И что осталось от нашего мнимого морального превосходства над Западом, превосходства русского человека-коллективиста над западным индивидуализмом? Ничего. На самом деле, как сегодня становится очевидным, наша беда как раз состоит в том, что мы не Запад, ибо нет у нас национального чувства ответственности за судьбу своего народа, нет социальной дисциплины, нет всего, на чем держится общественная жизнь. Не буду приводить в пример Израиль. Евреи — уникальная нация с уникальным чувством национального единства и ответственности каждого за судьбу всей нации. Но, казалось бы, поляки по своей психологии такие же анархисты, как русские. Но тем не менее у них привилось вакциной от ковида на начало июля в два раза больше людей, чем в России. И поэтому у них все-таки ситуация намного лучше, чем у нас. Положение дел с ковидом в России говорит о том, что с духовным здоровьем российской нации что-то не в порядке.
Когда-то философ Иван Ильин говорил, что на самом деле нет больших индивидуалистов, чем русские. И он оказался прав. Об этом свидетельствует партизанская война «глубинного русского народа» против вакцинирования. Теперь как никогда становится ясно, что за нашим русским «авось» стоит не только фатализм, но и дефицит национального чувства ответственности за судьбу своей нации. Я уж не говорю о моральных изъянах нынешнего русского «авось»: ведь если не пронесет, то я подвергаю смерти не только себя, но и своих близких, родителей, а особенно стариков — бабушек и дедушек. Митрополит Илларион недавно рассказывал, что к нему на исповедь приходят молодые люди, чтобы покаяться за то, что они принесли в семью ковид, который убил их близких.
Конечно, лучше бы не было нынешнего «нет худа без добра», не было трагедии нынешней пандемии, которая заставила нас снова увидеть, что нет никакой радости в том, что, как говорил когда-то Геннадий Зюганов, русский человек «живет не умом, а сердцем». Беда в том, что у нас мало того, что лежит в основе европейской цивилизации, — мало рационализма, чувства реальности, умения просчитывать последствия своих решений, мало инстинкта самосохранения, правового сознания. И самая главная наша беда, о чем говорят нынешние показатели смертности в России от ковида, — у нас нет понимания ценности собственной жизни. Поэтому, на мой взгляд, пора кончать с этим бредом о моральном преимуществе русского человека над якобы западным индивидуалистом, над человеком Запада, который все-таки в трудные минуты берет себя в руки и поступает в соответствии с требованиями сложившейся ситуации.
Пора наконец сказать нашему дорогому патриарху Кириллу, что его призывы покончить с европейским рационализмом на самом деле являются призывом к смерти русской нации. Рационализм — это чувство реальности, уважение к истине, умение соотносить свои желания со своими возможностями. В конце концов, рационализм — это инстинкт самосохранения, это способность нести ответственность за свои ошибки и просчеты. Это все то, чего нам, русским, от природы максималистам, не знающим середины, всегда не хватало. Никогда так не было опасно наше русское «что хочу, то ворочу», как в современном глобальном мире. Настало время для серьезного разговора о причинах наших русских катастроф, о том, что толкает нас в бездну небытия, к гибели, как в советское время, миллионов ни в чем не повинных людей. Ведь большего безумия, чем наш коммунистический эксперимент, придумать нельзя. 70 лет боролись с миром частной собственности, а потом вдруг передумали, вернулись назад, к тому, что было до 1917 года, и начали снова создавать рынок, мир предпринимательства.
Ничего нового наш бывший министр культуры Мединский не придумал. Тезис «Россия не Запад» всегда присутствовал в нашей русской общественной мысли. Правда, присутствовал в двух смыслах: когда мы «впереди планеты всей» или когда оказались, как сейчас, в осажденной крепости, окруженной со всех сторон врагами, то мы, конечно, белые и пушистые, мы лучше западного человека, который страдает от мелочности и эгоизма. Но когда наступает беда, катастрофа, к примеру, убийство русскими своей собственной России, как это было во время гражданской войны 1918–1920 года, то у отечественной интеллигенции просыпается чувство рациональности и она расстается со своими мифами об особой русской миссии, особой русской цивилизации и обнаруживает, что мы не Запад.
