Пострадавшая от полицейского на митинге Юдина рассказала о проблемах со зрением

По ее словам, в палату извиняться приходил другой полицейский

Прошло уже более двух месяцев с того момента, как жительницу Ленинградской области во время несогласованной акции пнул в живот полицейский. После того как некий «Коля» явился к женщине в больницу с цветами и попросил прощения, сотрудник МВД будто исчез. О нем и о санкциях в отношении него ничего не слышно. А что же с самой пострадавшей – Маргаритой Юдиной? Об этом она рассказала нам сама, приехав ненадолго в Санкт-Петербург.

По ее словам, в палату извиняться приходил другой полицейский

Вечером накануне встречи Маргарита написала, что кто-то разгромил их семейную баню – небольшое отдельное строение на участке. Украли заслонки и дверцы от печи. «Мыться нечем» – написала женщина. Пошли в городскую баню, но она на ремонте.

Я была готова проводить Маргариту в городскую баню в Петербурге, куда хожу сама, но поздно вечером она написала, что смогла приспособить в качестве заслонок листы железа – воду нашли, удалось помыться. Интервью состоится. Первым делом при встрече спрашиваю ее про этот инцидент. 

–​ Маргарита, расскажите, что за история с баней? Вы вчера говорили. 

– Да, кто-то пришел и разломал. Не буду говорить кто, потому что не знаю: это могут быть какие-то бомжи, а может – и провокация против меня. Все разломано, выкорчевано...

–​ Забрали именно металлические части? 

– Забрать можно не разломав, а тут именно сломали. 

–​ По поводу уголовного дела, которое так и не возбудили (в отношении сотрудника ППС, который вас пинал), есть какие-то подвижки?

– Нет никаких подвижек. Тянут время и врут внаглую – просто отписки. Уже две бумаги с отказом есть. Сначала общественники подавали заявление на этого парня – им пришел отказ. А потом адвокаты подавали от моего имени – на днях тоже пришел отказ. Не стесняясь пишут, что якобы не могут найти того сотрудника. Получается, тогда  его сразу нашли и притащили в больницу, а теперь найти не могут. Если там действительно был он, конечно. А если это был не он – то, получается, это все был спектакль.

–​ Вы бы сейчас смогли узнать человека, который вас пнул?

– Стопроцентной вероятности нет, но, думаю, я бы его узнала. Посмотреть на него я хотела бы...

–​ А можете его описать?

– Мне показалось, что тот парень, который шел на меня – или, как говорят, будто я на него, – мне показалось, глаза у него зелено-карие, а не голубые. И он был ненамного выше меня, не до такой степени. А тот, который приходил в палату, мне показался очень высоким – в палате я сразу подумала, что это не он. Но, возможно, это из-за того, что я лежала. И глаза у него светлее были... У меня ведь еще состояние было странное. Перед его приходом мне в реанимации вкололи успокоительное, а от него чувствуешь себя, как пятилетний ребенок, который как будто совсем не соображает, не понимает, что происходит. Я сначала была против, сказала никого ко мне не пускать. И когда он пришел в палату, у меня было только желание: чтобы мне вернули одежду, и я могла уйти оттуда. Мозги не работали – только страх, тревога и «овощное» состояние. 

–​ Какие последствия по здоровью после травмы?

– Жаловаться не хочу, но последствия есть. Ребро болело два месяца, печень под ним. Но это ладно. Память хуже стала из-за черепно-мозговой травмы, зрение ухудшилось. Я в первые дни вообще очень смутно видела, все расплывалось в глазах. Рваные какие-то картины в глазах были. Наверное, самое серьезное из последствий – это именно зрение. Сейчас уже получше стало. Но память еще из-за стресса могла стать хуже, из-за провокаций.

–​ Вот к слову про провокации: как к вам соседи сейчас относятся? Были случаи, что после этой истории с вами кто-то отказался работать как с репетитором?

