы посоветоваться со своими кураторами в Исламабаде. В свою очередь официальный Кабул не уклоняется от переговоров о мире, но хочет, чтобы другая, пакистанская сторона исходила из интересов Афганистана, а не своих интересов.
– Пресс-секретарь «Талибана» Сухаил Шахин 23 июля заявил, что его организация готова на переговоры, но только при условии, что правительство Гани и он сам уйдут в отставку. При этом он утверждает, что талибы не хотят монополизировать власть. Насколько он искренен?
– Талибам нужно любой ценой свергнуть правительство Ашрафа Гани, потому что такая цель поставлена Пакистаном, который считает его враждебным по отношению к себе. Именно поэтому талибы запускают тему то временного правительства, то коалиционного или переходного – потому что это способ свалить нынешнее правительство Афганистана, не устраивающее Исламабад. Все прекрасно понимают, что ничего дельного, да еще на долгосрочную перспективу, из затеи с временным или переходным правительством не получится. В афганском политическом классе на трех афганских политиков приходится пять президентов. В любом коалиционном правительстве немедленно начнутся склоки и скандалы, что обнулит шансы такого кабинета на хоть сколько-нибудь эффективную работу. На этом фоне дисциплинированная и сплоченная организация талибов сразу займет лидирующие позиции в стране, а остальные игроки либо должны будут прогнуться под эту группу, либо их просто снимут с афганской шахматной доски.
Талибы сегодня, после первого летнего наступления, видят, что победить на поле боя афганскую армию и афганское правительство не получается. Поэтому они и стремятся развалить центр управления армией, выдвигая требование отставки президента Гани и его команды. Как только развалится нынешнее правительство, то и армия, скорее всего, рассыплется сама собой. Чего и добиваются талибы и их пакистанские опекуны.
– Как за последние 30 лет изменился «Талибан»?
– На первых порах, в середине 90-х годов, это было действительно независимое национально-религиозное движение. Его костяк составили пуштуны, которые воевали против произвола полевых командиров бывших моджахедов. Когда в Афганистан в 2001-2002 годах зашли американцы, талибы были вытеснены в Пакистан, и там произошла их абсолютно закономерная трансформация. Как показывает практика, когда те или иные оппозиционные лидеры и организации оказываются в другой стране, они немедленно попадают «под колпак» – под контроль спецслужб и других государственных структур этой страны. «Талибан» не стал исключением: его политические лидеры уже много лет находятся «под колпаком» пакистанской разведки и командования армии Пакистана.
Лидеров талибов контролируют через их бизнес и семьи, которые находятся в Пакистане. При этом за последние 10 лет пакистанские спецслужбы ликвидировали всех лидеров «Талибана», которые казались им не слишком послушными. А кого не уничтожили физически, тех сломали психологически. Например, Абдул Гани Барадар, который сегодня возглавляет офис талибов в Катаре, был задержан пакистанскими военными и 10 лет провел в тюрьме, где его в значительной мере «перевоспитали». Ранее он относился в числу национально ориентированных лидеров талибов – если хотите, своеобразных патриотов Афганистана. Мулла Барадар, как говорят, приходится дальним родственником Хамиду Карзаю, он был готов на диалог с ним. Но как только пакистанские спецслужбы узнали об этом, то этого лидера талибов, одного из основателей движения «Талибан», немедленно задержали и бросили в тюрьму. И это только один пример. В итоге за 25 лет «Талибан» превратился из национально-религиозного движения афганских пуштунов в гибридную армию Пакистана. И сегодня уже невозможно отделить талибские интересы от пакистанских.
– А как изменились талибы в своей повседневной жизни? Например, 20 лет назад про них рассказывали, что это один из крупнейших в мире наркокартелей, что они ненавидят женщин, запрещают играть в шахматы и так далее.
– Наркотики до сих пор приносят в бюджет «Талибана» до 50% прибыли. Другое дело, что теперь талибы стараются жестче контролировать наркобизнес. Что касается женщин, то для талибов они на самом деле являются некими полуживыми существами низшего ранга. И эта позиция противоречит ценностям настоящего, традиционного ислама, в котором зафиксировано очень трепетное и уважительное отношение к женщинам. Напомню, что именно благодаря появлению этой великой религии бедуины в Аравии перестали убивать девочек при рождении.
Примечательно, что у талибов, наряду с подчеркнуто суровым отношением к женщинам, весьма популярны гомосексуальные забавы с мальчиками и подростками. Известны далеко не единичные случаи, когда полевые командиры «Талибана» устраивали перестрелки друг с другом и даже развязывали настоящие сражения из-за своих юных любовников. Не исключено, что как минимум у части лидеров и полевых командиров «Талибана» их немотивированная ненависть и жестокость по отношению к женщинам обусловлена своеобразными сексуальными предпочтениями.
