Кобзон решился выступить в чернобыльской зоне первым – спустя всего полтора месяца после аварии, в июне 86-го, он дал четырехчасовый концерт в Припяти.
В августе в Чернобыль приехал Валерий Леонтьев и также с четырехчасовым концертом выступил уже в самом Чернобыле, в ДК, который располагался в непосредственной близости от реактора. Но этот легендарный концерт в чернобыльской зоне неожиданно оказался уже вторым для артиста: накануне Леонтьев всю ночь выступал еще и в поселке Зеленый Мыс, где жили ликвидаторы последствий катастрофы. Произошло это совершенно спонтанно. А после концерта в Чернобыле согласился еще выступить и на дезактиваторной станции.
В сентябре в Зеленом Мысе отработала концерт и Алла Пугачева.
Было ли это в какой-то мере подвигом? Да, было.
Однако государство не спешило делать из артистов героев. Ведь в этом случае пришлось бы признавать весь ужас случившегося, правильно оценивать масштабы катастрофы, озвучивать ее последствия. Куда проще было придерживаться политики замалчивания.
Но если концерты Кобзона и Пугачевой хотя бы показали по ЦТ, то запись концерта Валерия Леонтьева увидела эфир лишь на украинском ТВ. Когда две недели спустя пленку затребовали в Москву, оказалось, что она размагничена.
Не торопилась власть одаривать артистов даже простым признанием того, что они работали в зоне Чернобыльской катастрофы. Почти никто не получил удостоверения ликвидатора последствий аварии на ЧАЭС. Лишь много лет спустя его торжественно вручили Алле Пугачевой, а Леонтьеву эту «корочку» выбила украинская журналистка.
О том, как развивались события, накануне страшной даты, мы поговорили с Валерием Леонтьевым.
– Валерий Яковлевич, как оказалось, что вы дали, получается, три концерта вместо запланированного одного?
– Я с коллективом приехал в Зеленый Мыс, и в этот же вечер мы узнали, что в Чернобыле нет света. Ну, во всяком случае, в Доме культуры, где мы должны были работать. Поэтому мы и сделали еще один концерт в Зеленом Мысе, где жили ликвидаторы, прямо там, на улице. И остались спать. А на другой день, когда свет наладили, поехали в Чернобыль. Там стоял обыкновенный городской ДК, который находился в километре от реактора. И вот там уже прошел второй концерт. Отказать в поездке на дезактиваторную станцию я тоже не смог.
– Организаторы концерта рассказывали, что вам не досталось ни респиратора, ни защитного костюма, вас никто не предупредил, что нельзя брать цветы, пожимать людям руки… Как так?
– Тогда, видимо, еще вообще было мало информации, что можно делать, а что нельзя. Но я бы в любом случае брал цветы, и пожимал руки, и обнимал людей – а как иначе?..
– Как вы вообще решились на это выступление?
– Да мы безбашенные были! Ну подумаешь, реактор!
– Поймали большую дозу?
– После концертов я поехал в Киев, а там на въезде стояли посты, где людей проверяли датчиками. И мои волосы показали высокую степень заражения. Что было делать? Ну не брить же наголо! Ведь жалко! Мне говорят: «Да ты помой голову средством для чистки ванн!» И вот мы приехали в гостиницу, было уже очень поздно, но я нашел горничную, а она говорит: «Да у нас нет такого порошка, есть вот средство, которым мы эмаль чистим». Ну, эмаль так эмаль. Я взял его и несколько раз хорошенько вымыл им голову. Конечно, потом выпало очень много волос, сильно болела кожа головы... Но со временем как-то все это забылось, да и волосы выросли.
– Какие-то сегодняшние свои проблемы по здоровью вы связываете с Чернобылем?
– Да кто же это знает?
– Не жалеете, что сказали тогда «да» и пять дней провели в зоне?
– А почему я должен жалеть? Концерт в Чернобыле, правда, был фантастический. Народ висел на всем, на чем было можно, лез в окна… В Зеленом Мысе так же было, на станции – то же самое. Люди – необыкновенные – были счастливы! Я тоже всем этим был совершенно счастлив.
– Как жаль, что теперь мы не имеем возможности это увидеть…
– Я не знаю, кто размагнитил пленку, кто отдал такое распоряжение… Но я бы сейчас поговорил с этим человеком очень грубо и позволил бы себе в отношении его самые жесткие действия. Какое он имел право на такой поступок?! Но, по всей видимости, это был настолько ничтожный человек, что даже фамилия его не сохранилась. И, конечно, спасибо Анне, что она просто выгрызла для меня удостоверение чернобыльца. Поступила как настоящий журналист, который никогда ниоткуда не уходит без должного ответа...