– Соседи подходили, говорили, что кто-то обзванивал всю нашу деревню (я так называю окраину, пригород Луги, где живу), а у нас там больше двадцати домов. Предлагали деньги за то, чтобы полили нашу семью грязью. Были те, кто согласились, – про этих людей там и раньше все понимали, что они стукачи. Но чаще люди подходили и говорили: «Предлагали денег за то, чтобы тебя грязью полить, а я думаю, за что – вы же нам ничего плохого не сделали!»

–​ А кто предлагал деньги?

– Непонятно, но все говорят, что звонили из Москвы.

–​ Сразу после того, как ваша история стала известной, у дома заметили машины органов опеки и прокуратуры. Они сейчас продолжают приходить? Что они хотят?

– Не знаю чего хотят, мы дома не всегда бываем, сейчас живем у знакомых. Но, например, сегодня нам долбили в дверь. Мы ходили с сыновьями по делам, и они пришли именно в этот момент – то есть знали, что нас дома нет. А дома дочка была. Говорит, слышала, как стучали в калитку и кричали ее имя. Бибикали: на машине приехали. Она испугалась, что это опека. Но точно я знать не могу. Дочь говорит, машина была гражданская, не полицейская. Она закрылась, замуровалась и дома сидела.

–​ Вы ещё в одном из интервью упоминали, что у сына была «история с уголовной статьей за клевету». Расскажите, в чем там было дело?

– Дело было так. У меня старший сын и дочь шли в феврале 2018 года по Луге – полиция остановила, начали спрашивать, где документы. Повалили на землю, затащили в машину. Говорили: мы на тебя сейчас «уголовку» повесим. А рядом с машиной сестра его стояла, она начала плакать, народ начал собираться... Поэтому, видимо, его и отпустили, не повезли в отдел. Там вокруг много камер, все было зафиксировано. Я возмутилась, написала заявление в СК. А там сказали, что все изображения якобы пропали. Показали только кусок, как полиция подходит к ним, и они разговаривают. Нашли лжесвидетеля, который подтвердил, что ничего как будто не было. Хотя над ним там измывались: у него и царапины были, и ссадины, и справка об освидетельствовании. Тогда на нас начали вешать 306-ю статью Уголовного кодекса, стали мне на работу звонить – а я тогда работала в воинской части. Там, на работе, конечно, испугались и сразу меня уволили. Средний сын очень переживал из-за этого всего, и у него на нервной почве проявился диабет.

 Когда все это было?

– В начале 2018 года, в феврале-марте, все это было, а в апреле меня уволили. И в апреле как раз сын заболел.

–​ Вы упоминали, что сыновьям сложно найти работу. Как сейчас у них дела?

– В Луге нет работы. Иногда, бывает, они подрабатывают целый месяц, а им платят пять тысяч рублей. Или вообще за банку консервов работают.

–​ Вы еще говорили, что сейчас очень дорогие дрова, а у вас печное отопление. Как удалось пережить долгие холода? 

– Да, мы собираем валежник. Нам привез дрова кто-то из благотворителей. Вчера целый день вот пыталась баню растопить.  Мы ее сами построили в конце 2018 года ради сына: он диабетик, у него проблемы с печенью, ему нужно мыться почаще, хотя бы два раза в неделю. Я еще хочу теплицу поставить, чтобы выращивать там цветы на продажу. Предложила сыновьям заняться растениеводством.

–​ Сейчас как раз огородный сезон начинается...

– Да, и сейчас, в апреле, начнется сезон подготовки к ЕГЭ, я обычно в это время репетиторствую, дома почти и не бываю. У меня все ученики поступают – даже те, у кого изначально математика не очень. Научить на самом деле всему можно человека...

Весной Маргарита намерена заниматься домом и репетиторством. В прихожей надо поправить подгнившие полы, где-то вставить стекла – словом, привести дом в порядок. Есть и планы сделать на участке бассейн – чаша уже оформлена. Сыновья Маргариты, по ее словам, продолжают подрабатывать где получится. 

Сюжет:

Санкции

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28506 от 29 марта 2021

Заголовок в газете: Пинал один, извинялся другой?

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру