– В нашей ситуации нужно сказать «спасибо» Следственному комитету из Санкт-Петербурга. Их сотрудники прикладывают все усилия, чтобы поднять судно. Но у них нет ни ресурсов, ни средств на это, – рассказывает Людмила Тимербаева. – Мы, родственники погибших, как можем им помогаем.
Писали президенту, председателю СК РФ Бастрыкину, вице-премьеру Абрамченко. Но понимаем, что лично до них наши послания не доходят. Нам шлют отписки. Все просьбы перенаправляются в местный СК или в наш Мосречфлот.
Когда мы это поняли, начали просить, чтобы не «спускали» обращения, – хотим, чтобы нам действительно помогли. После того как наш представитель сходила в приемную президента в Санкт-Петербурге, дело немножко сдвинулось с мертвой точки. Но не скажу, что все стало хорошо.
Мы пытаемся донести до властей, почему хотим, чтобы подняли судно. Во-первых, там до сих пор находятся тела погибших членов экипажа. Понимаем, наверное, не все тела сохранились, кого-то смыло волной. Но можно достать останки тех, кто находился в каюте, чтобы похоронить людей.
Во-вторых, вы себе представляете, как можно оценить техническое состояние судна 1979 года постройки без осмотра? По документам и по показаниям двух выживших? Мы же общались с теми, кому удалось спастись. В их рассказах есть нестыковки. Поэтому важно, чтобы подняли судно и провели нормальную техническую и судоводительскую экспертизу.
– Думаете, выжившие могут что-то не знать, не понимать, скрывать?
– И то, и другое и третье.
– Почему не поднимают «Онегу»?
– Для этого требуются большие деньги. Ведь нужно подвезти специализированное судно, установить платформу, на которую погрузят «Онегу» и доставят его в порт Мурманска.
– Такое оборудование в России имеется?
– Вроде как оно есть. Но нам озвучили, что одно только обследование стоит 25 млн рублей. А на поднятие судна понадобятся дополнительные деньги. Таких средств не выделяют.
– Выходит, если не поднять и не обследовать затонувшее судно, то причину крушения не выявить?
– Выходит, так. Поэтому Следственный комитет и настаивает хотя бы на обследовании судна.
– На данный момент вам озвучили предварительные результаты расследования?
– Какие предварительные выводы могут быть, если следствие не закончено? Мы даже не знаем, какой статус у судовладельца в уголовном деле. По большому счету, он должен отвечать за ремонт, за состояние судна.
– То есть подозреваемых в деле нет?
– Нам не говорят. Пока вроде все фигуранты дела находятся в статусе свидетелей.
– Если судно не поднимут, значит, следствие будет строиться на показаниях выживших?
– Я в этом не компетентна, но, видимо, да. Расследование будет основываться на документах и показаниях. Но мы еще поборемся.
У нас ведь еще возникли проблемы. Мы никак не можем добиться установки мемориала погибшим. В январе у нас состоялась встреча с губернатором Мурманской области. Мы собрали подписи и попросили поставить мемориал экипажу «Онега» в черте города. Глава региона нас поддержал, поручил заняться делом главе администрации. Было несколько встреч с ним. Нам определили место. Но мемориала так и нет.
– Так место же определили?
– У нас в городе есть мемориальный комплекс погибшим морякам в мирное время – вот туда нам и предлагали приходить и поминать погибших. Имена наших близких внесли в Книгу памяти: три с половиной месяца мы добивались, чтобы туда вклеили листок с погибшим экипажем «Онега».
В том же комплексе установлены металлический якорь и табличка «Морякам, погибшим в мирное время». Мы хотели установить рядом памятник и на нем или рядом вписать имена наших родных. Но в 2011 году совет депутатов принял решение: мемориальный комплекс к событию может быть утвержден только через 5 лет после его свершения. То есть трагедия была в 2020 году – значит, имена наших близких туда внесут не раньше 2025 года. Мы обратились к совету депутатов с письмом, чтобы для нас сделали исключение. Но нашу просьбу не внесли в повестку дня.
– Отдельный мемориал власти не захотели устанавливать?
– Глава муниципалитета отказал в категоричной форме. Заявил, что мемориальный комплекс в городе уже есть: мол, туда и ходите.
Мы возражали: этот комплекс не отражает всей трагедии случившегося, он больше для туристов. Нам возразили: «Не станем превращать город в кладбище». А куда нам ходить, чтобы помянуть своих? 28 декабря – годовщина трагедии, куда мы положим венки? К администрации города?..
– Что же вы к журналистам не обращались? Может, огласка помогла бы.
– Как сказать... С самого начала у нас был шок – не до журналистов. Потом – надеялись на собственные силы, верили, вдруг что изменится.
– Компенсацию родственникам погибшим выплатили?
– Выплатили. Единственное, обещали семьям погибших покрыть ипотеки, а близким родственникам закрыть кредиты, – этого не сделали. Честно говорят – мы и не надеялись.
– Вот вы ходите по разным инстанциям, пишете письма – вам еще не говорят: «Как же вы нам надоели!»?
– Такого нет. Все стараются быть любезными, тактичными.
– Но ничем и не помогают.
– Всегда обещают, но дальше обещаний дело не идет. Мы ведь еще юридически не подкованы – сейчас жалеем, что не взяли юриста. Даже что касается мемориала. Когда мы показали чиновникам бумагу, которую нам выдали и где указано, что нам определили землю под мемориал, нам заявили, что с такой формулировкой ни о какой земле речи идти не может. Оказывается, это и не документ вовсе, и на самом деле нам никто ничего не выделял. Я тогда сказала: мы не привыкли обманывать, поэтому, наверное, слишком доверчивы.
9 июня родственники погибшего экипажа встретились в очередной раз с главой муниципалитета. «Встреча прошла в позитивном ключе, – добавляет Людмила Тимербаева. – Мы согласились на общий памятник погибшим морякам в мирное время. Он будет как бы усиливать трагичность действующего мемориального комплекса.
Но главное – нам обещали, что проработают вопрос о внесении имен погибшего экипажа в данный комплекс. Мы не знаем, что это будет – плита или табличка. Мы согласны на все, лишь бы имена были внесены. И чтобы нам не ходить на безымянную могилу».
О предыстории событий читайте в материале: Моряки рассказали о пропавшем экипаже затонувшей "Онеги"