– Что сейчас происходит в тех районах, которые оказались под контролем талибов?
– Они взрывают школы, больницы, разрушают дороги и линии электропередач... Они ведут себя так, как будто не собираются управлять захваченными территориями. Есть, конечно, пиар-акции, в рамках которых боевики под видео ремонтируют дорогу или мост, но это не более чем пропаганда. Кроме того, у талибов просто нет управленческих кадров, способных наладить мирную жизнь для сотен и тысяч афганцев. Эти люди умеют только убивать. Вместо новых школ и больниц они вводят свои законы, которые называют шариатскими: запрещают мужчинам ходить с недостаточно длинной бородой, унижают и избивают женщин, рубят руки тем, кого считают преступниками, и так далее. Талибы не приносят мира и закона на завоеванные земли – они насаждают там средневековый образ жизни, поддерживаемый прямым насилием. К сожалению, очень многие афганцы теперь могут на себе почувствовать разницу между жизнью в исламской республике президента Гани и в «исламском эмирате» талибов. Возможно, это прозвучит несколько цинично, но для правительства Ашрафа Гани даже становится выгодным недавнее летнее наступление Талибана: теперь граждане Афганистана, ранее критиковавшие официальный Кабул за коррупцию, неэффективность и слабость, получили возможность сравнить его с предлагаемой талибами альтернативой – террористической диктатурой. Как говорится, почувствуйте разницу и сделайте правильный выбор…
– Вот я вас слушаю, и создается впечатление, что, несмотря на все сложности, у властей Афганистана все складывается в целом неплохо: наступление остановлено, врага теснят…
– Конечно же, нет, далеко не все так хорошо, как хотелось бы официальному Кабулу. Но правительство Афганистана точно не собирается капитулировать перед лицом талибо-пакистанской агрессии. У афганского правительства есть не только опасные враги, но и серьезные союзники. В первую очередь это Индия, США, страны Евросоюза и НАТО. Президент Афганистана получил поддержку со стороны Китая, официальный Кабул развивает успешные отношения со странами Центральной Азии, Японией, Южной Кореей, Австралией и т.д. Сегодня международное сообщество сотрудничает с президентом Ашрафом Гани и его правительством и пытается вести переговоры с талибами. Как ни парадоксально, едва ли не единственная страна, которая последовательно бойкотирует нынешнее правительство Афганистана, – это Россия. Даже Пакистан ведет себя более гибко.
– Можно подробнее про позицию постсоветской Центральной Азии?
– Все без исключения республики Центральной Азии поддерживают отношения сотрудничества с афганским правительством, хотя при этом и не отказываются от контактов с эмиссарами талибов – надо же держать руку на пульсе событий... Таджикистан использует фактор «угрозы талибов» как предлог для перевооружения своей армии, получения финансовой помощи от России. Кроме того, Душанбе важно заручиться поддержкой Москвы накануне транзита власти от Эмомали Рахмона к его сыну Рустаму. В конце концов, наследник получит в управление страну на фоне растущей бедности, низкого рейтинга отца, никакущего собственного рейтинга, отсутствия перспектив у молодежи… На этом фоне обострение ситуации на границе, сопровождаемое массовыми слухами о возможной войне, как нельзя кстати пришлось для президента Рахмона. Теперь с помощью соответствующей риторики и крупных военных учений он как бы дает понять своим согражданам, что социально-экономическая ситуация в стране – это мелочь, а вот угроза вторжения боевиков из Афганистана – то самое, о чем сейчас всем надо думать. И ведь эта нехитрая политтехнологическая уловка достаточно успешно работает…
Узбекистан является, пожалуй, самым активным и сильным партнером Афганистана в Центрально-Азиатском регионе. При этом Ташкент успешно работает как с президентом Гани, так и с пакистанцами. Узбекистан руководствуется своей мечтой получить выход к Индийскому океану. Для этого ему нужна железнодорожная ветка, которую не получится проложить без участия Афганистана и Пакистана. В результате республике приходится играть роль посредника или «третьего не лишнего» в афгано-пакистанских отношениях. Наверное, если бы Узбекистан думал, что Ашрафу Гани осталось жить без году неделя, то никаких отношений с ним бы он сейчас не выстраивал.
Что касается Туркмении, то она традиционно выстраивает позитивные отношения как с Кабулом, так и с «Талибаном». Следует также ожидать активизации партнерства Туркмении и Турции, которая, кстати, тоже имеет свой интерес в Афганистане.