И теперь новая русская беда, беда гибели людей от пандемии, гибели из-за того, что нам не удается вакцинировать даже четверть населения, заставляет нас снова всерьез увидеть, что на самом деле есть русский человек и что в его национальном характере мешает нам создать полноценную, достойную человека жизнь. Откуда появляется этот абсурд — «Россия не Запад»? От страха перед правдой о себе, о своих недостатках, своих ошибках. В чем суть западничества? Прежде всего, в уважении к истине, в умении увидеть, признать существование безусловных истин. Об этом, кстати, писал Гоголь в своих письмах (см. «Выбранные места из переписки с друзьями»). Мы не Запад, писал он, потому что боимся посмотреть на то, что у нас под ногами. А поэтому все время пялим глаза вперед и ничего не делаем, чтобы убрать из жизни причины наших бед. Как только отказывается славянофил от своих фантазий о народе-богоносце и посмотрит вниз, на реальную жизнь, и ломается вся его конструкция об особой русской богоизбранности.
Поразительно, но все эти особенности русского национального сознания сегодня мешают нам бороться с пандемией. И в первую очередь, на мой взгляд, обнаруживается, что как мы страдали от дефицита национального сознания, так и страдаем. Наверное, действительно страшно поставить Россию рядом с Западом и сравнивать, как мы живем и работаем и как живет и работает современный Запад. А если это все-таки сделать, то мы сразу увидим, что у нас, в стране с огромными природными богатствами, с очень умной, талантливой молодежью, минимальная заработная плата ниже, чем во всех странах — членах Евросоюза. И ситуация с моралью, преступностью ничуть не лучше, чем в экономике. Мы являемся чемпионами Европы по количеству убийств на бытовой почве.
Казалось бы, после распада СССР люди, пришедшие к власти, должны были начать серьезный разговор о том, что привело Россию в ее исторический тупик, что привело к гибели миллионов людей. Все эти вопросы поставил Александр Солженицын еще до приезда в Российскую Федерацию в 1994 году в своем «Архипелаге ГУЛАГ». Как объяснить, что именно русские создали самую бесчеловечную власть в истории человечества, спрашивал Александр Солженицын, как объяснить, что именно русские в форме НКВД мучили, убивали русских в застенках ГУЛАГа. Но вся эта правда о советском прошлом, как мы помним, очень быстро ушла из средств массовой информации. И причиной тому не в последнюю очередь стали наши либералы — команда Гайдара, — которые тоже не захотели продолжать начатый во время перестройки разговор о причинах сталинских большевистских репрессий. Тут надо учитывать, команда Гайдара — это не просто либералы, а левые либералы. Для них Октябрь был не катастрофой, а великой революцией. И поэтому они не могли сказать, что на самом деле за тем, что они называют «великой революцией», стоял обман, откровенная эксплуатация слабостей, болезней русского национального сознания. Все то, что для наших левых либералов было великой революцией, на самом деле было основано на низменных страстях не очень цивилизованного русского крестьянина. И именно по этой причине так и не начат был в 1990-х разговор о тех чертах русского национального характера, которые представляют угрозу в условиях наступившей беды.
Но я думаю, пока не поздно, наша власть должна решиться на, казалось бы, немыслимое: и сегодня, в условиях пандемии, она должна начать разговор о том, что нам, русским, мешает выжить, мешает развиваться в современном глобальном мире. И речь идет не просто о призыве к ответственности за судьбу российской нации, а о разговоре о том, что мы должны развивать в своем национальном характере для того, чтобы сохраниться в современном мире. Ведь на самом деле все то, с чем мы боролись в идеологии в последние годы, как раз и является гарантом сохранения жизни в современном мире. Я имею в виду чувство личности и личной ответственности за свои поступки, за свою жизнь. Пора сказать, что наши русские «авось», «что хочу, то ворочу» нас не украшают, а, напротив, рождают недоверие к нам как к непредсказуемой нации.
