Это, действительно, очень странный каприз Судьбы. Истории сердечных увлечений двух последних российских монархов – отца и сына, в годы их молодости оказались похожи как две капли воды. И Александр Александрович Романов, будучи наследником престола, и Николай Александрович Романов в то время, когда он являлся цесаревичем, пережили одинаковые любовные коллизии.
Каждый из них испытал всепоглощающую первую любовь, ставшую однако совершенно бесперспективной. Ведь дама сердца не была по происхождению достойной парой будущему царю для заключения с ней официального брака. А потому пришлось задушить в себе это чувство и обратить внимание на более подходящую с точки зрения династических интересов персону. И в обоих случаях такой поначалу вроде бы спланированный родителями помимо воли самого наследника «служебно-монархический роман» превратился потом в обожание, продлившееся много лет.
Так было у Николая Александровича. Но точно так же было несколькими десятилетиями ранее у Александра Александровича.
Вспомним телеграфно историю взаимоотношений Николая с двумя его главными женщинами.
В неполных 22 года цесаревич встретился с очаровательной балериной Малечкой Кшесинской. Их отношения переросли в бурную страсть и продолжались, хотя и с перерывами, на протяжении более трех лет. Но когда родителями – императором и императрицей, было принято решение о желательности заключения брака наследника престола с германской принцессой, Николай прекратил встречи с возлюбленной. Это далось ему нелегко, однако он не захотел делить себя между двумя женщинами и изменять законной супруге. Впрочем, сердечная рана от расставания с Кшесинской затянулась быстро, поскольку цесаревич по-настоящему влюбился в «назначенную» ему Алису Гессенскую. С этой немкой, вошедшей в русскую историю под именем императрицы Александры Федоровны, Николай Александрович Романов прожил в любви и согласии почти 24 года – вплоть до трагической для всей их семьи июльской ночи в подвале дома Ипатьева.
А теперь «отмотаем» ленту времени назад, в начало второй половины XIX века, и посмотрим, как складывались дела на любовном фронте у Романова-старшего – будущего императора Александра III.
«Милая Дусенька»
Второго сына, родившегося в семье государя Александра II зимой 1845-го, назвали в честь отца. Среди домочадцев у него было прозвище «Бульдожка» - за характерный взгляд огромных глаз. Царевича, не претендовавшего по закону о престолонаследии на трон, готовили к карьере военного.
Весной 1864 года 19-летний Александр Александрович увидел на церемонии в Зимнем дворце новую фрейлину своей матушки, императрицы Марии Александровны – княжну Марию Мещерскую. Эта встреча оказалась одним из важнейших событий в личной жизни будущего российского монарха.
Мария была на год старше него. Родившись в семье дипломата князя Элима Петровича Мещерского (тот умер вскоре после появления на свет дочери), она детские годы провела за границей – в Париже, Ницце, Риме. Лишь к 18 годам девушка переехала жить в Россию. Там некоторое время спустя, благодаря протекции влиятельных родственников, стала фрейлиной государыни.
Молоденькая княжна оказалась в гуще придворной жизни: бесконечная череда официальных церемоний, традиционных ритуалов, выездов, балов… По ходу их Мария часто встречалась в том числе и с царевичем Александром. Он сразу обратил внимание на эту девушку, да это и не мудрено. Вот как описывала Мещерскую одна из современниц: «Она необычайно красива, дивно сложена... Черные глаза, глубокие и страстные, придавали ее изящному лицу из ряда вон выходящую прелесть. Звук голоса ее был мелодичен, и на всем существе ее наложена печать какого-то загадочно-сдержанного грустного чувства, очень обворожительного…»
Сыну императора не сложно было организовать все так, чтобы Мещерская стала регулярно бывать на увеселительных мероприятиях, устраиваемых придворной молодежью, – танцах, играх, верховых прогулках. Упоминания о фрейлине замелькали в дневниковых записях Александра, в его письмах.
«…Ездили с обществом в Павловск на ферму и пили там чай. М. Э. Мещерская ездила с нами также верхом…»
«…Отправился с А. Б. в Павловск и гуляли в парке в надежде встретить М. Э.»
Соратники царевича по развлечениям стали замечать, что теперь он старается в играх, в танцах выбирать себе партнершей именно Мещерскую. А сам Александр откровенничал в дневнике:
«…В собрании играли все в лото. Очень было приятно, потому что я сидел около М. Э.»
«…Играли в мистигри, сидел как обыкновенно. Каждый день то же самое, было бы невыносимо, если бы не М.»
Девушка сперва просто позволяла царскому сыну проявлять знаки внимания к себе, но постепенно и сама стала показывать признаки встречного интереса. Впрочем Мария все-таки старалась на людях не демонстрировать слишком откровенно неравнодушие к царевичу.
Однако очень зоркий к подобным вещам высший свет, конечно же, не преминул подметить особо приязненные отношения двух этих молодых людей. Толки-кривотолки становились все оживленнее. Это очень раздражало молодого царевича. Следы такого раздражения проскальзывают в его записях:
«Опять начались сплетни. Проклятый свет не может никого оставить в покое. Даже из таких пустяков поднимают истории. Черт бы всех этих дураков побрал!!!... Сами делают черт знает что, а другим не позволяют даже видеться, двух слов сказать, просто – сидеть рядом. Где же после этого справедливость?!.»
Их общение в духе того времени сопровождалось оживленным обменом письмами и записками, передаваемыми через доверенную подругу княжны фрейлину Александру Жуковскую. В посланиях Александр называл свою возлюбленную «милой Дусенькой».
Роман развивался, но до чего-то «такого» дело не доходило. Вот, пожалуй, одна из самых смелых ситуаций, возникших между ними:
«Что бы я дал за один поцелуй от нее. Были минуты, когда было недалеко до этого, но все-таки было нельзя, потому что В. А. или Владимир были там, хотя и не видели и не слышали, что мы делали. Когда мы христосовались, то эта минута была для меня каким-то сном, когда я прикасался губами к ее губам, почти к самым губам», - писал царевич в дневнике весной 1865 года
Видели ли эти двое какие-то реальные перспективы развития своих отношений? Ведь их брак оказался бы неравным: царский сын и «простая» княжна. Впрочем, подобные морганатические семейные союзы среди Романовых прежде случались, так что молодые люди все-таки могли предполагать, что у их любви есть будущее.
Но произошло событие, которое резко изменило ситуацию, изменило статус Александра Александровича. Из прежних кандидатов в высокопоставленные военные он вдруг превратился в цесаревича – наследника российского престола.
Брат за брата
Сперва наследником являлся старший сын Александра II великий князь Николай Александрович. Именно его готовили к предстоящему управлению страной. Но помимо преподавания лучшими специалистами необходимых для правителя наук – государственного права, истории, экономики, был и еще важнейший пункт в этой программе. Будущему монарху требовалось подыскать подходящую жену. Конечно, в списки претенденток входили лишь представительницы правящих в Европе фамилий.
После некоторых колебаний царь и царица выбрали в качестве невесты для Николая дочь короля Дании Христиана IX принцессу Дагмар. Надо ли говорить, что скандинавский правитель был в восторге от перспективы породниться с одной из могущественнейших монархий мира.
Летом 1864 года Никс (так называли близкие старшего сына царя) отправился в заграничную поездку. Посетив Копенгаген, цесаревич познакомился со своей будущей супругой, после чего было официально объявлено об их помолвке.
Но до свадьбы дело так и не дошло. Осенью того же года Николай, путешествуя по Италии и Франции, заболел и вынужден был задержаться для лечения в Ницце. Увы, диагноз оказался серьезным – туберкулезный менингит. Усилия врачей не помогли, и Николай Александрович Романов скончался в апреле 1865 года.
Одним из последствий этой неожиданной смерти стало то, что наследником российского престола провозгласили второго сына императора - Александра.
Для него самого столь крутой поворот в судьбе оказался отнюдь не желанным. Великий князь совсем не хотел становиться в будущем во главе огромного государства. Однако помимо этой еще пока отдаленной перспективы новый статус внес коррективы и в его личную жизнь.
