Мир торжествующей Истины. Населённый красивыми неподкупными, честными и чистыми людьми. Отождествлявшимися с актёрами-исполнителями. Отчего многие стали в дальнейшем суперзвёздами.
Рождественская Вселенная, где любовь — непременно до гроба. А деньги доставались исключительно по справедливости и только тем, кому очень нужно. Это ли не извечная мечта советского человека о коммунистическом Рае?
Задолго до голливудского деятеля Рейгана, гватемальского комика Моралеса, ставших президентами, популярнейший индийский артист Эмджиар длительное время занимал пост главного министра штата Тамилнаду. Он сел в чиновничье кресло благодаря множеству идеально положительных героев, сыгранных им в тамильском кино.
Или, скажем, мегастар Болливуда Хема Малини — депутат верхней и нижней палат индийского парламента.
Вообще, примеры актёрских перевоплощений-переброски с экрана (часто комического) в реально-политического деятеля — это тема для приличной отдельной статьи.
Но приступим…
Если быть совершенно точным, то индийская публика, жаждущая хлеба и зрелищ под британским патронажем, познакомилась собственно с кинематографом 125 лет назад. 7 июля 1896 года.
Произошло сие в отеле Уотсона. В южной части Бомбея — в торгово-деловом квартале под названием «Чёрная лошадь».
Феерической сенсации это отнюдь не вызвало. Стало лишь очередным заголовком невзрачной колонки развлечений в газете Times of India рядом с анонсами театральных спектаклей, варьете, казино. Также насыщенной рекламой бренди с виски: одного из важнейших источников поступления капиталов из колониального вассалитета.
С той поры началась бурная эра индийского театра теней — жизни за экраном. Жизни звеняще-яркой, смешной и горькой, трагикомической. Но — несуществующей. Сказочной. С назидательной моралью, облечённой в занимательную форму. С несложной для восприятия — устойчивой картиной мира.
Чудесные чёрно-белые движущиеся слайды, заигравшие тем вечером всеми цветами воображаемых красок в бомбейском отеле, предназначенном для томных свиданий «богатеньких буратин», стали первым кинопросмотром. С наипервейшими там кинозрителями.
В день давалось четыре сеанса по одной рупии каждый. На пятый — программа менялась: «Кормление ребёнка», «Радость парижских базаров», «Уличные танцовщицы Лондона» — люмьеровский репертуар крайне обширен.
Через 75 лет, в день платинового юбилея индийского синематографа — 7 июля 1971 г., — некоторые из тех старых фильмов представлены снова: «Ныряльщик», «Треви переворачивает суповую миску», «Карточное сражение».
Показы шли в знаменитых театрах «Новелти», «Тиволи», кинотеатре «Минерва». В залах «Института Ковасджи», Ратуши. И — тривиально под куполами разноцветных тентов на лужайках городских парков.
К этому времени индийское кино вышло на мировой уровень. Причём вышло, не потеряв народной самобытности, сказочности, жанровой подлинности. Невзирая на жёсткие буржуазные войны за место под солнцем — неисчислимые рейтинги, рейтинги… Триггеры успеха.
Были, разумеется, и провалы. Но были и сверхвзлёты. Да такие, чему и Голливуд бы позавидовал.
Попробуем разобраться, в чём схожесть и различия двух разноплановых школ?
Вспомним хотя бы наиболее кассовый фильм 1972 г. «Зиту и Гиту». Вышедший в СССР 45 лет назад — в 1976 г. Собравший небывалый урожай просмотров — около 55 млн. (Для примера, «Джентльмены удачи» собрали 65 млн.) С отмеченной в начале статьи Хемой Малини в главных ролях двух близняшек, разлучённых в роддоме.
Или «Танцор диско» (1982): «Jimmy Jimmy Jimmy Aaja» — не забыли песенку? (Поёт симпотная такая Парвати Хан-Махарадж)
Вспомним один из самых рейтинговых, великих индийских фильмов всех «времён и народов» — «Месть и закон» (1975). Тоже недавно отпраздновавший 45-летие.
Остановимся на нём чуть подробней. Как на ярком образчике собственно хинди-иллюзиона. Примере широчайшего успеха национального кино. Получившего ярлык «карри-вестерна» — со всеми признаками массового голливудского производства.
Бандиты-преступники, нечистая на руку полиция. Драки, клятвы-отмщения «до конца». Высокие (немного потешные) «каратистские» удары ногами в ботинках, оснащённых смертельными шипами. Отчего зритель впадает в медитативный транс с первых минут завораживающего действа.
Смерть, горе-уныние, переплетённые с близким дорогим счастьем, — как и в жизни, беда возникает из ниоткуда. А радость и беспечность зарабатываются тяжёлым трудом. Как всё это близко́ советскому трудяге, вернувшемуся с завода, институтской кафедры.
Фильм зиждется на зарекомендовавших себя убеждениях итало-американских боевиков. С сильным фабульным влиянием спагетти-вестернов Серджо Леоне. Плюс (что важно) — с вкраплёнными в сюжет тонкими золотыми нитями индийской мифологии.
«Месть и закон» — эпизодичен. В отличие от того же Леоне, основывающегося на реальных событиях (пусть и в книжном, романном преломлении), с хронологической последовательностью действий. От прошлого — к настоящему. И наоборот.
В индийских лентах — наизворот — нет особого внимания к деталям прошлой жизни, к развитиям фиоритур сюжета, его интригам. Режиссёр Р. Сиппи хитро́ и филигранно пользуется интерпретацией голливудских человеческих отношений, — противопоставляя их импульсивно-пылким (абсолютно не американским!) отношениям своих героев.
Руководствуясь позициями лос-анджелесского жанрового кино, Сиппи чрезвычайно непоследователен(!) в элементах, составляющих звенья цепи историй. Вливая в канву повествования взаимоисключающие миры, нравы, детализированные приёмы, в конце концов. Недопустимые в Голливуде!
Эпизодические построения — с волшебными сновидениями и неявными ситуативными предчувствиями — нарушают плавную линейность, стройность временного континуума. Подталкивая аудиторию к событиям, происходящим вопреки ожиданиям: в этом суть философии индуизма, кстати.
К тому же ни с того не с сего вдруг — бац! На экран врываются-вываливаются безбашенные певцы с танцорами. Создавая конгломерат разрозненно-сюжетных линий.
Что, в общем-то, вполне соответствует санскритской драматургии, подверженной соблюдению природных циклов. Априори хаотичных. С носорогами-слонами-жирафами в бэкграунде. Безусловно не совпадая с классическим аристотелевским триединством: фундаментом драматургии массового американского кино.
Это и вывело индо-фильмографию на целостный оригинальный путь. Невзирая на «неудобства» в кавычках, — всё-таки принятый Западом.
«Месть и закон» же — и вовсе стал инициатором свежеиспечённого, притом канонического направления планетарного кинематографа. Применив (опять же санскритский) мультизвёздный принцип конструирования произведений.
Для каждой звезды там писан отдельный сценарий, где никто не имеет права переиграть другого. Таким манером решили конкретно медийную задачу, — сотворив чуть ли не новейший поджанр.
Это в свою очередь переняли позднее Тарантино, Мактирнан, Кэмерон, Дж. Ван, многие другие.
Жаль, в нынешней России уже не смотрят индийских фильмов. Прошла мода на музыкальные басни тёплых морей и волшебных стран. Их помнит лишь поколение 1960—70-х: «старпёры». Не забыв тех жгучих бескомпромиссных героев, прекрасных поющих женщин.
…Знаете, в свои семьдесят с лишним она отменно выглядит. Хемамалини Рамануджам: Хема Малини, сыгравшая главные роли в обоих упомянутых в тексте фильмах: «Месть и закон», «Зита и Гита».
Хема — легенда XX века. Ну, одна из легенд во всяком случае — стопроцентно.
Всего сыграла в 160-ти примерно картинах. Всегда улыбчива, незлобно-кротка. Когда надо — непрекословно тверда в решениях, бытовых (кино)неурядицах. Когда надо — мягка и мила. Верная жена. Долгожданная любовница. Великолепная танцовщица.
Её можно сравнить с образом Наталии Варлей — комсомолкой-студенткой-спортсменкой — и просто красавицей.
Образом, воплотившим самое лучшее из того, что было в кино советском: молодость-непосредственность-надежду. Комсомольский задор со звенящими по вытерто-зелёным палаткам «Пшеничной» и портвешком-«777»: «Милая моя, солнышко лесное».
И воплощавшим явленное в совершенно ином искусстве иллюзий.
Малопьющем. Экзотическом. Заколдовывавшем. Вынуждавшем рыдать от невыносимых (пусть нереальных) жизненных перипетий и драм, — приправленных душещипательно-ритмичной мелодией. Со сверхэротичным танцем живота.
По выходе из кинотеатра заставлявшем тайком вытирать платочком накатывающие «из ниоткуда» — предательские слёзы.