Каких усилий стоило Анне Шестак добиться для Леонтьева статуса участника ликвидации чернобыльский аварии, она сама рассказала «МК»:
– Все началось осенью 2010 года, с интервью, в котором Валерий Яковлевич мне рассказал о чернобыльском концерте. Его подруга, известный киевский импресарио и большая поклонница творчества Леонтьева Валентина Григоренко, в свою очередь сообщила мне, что этот концерт снимало украинское телевидение УТ-1 летом 1986 года и что она пыталась найти запись, но не смогла. Разумеется, я моментально загорелась желанием этот концерт во что бы то ни стало отыскать, оцифровать и сделать такой подарок и самому артисту, которого очень уважаю и люблю, и его многочисленным поклонникам. Причем уверенность, что именно я-то непременно найду, была совершенно необъяснимая, дичайшая, и на концерте в Киеве той же осенью 2010-го я сообщила Валерию Яковлевичу и его директору, ныне покойному Николаю Каре, что буду искать чернобыльский концерт. Происходило это за кулисами дворца «Украина», где я впоследствии стала руководителем пресс-службы. Они посмотрели на меня, как мне тогда показалось, очень удивленно и без особой надежды, но сказали: «Если хочешь – попробуй. Только у нас ничего не сохранилось. Были пропуска в зону чернобыльскую, но уже и их нет».
– С чего ты начала поиски?
– Чтобы искать что-либо, нужно знать точную дату, когда именно это состоялось, поэтому формулировка «летом 1986-го, в самый солнцепек» или «да вот сразу после аварии и ездили», конечно же, не подходила – и я пошла шарить по архивам. В Киеве их много, и в каждом что-то находилось: в Государственном кино-, фото- и фоноархиве имени Пшеничного, в архиве города Киева, в Национальном историческом... Но больше всего помогли, конечно, подшивки СМИ, которые хранятся в архиве периодики Национальной библиотеки Украины имени Вернадского. Довелось перелопатить все подшивки центральных газет за лето 86-го, чтобы найти информацию об этом концерте (и о других чернобыльских концертах звезд эстрады) и установить дату.
Точнее, даты – потому что, как выяснилось, Леонтьев и команда провели в опасной зоне с ликвидаторами не один день и дали не один концерт. И что самое важное: выступали не только в поселке Зеленый Мыс, где жили участники ликвидации, но также были на дезактиваторной станции, общались с людьми, которые там работали, давали концерт в самом Чернобыльском ДК. То есть непосредственно в Чернобыле, в очаге всей этой угрозы, о которой люди практически ничего не знали тогда.
– В архивах сохранилась какая-то информация о том, что артисты сами пострадали в зоне аварии?
– По мере того как я в эту информацию закапывалась, я узнавала жуткие подробности о том, как много артистов, включая, например, замечательного певца, солиста гремевшей на весь Союз «Смерички» Назария Яремчука, пострадали, лишились здоровья и впоследствии жизни из-за того, что ездили в Чернобыль. И что меры безопасности в отношении артистов там практически не соблюдались. Узнала также о большой проблеме, с которой столкнулись артисты, репортеры, телевизионщики: оказалось, что получить статус участника ликвидации последствий аварии на ЧАЭС им сложнее всего. Многие просто плюнули и от этой идеи отказались, хотя тех же новостийщиков с ТВ гоняли туда каждый день, и практически каждый из них, с кем я говорила спустя годы, перенес онкозаболевание. Но для государства связать эти диагнозы с поездками в Чернобыль люди, увы, не могли.
– Как ты находила людей, которые были задействованы в процессе организации тех концертов?
– После выхода интервью с Леонтьевым мне позвонила читательница, которая представилась как Галина Ивановна Трянова. Она оказалась легендарной женщиной в истории советской Украины, которую называли «Жанной д'Арк из Припяти».
В 86-м году она была секретарем Припятского горкома партии и начальником Чернобыльского штаба, то есть непосредственно организатором концертов звезд для ликвидаторов. Сказала, что хорошо помнит приезд Леонтьева в Чернобыль и Припять и что, если нужно, готова стать свидетелем, чтобы помочь доказать присутствие Валерия Яковлевича и его музыкантов в зоне аварии на ЧАЭС. Мы встретились, я была у нее в гостях в Киеве, и она действительно дала эти показания, которые были нотариально оформлены, как и показания других участников событий. (Как собирать и оформлять – тоже было целое дело: пришлось перелопатить украинское, а затем еще и законодательство РФ.)