После того, как Александр стал цесаревичем, перед ним замаячила близкая перспектива женитьбы. Это для «рядового» царского сына можно с обзаведением семьей повременить, а для наследника престола данный шаг имеет государственную важность. Значит, скоро появится невеста, подысканная родителями. А в преддверии такого события наличие амурных отношений с одной из фрейлин двора – это же явный моветон!
Подобные обстоятельства вынудили Александра стать разрушителем своей первой любви. 19 июня 1865 года, встретившись с Мещерской во время прогулки, царевич сообщил, что они больше не могут «оставаться в таких отношениях, как были раньше».
Упомянув об этом в дневнике, он записал еще: «Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился… Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто, без свидетелей, то будем всегда откровенны».
Действительно, у молодых людей не хватило силы духа разом оборвать все, к чему они уже привыкли за прошедшие много месяцев. Александр и Мария продолжали время от времени встречаться, обмениваться посланиями. Однако их «шалости» оказались разоблачены.
«…Опять пошли неприятности. М.Э. мне сказала, что к ней пристают, зачем она садится возле меня так часто? Но это не она, а я сажусь возле нее. Снова придется сидеть Бог знает где и премило скучать на собраниях. О, глупый, глупый свет со своими причудами!» (Из дневника цесаревича. 9 ноября 1865 г.)
В один из дней князь Владимир Мещерский – кузен Марии, выкрал у нее послания Александра и отнес их императрице. Последовали неприятные сцены. Государыня упрекала сына, что он не понимает, насколько неприлично в его нынешнем статусе так себя вести. В то же время фрейлина Мещерская получила «выволочку» от обер-гофмейстерины графини Тизенгаузен: девушке было сказано, что это крайне безнравственно с ее стороны – «открыто бегать за наследником».
Такие воспитательные меры не дали однако нужного результата. Общение Александра и Марии продолжилось, хотя и в более законспирированных условиях.
Невеста по наследству
Между тем царская чета, поразмыслив, пришла к выводу, что от добра добра не ищут, а потому на роль супруги нового цесаревича прекрасно подойдет невеста его умершего старшего брата. Накануне Рождества при очередном разговоре с сыном императрица упомянула, что они с отцом «были бы рады, если бы он и Дагмар стали мужем и женою». «Бульдожка», помолчав ошеломленно, пробормотал, что согласен «сделать все, что надо». А спустя пару недель уже сам Александр II объявил сыну свое желание: нужно жениться на Минни (так в царской семье называли принцессу Дагмар).
Соответствующая «утечка информации» ушла и в Копенгаген. Датский король был, естественно, не против. Теперь предстояло повторить традиционную церемонию: визит будущего жениха, знакомство молодых, официальное объявление о помолвке. Впрочем излишняя поспешность с российской стороны была бы здесь неуместна: негоже могущественной династии откровенно демонстрировать свое нетерпение заключить родственный союз с куда менее значимой датской короной.
Возникшая пауза в событиях могла оказаться весьма полезной для цесаревича. У Александра появилось время, чтобы приучить себя к мыслям о другой женщине. Но молодой человек не очень-то спешил с этим. Для него по-прежнему светом в окошке оставалась «милая Дусенька». Именно такой вывод можно сделать, прочитав записи в дневнике.
«Я ее не на шутку люблю, и если бы был свободным человеком, то непременно бы женился, и уверен, что она была бы совершенно согласна. Как хорошо простым смертным: они принадлежат сами себе, они могут вести угодную себе жизнь, строить ее, исходя из личных пристрастий и желаний!»
«…Только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М. Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Dagmar, которую не могу любить… Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! ...Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола… Я не хочу другой жены, как М. Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться и, может быть, я буду счастлив с Дусенькой и буду иметь детей. Вот мысли которые меня все больше занимают, и все, что я желаю.»
«…Я каждый вечер молю горячо Бога, чтобы он помог мне отказаться от престола, если возможно, и устроить счастье мое с милой Дусенькой».
А вот и совсем уж откровенное признание молодого человека, доверенное им бумаге в пасхальные дни 1866-го: «Мне теперь мало видеться только с М.Э., что прежде уже для меня было счастьем; я чувствую, что это теперь меня не насыщает и мне надо большее, но что это – большее?» Вслед за знаком вопроса – многоточие.
Сама Мария тоже, судя по всему, не стремилась радикально разрушать те «амуры», которые у нее возникли с царевичем. Неужели все-таки надеялась на какое-то их серьезное продолжение? Во всяком случае известен факт: в апреле 1866-го княжна отказалась от весьма выгодной для нее партии – отклонила предложение князя Витгенштейна.
Европейские журналисты не оставили без внимания события, разворачивающиеся вокруг возможной женитьбы русского цесаревича на датской принцессе. Вернее – подозрительное отсутствие таких событий. Им удалось проведать о продолжающихся сердечных отношениях Александра и Марии. Заметки на сей счет появилась в газетах. И вызвали оживленные пересуды. Выходит, наследник российского престола не намерен брать в жены дочь датского короля?
Назревал международный скандал. Христиан IX отправил в Петербург письмо своему русскому «коллеге», с просьбой сообщить, каковы же матримониальные планы великого князя Александра Александровича.
У Романовых-старших произошел после этого очень серьезный разговор с сыном. Стоило лишь царевичу заикнуться, что он готов отречься от будущего престола ради женитьбы на любимой им княжне, как отец вспылил: «Я тебе просто приказываю ехать в Данию и просить руки бедной Дагмар». Вслед за тем царь пригрозил, что велит выслать Мещерскую из России. У 21-летнего Александра не нашлось аргументов против столь силового подхода к решению его сердечных проблем.
Однако драмы в духе любовных романов не последовало. Будучи поставлен перед фактом, наследник престола покорился родительской воле. «Амуры» с Мещерской отныне для него закончились окончательно. Требовалось сосредоточить все свое внимание на датской принцессе.
«Теперь настанет совсем другое время, серьезное, я должен думать о женитьбе и, дай Бог, найти мне в жене моей друга и помощника в моей незавидной доле… Прощаюсь с М. Э., которую любил, как никого еще не любил, и благодарен ей за все, что она мне сделала… Сколько раз я хотел отстать от этой любви, и иногда удавалось на несколько времени, но потом опять сойдемся и снова мы в тех же отношениях. Но, слава Богу, что удалось преодолеть себя, и М. Э. в радостном и счастливом прошлом, а вся душа моя устремлена в будущее». (Из дневника цесаревича. 23 марта 1866 г.)
Один из придворных, С. Д. Шереметев писал: «Он преклонился перед необходимостью, перед долгом, но ни в каком случае, ни перед кем не лицемерил…»
В конце мая 1866-го Александр отправился на яхте «Штандарт» в Данию.
«Милая Минни»
Это была не первая его встреча с принцессой. Они уже виделись весной прошлого года в Ницце, куда Александр приехал с родителями, чтобы навестить тяжело больного брата, а Дагмар – чтобы побыть у постели умирающего жениха.
Впрочем, тогда молодые люди мало внимания обратили друг на друга. Зато теперь им предстояло более близкое знакомство.
Вероятно, сработало женское обаяние молодой датчанки, а, может быть, сам Александр настолько проникся государственной важностью налаживания приязненных отношений с Дагмар. Как бы то ни было, результатом стала очень быстрая «настройка» наследника престола «на волну» невесты, предназначенной ему родительской волей. Результаты такой «настройки» видны из письма, отправленного Александром в Петербург:
«Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни, тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье».
А что же Дагмар? Ведь она еще совсем недавно была влюблена в Николая Романова. О желании по-прежнему видеть ее своей невесткой девушке зимой написал в письме сам Александр II. Принцесса ответила такими строчками: «…Я хотела бы это услышать от самого Саши, действительно ли он хочет быть вместе со мной, потому что ни за что в жизни я не хочу стать причиной его несчастья».
Вот теперь Саша приехал – и что же? Оказалось, девушке он вполне симпатичен. Видимо, барышне импонировало и заметное смущение цесаревича при встречах, которое можно было истолковать, как признак его интереса к ней.