– Получается, что очень у многих стран есть свой интерес в Афганистане. Почему же тогда никак не удается остановить войну?
– Потому что Пакистан не готов отказаться от планов по превращению Афганистана в свою колонию или полуколонию.
– Почему тогда Пакистан просто не захватит Афганистан?
– У гибридной армии Исламабада – талибов – для этого недостаточно сил. Но если они и дальше будут буксовать, то, на мой взгляд, весьма велик шанс того, что Пакистан самостоятельно вступит в открытую войну против афганского правительства. Первые тревожные признаки этого уже проявляются. Думаю, после завершения полного вывода сил США и НАТО из Афганистана угроза пакистано-афганского вооруженного конфликта существенно возрастет.
– А почему нельзя купить правительство Афганистана?
– Потому что не все продается. Пакистан требует от Афганистана немыслимых вещей – например, признать «линию Дюранда» в качестве «окончательной» государственной афгано-пакистанской границы, тем самым закрепив навечно раздел пуштунского народа. Ни одно афганское правительство за последние 70 лет не соглашалось на такой шаг, ведь признать «линию Дюранда» – значит отказаться от своих родственников, живущих по обе стороны искусственной границы. Первое же правительство Афганистана, которое согласится на такое признание, будет свергнуто в результате неизбежной революции. Никто никогда в Кабуле на это не согласится – разумеется, за исключением ряда лидеров талибов и «пакистанской партии», символами которой являются такие политики, как Фарук Вардак и Омар Захелвал. Во-вторых, Пакистан требует, чтобы афганская армия была сокращена в три раза. В-третьих, офицерские кадры Афганистана, уверены пакистанцы, должны готовиться в Пакистане. Еще одно непременное требование – это отказ Афганистана от суверенного управления своими водными ресурсами. Это не говоря уже о том, что по требованию Исламабада должны быть разорваны все отношения с Индией – традиционным союзником Афганистана.
– То есть, если «Талибан» сформирует правительство Афганистана, Кабул признает «линию Дюранда»?
– На самом деле достоверно этого никто не знает. Поэтому Ашраф Гани недавно заявил, что будет готов сформировать общее правительство с талибами, если они публично обозначат свою позицию по вопросу «линии Дюранда». Талибы промолчали. И это не удивительно, потому что заяви они публично о непризнании этой линии, их лидеров в Пакистане сразу же перестреляли бы.
– Как долго будет идти эта война?
– Я думаю, что ее можно сравнить с палестино-израильским конфликтом. Она может идти почти вечно или же до тех пор, пока одна из сторон не выйдет из противостояния по каким-то причинам непреодолимой силы. Например, Пакистан откажется от своих планов по превращению Афганистана в свою фактическую колонию из-за международных санкций или мощного внутреннего кризиса, спровоцированного, скажем, сепаратистскими вызовами. Тогда, конечно, пакистанскому военно-политическому истеблишменту будет не до Афганистана.
– А что с Афганистаном? Как изменился «Талибан» с момента своего появления, вы рассказали, а как развивается тот режим, который пришел ему на смену? И какие перспективы у страны, если война в обозримой перспективе может закончиться только в результате чуда?
– Афганскому правительству надо готовиться к длительному силовому противостоянию с талибами и их пакистанскими друзьями. К сожалению, я пока не вижу в обозримой перспективе признаков наступления реального мира в этой стране. Надеюсь, что, несмотря на острый кризис, Афганистан сохранится как единое государство и что талибская экспансия будет успешно сдерживаться афганской армией. Это вполне возможно, если союзники официального Кабула – США и другие страны НАТО – продолжат выполнять свои обязательства по поддержке афганских сил безопасности.
Конечно, Афганистану предстоят крупные политические реформы. Нынешняя государственная модель создавалась в одних исторических условиях, под формат мощного западного военно-политического присутствия. Теперь ситуация изменилась, западная коалиция ушла. Следовательно, и государственно-политическая система страны должна адаптироваться к таким переменам.
Важнейшим элементом будущей афганской политической системы, скорее всего, станет более сильное местное самоуправление – главная опора центральной власти. Должна быть также сформирована новая эффективная модель согласования интересов основных групп афганской национальной элиты (возможно, через новый парламент или более сильное правительство с широкими полномочиями). Скорее всего, понадобится реформа партийной системы. И, несомненно, главной опорой афганского государства останутся армия и весь корпус сил национальной безопасности. Следует ожидать заметного усиления роли силовиков в афганском политическом процессе. И это логично: те люди, которые каждый день умирают за свою Родину, вправе требовать для себя особого статуса в политической системе страны.