Галина Трянова рассказывала Анне, что концерт в Зеленом Мысе, который Леонтьев дал помимо концерта непосредственно в Чернобыле, в километре от реактора, длился всю ночь. Огромная многотысячная толпа не хотела расходиться даже под утро. Валерий Яковлевич спел все, о чем его просили, и ответил на все вопросы ликвидаторов. Люди стоя аплодировали и кричали: «Ва-ле-ра!» При этом артиста никто выступать в Чернобыль не тащил, не делал никаких соблазнительных предложений, не сулил ни малейших благ: он сам изъявил желание приехать, чтобы поддержать людей, находящихся в зоне смертельной опасности.
– Пленку с концертом найти все-таки не удалось? Кто отдал приказ ее размагнитить?
– После беседы с Галиной Тряновой, имея целый ряд данных, я отправилась на улицу Мельникова, в так называемый «Карандаш» – это здание УТ-1, а ныне Первого национального телеканала, Общественного телевидения Украины. Цель была, конечно же, попасть в архив и узнать судьбу концерта Леонтьева, который, как я уже знала совершенно точно, снимало украинское телевидение. Поработать в архиве меня пустили, но, увы, оказалось, что пленка, скорее всего, как и предположил Валерий Яковлевич, была использована повторно. Этот концерт не сохранился. Кто отдал такое распоряжение, осталось неизвестным. А может, просто по глупости размагнитили – из-за непонимания ценности этого концерта. В этом плане больше повезло Алле Борисовне, чье выступление в Зеленом Мысе запросило в свое время ЦТ, и таким образом запись уцелела. Вообще, архивы не оцифрованные, где пропадает ценнейший материал, – это, пожалуй, беда как Украины, так и России.
– Как тебе пришло в голову добиться для Леонтьева оформления документа «чернобыльца»?
– Ну а что мне было делать? Не нашла концерт – значит, попытаюсь доказать факт пребывания! Концерт же кто-то снимал, верно? Я нашла и режиссера Александра Косяченко, и руководителя, и замруководителя Главной музыкальной редакции, которые работали на концертах звезд в 1986-м, со всеми пообщалась. К тому же люди писали письма, звонили, говорили, что да, был такой концерт...
В общем, это все меня подбодрило, и, хотя прошел год мытарств по сбору сведений, сдаваться не хотелось. Поскольку Валерий Леонтьев в 86-м был артистом Луганской (Ворошиловградской) областной филармонии, я, заручившись его поддержкой в виде доверенности, обратилась в Луганск: не сохранились ли документы, подтверждающие факт командировки в Чернобыль?
– Удалось найти документы?
– Да! Бухгалтерские книги и ведомости, где указано: была такая-то оплата (повышенная, хоть и весьма незначительно) за ряд концертов в Чернобыле в августе 1986-го. Выписка, копии, справка – все, как положено, было получено. Документов была уже весьма внушительная папка. Но юристы, с которыми я консультировалась, надежды особой не давали: мол, доказательства-то есть, однако косвенные, вам придется все доказывать через суд, да еще в России, потому что он гражданин РФ, в общем, ничего у вас не выйдет...
– То есть тебе пришлось оформлять необходимые документы и дома, и за границей – в России?
– История эта была очень изматывающая, потому что бюрократическая: каждую бумажку приходилось ждать неделями, а то и месяцами. Потом еще добавились поездки в Москву: меня, наверное, помнят и в соцзащите, во всех отделениях, и в Главуправлении МЧС, потому что осень-зима 2011–2012 годов – это были ежемесячные поездки туда, со всеми этими «я отсюда не уйду, пока вы не дадите мне ответ, а не отписку!»
– Каким образом удалось подтвердить, что ты имеешь право на сбор документов?
– У меня была генеральная доверенность, оформленная нотариально. Мне было можно. Некоторым мелким чиновникам, у которых, когда они слышали фамилию Леонтьев, в глазах нули загорались (справедливости ради должна сказать, что таких были единицы, в основном просто встречались классические бюрократы), я прокручивала запись беседы с ними и показывала, помимо доверенности свое журналистское удостоверение.
– Наверное, чиновники сильно удивлялись, когда слышали столь знаменитую фамилию?
– Вопросов ко мне было много, и очень смешных. Самый популярный: «А вы Леонтьеву кто?» Доверенное лицо – ну, это был неинтересный, особенно для женщин-служащих, ответ. «Нет, ну, может, вы родственница?» – «Нет, не родственница». – «Ну, может, дочь друга детства?» – «И это мимо». – «Тогда с какого перепугу он вас аж из Киева выписал это делать?» Вот здесь, кстати, надо сказать, что меня НЕ нанимали и не выписывали откуда-то для выполнения этой работы: это было добровольно и искренне. Мне хотелось сделать для любимого артиста что-нибудь хорошее.