Остатки льда в отношениях этих двух молодых людей окончательно растаяли уже на исходе второй недели пребывания Александра в резиденции датского монарха. Подробности их любовного объяснения описал сам наследник престола в письме отцу, датированном 11 июня:
«…Я уже собирался несколько раз говорить с нею, но все не решался, хотя и были несколько раз вдвоем. Когда мы рассматривали фотографический альбом вдвоем, мои мысли были совсем не на картинках; я только и думал, как бы приступить с моею просьбою. Наконец я решился и даже не успел всего сказать, что хотел. Минни бросилась ко мне на шею и заплакала. Я, конечно, не мог также удержаться от слез… Я ее спросил, может ли она любить еще кого-нибудь, кроме милого Никса. Она мне отвечала, что никого, кроме его брата, и снова мы крепко обнялись...»
Вот такой хеппи-энд. Через 6 дней официально объявили о помолвке. Осенью того же года принцесса Дагмар приехала в российскую столицу. Здесь в церкви Зимнего дворца вскоре был проведен обряд ее крещения. Отныне датчанку называли Марией Федоровной. А 28 октября (9 ноября) 1866 года состоялось торжественное венчание молодых.
Хотя начальный период их отношений продолжался совсем недолго – от первого настоящего знакомства до того, как пошли под венец, прошло всего-то 5 месяцев, - однако брак этот оказался весьма счастливым. Александр Александрович и Мария Федоровна прожили почти 28 лет в любви и согласии. Свои письма к ней он заканчивал фразой «твой верный друг Саша», а она любила называть его «ангел моего сердца».
Их семейный союз разрушила преждевременная смерть Александра III от болезни почек в 1894 году. «Милая Минни» пережила мужа на 34 года и скончалась в 1928-м, живя в Копенгагене.
«Была глубоко несчастна»
В отличие от Александра Александровича судьба его первой возлюбленной, сложилась совсем не так счастливо. Княжну Марию Мещерскую еще в 1866 году царской волей отправили – от греха подальше, - из Петербурга в Европу. Она жила с родной теткой, княгиней Чернышевой в Париже, в Вене.
Цесаревич после этого увидел свою «Дусеньку» лишь единожды — в мае 1867 года во Франции, куда приехал вместе с отцом-монархом на открытие Всемирной выставки. Но та их встреча в доме княгини Чернышевой была мимолетной.
А вскоре стало известно о помолвке Мещерской с секретарем российского посольства в Австрии представителем знаменитой российской династии Павлом Демидовым. Очарованный девушкой дипломат сделал ей предложение, на которое Мария ответила согласием. Об этом событии Александр упомянул в дневнике:
«…Узнал вчера новость, которая меня очень обрадовала, а именно, что М. Э. Мещерская выходит замуж за Демидова. Дай Бог ей всякого счастия, - я это ей желаю от всего сердца; она заслуживает это».
Увы, пожелание Александра Александровича не сбылось. Муж Марии Элимовны оказался человеком неуравновешенным, склонным к эпатажным выходкам. Об одной из них написал в мемуарах граф С. Д. Шереметев: «...Уже беременная поехала она в театр, кажется, в Вене, когда муж ее внезапно выстрелил из пистолета в ее ложе, в виде шутки, чтобы ее напугать...» Он же уточнил ситуацию в семье Демидовых: «Она вышла замуж за великосветского савраса и была глубоко несчастна».
Впрочем даже такая далекая от идеала семейная жизнь продолжалась для Марии совсем недолго. 25 июля 1868 года она родила сына, названного Элимом, а еще через день скончалась от послеродового осложнения.
За несколько часов до этого, видимо чувствуя приближение смерти, женщина открыла свою сокровенную тайну одной из находившихся рядом подруг: «Я никого и никогда не любила, кроме цесаревича».
А сам предмет таких ее чувств все-таки тоже не забыл о своей первой любви. В 1880 году, во время своего пребывания во Франции наследник российского престола посетил последнее земное пристанище «милой Дусеньки». «Был в Пер-Лашез, на могиле М. Э. Грустно…»