– Почему так долго приходилось ходить по кругу, если все необходимые документы были собраны еще в Киеве и Луганске?
– Каждый раз, как любят говорить чиновники, не хватало то подписи, то печати, и однажды (это был концерт в Электростали, перед Новым годом-2012) Валерий Яковлевич мне сказал: «Ань, ну мне тебя жалко, давай ты, наверное, с этим завязывай». Теперь уже я на него посмотрела, как он на меня в ДК «Украина» в первую нашу с ним «чернобыльскую» встречу, и сказала: «Не-е-е, будет или по-нашему, или так, как хотим мы с вами!»
– Как долго в итоге длилась вся эта эпопея, во сколько по времени тебе встало это самое «как хотим мы с вами»?
– В марте 2013-го мы победили. Мне позвонили из МЧС, московского, в Киев и сказали: «Приезжайте, Анна Михайловна, «корочку» для Валерия Яковлевича получать». Факт пребывания в течение пяти полных дней в самый опасный период, летом 1986 года, был официально признан.
Знаю, что после этого к Валерию Яковлевичу обращались коллеги по сцене и спрашивали: «Как тебе это удалось?!» На самом деле, наверное, чудом это удалось, потому что мы НЕ дали никому ни одной взятки. Валерий Яковлевич объяснял так: «Грамотный человек вступился за известного, а оба они, видимо, еще и фартовыми оказались». И, конечно, спасибо тем людям, которые были нашими свидетелями (кстати, их показаний хватило, и мы обошлись и без юристов, и без суда).
– Кто ближе всего принял твои усилия к сердцу и больше всего помог?
– Пожалуй, Наталья Сергеевна Абрамова, руководитель музыкальной редакции УТ-1 в 80-е годы. Она так переживала за меня и столько сделала, собрала, собственно, всю тогдашнюю съемочную группу, стала моим другом на последующие несколько лет... Мы не успели получить для нее чернобыльскую «корочку». Долгие годы после регулярных поездок по работе в зону катастрофы она боролась с онкологией – и, к сожалению, весной 2015-го Наташи не стало.
Наталья Абрамова рассказывала Анне, что ЦТ сначала затребовало для эфира только концерты Аллы Пугачевой и Иосифа Кобзона, а концерт Валерия Леонтьева запросило лишь недели через две-три после украинского эфира. Тогда-то и выяснилось, что пленку уже размагнитили, хотя, как говорила сама редактор, это был поистине уникальный концерт. Народу было столько, что, когда Леонтьев подъехал к концертному залу, он элементарно не мог открыть дверь машины: вокруг плотной стеной стояли люди. ДК был рассчитан на 300-400 мест, но под стенами здания собралось порядка десяти тысяч (!) желающих попасть на концерт. И тогда забитые окна ДК выбили и распахнули настежь вопреки существующей уверенности, что стены защищают от радиации, – чтобы те, кто не мог видеть концерт, получили возможность его хотя бы слышать, А Леонтьев, осознав, сколько людей не могут попасть на его выступление, сделал то, что никому другому и в голову бы не пришло. Во время исполнения песни «Зеленый свет» он, не прекращая пения, выпрыгнул в окно и обежал часть собравшихся зрителей. «Никто такого не ожидал, – рассказывала Анне Абрамова, – Валерий все прикинул перед концертом, обошел здание, осмотрел окошечки... А потом – раз, фрамугу вынес и на улицу сиганул! Толпа окружила его и не отпускала, люди обнимали, жали руку, плакали... А потом подхватили его и с рук на руки донесли до сцены!»
– Наталья Сергеевна – легенда украинского телевидения, супруга выдающегося музыканта-виолончелиста Виталия Мальцева, который и концертировал, и преподавал от США до Японии, сама музыкант и музыковед… Она искренне переживала за каждого артиста. Очень жаль, когда уходят такие люди, и уходят неоцененными. Вот кого из всех участников нашей эпопеи стоит благодарить в первую очередь, так это Наталью Абрамову.
А мне просто везло на хороших людей, любящих Леонтьева и его творчество. Чернобыльское удостоверение – это не цацка, а признание заслуг, признание уже ставшего историческим факта, поэтому для меня было важно, чтобы у Валерия Яковлевича оно было. А самая большая награда (и это без пафоса, так оно и есть) – то, что люди в зале на съемках юбилейной программы «ДоРе», посвященной Леонтьеву, встали, когда услышали, как много времени он провел с ликвидаторами и как общался с ними непосредственно в зоне этой беды мирового масштаба. Не просто выступил и уехал…
