Есть, впрочем, определенный риск во вникании в детали. Картины европейского упадка, живо нарисованные Богомоловым, прямо-таки вопиют об отсутствии какого бы то ни было времени на раскачку: "Мы оказались в хвосте безумного поезда, несущегося в босховский ад, где нас встретят мультикультурные гендерно-нейтральные черти. Надо просто отцепить этот вагон, перекреститься и начать строить свой мир".
Словом, некогда лясы точить. Еще чуть-чуть - и хана: здравствуй, геенна огненная! Тем не менее, прежде чем засучивать рукава и приниматься за работу, отцепку и стройку, рискнем все-таки оставшимся в запасе временем и попробуем разобраться, все ли верно в расчетах "архитектора нового мира".
Претензии Богомолова к Европе понятны, в принципе, уже из сказанного. Не та, не та уже, старушка, что была в благословенные довоенные времена. С войны-то, собственно, все и началось: "Шок и испуг Европы перед этим взрывом первобытного в человеке оказались слишком велики. Освободившись от нацизма, Запад решил застраховаться от "атомной аварии", ликвидировав сложного человека".
Но звериное, доказывает Богомолов, - "такая же природная и органическая часть человека, как и ангелическое". Посему результат вышел чудовищным: "Современный Запад такой вот преступник, прошедший химическую кастрацию и лоботомию. Отсюда эта застывшая на лице западного человека фальшивая улыбка доброжелательности и всеприятия. Это не улыбка Культуры. Это улыбка вырождения..."
Стоп-стоп! Во всех этих якобы свежих богомоловских мыслях есть что-то очень-очень знакомое. Что, кстати, вполне закономерно: модным театральным режиссерам свойственно переиначивать на новый лад, модернизировать классические сюжеты. Нет ли и тут какой-то хорошенько подзабытой основы? Попробуем напрячь память... Ба, да это же старая добрая концепция "загнивающего Запада", родившаяся в середине XIX века в среде русских славянофилов!
Одним из первых, возвестивших о том, что Европа разлагается заживо, был Степан Шевырев - литературный критик, поэт, общественный деятель, академик Петербургской академии наук. Его статью "Взгляд русского на современное образование Европы", опубликованную в 1841 году в журнале "Москвитянин" вполне можно назвать идеологической предтечей богомоловского манифеста.
"В наших искренних, дружеских, тесных сношениях с Западом, мы не примечаем, что имеем дело как будто с человеком, носящим в себе злой, заразительный недуг, окруженным атмосферою опасного дыхания, - писал Шевырев. - Мы целуемся с ним, обнимаемся, делим трапезу мысли, пьем чашу чувства... и не замечаем скрытого яда в беспечном общении нашем, не чуем в потехе пира будущего трупа, которым он уже пахнет!"
Аргументы обоих "манифестантов" до того схожи, что с трудом верится, что их произведения разделяют почти 180 лет. "Запад декларирует себя как общество, "заточенное" на реализацию личностных свобод", - убеждает, к примеру, Богомолов. - На самом деле сегодня Запад ведет борьбу с человеком как со сложной и трудноуправляемой энергией". Короче, никакой свободой в Европе не пахнет. А пахнет, напротив, "новым этическим рейхом", в коем роль репрессивной машины играет общественное мнение.
Но точно такой же видел Европу и славянофил Шевырев! Судите сами: "Во Франции великий недуг породил разврат личной свободы, который всему государству угрожает совершенною дезорганизациею... Религия может совершать обряды свои только внутри храмов; она одна как будто лишена прав на общественную публичность, тогда как все во Франции ею безнаказанно пользуется... Все литераторы с даром слога приписаны к журналам политическим и действуют с ними заодно.
Журнализм, поддерживаемый этим скопищем литературным, этою вечно пишущею коалициею, непрерывно движущею все типографские станки Парижа, образовал такую силу во Франции, против которой уже не раз восставали голоса лучших ораторов, пекущихся о благе своего отечества... Как прежде всякая пиеса французская кончалась непременно браком, так теперь почти всякая проникнута глубоко мыслию о разводе..."
В общем, куда ни кинь - безнравственность и диктатура черни. Вывод у Шевырева тоже почти точь-в-точь богомоловский: "Мы внутренне все, более или менее, признаем необходимость разорвать дальнейшие связи наши с Западом в литературном отношении".
В силу практически полного идейного и во многом фактологического совпадения обоих произведений отпадает необходимости в отдельной критике богомоловского манифеста. Достаточно вспомнить, как оценивались творения Шевырева и его единомышленников оппонирующими им современниками. Наиболее ярким из этих критиков был, безусловно, Виссарион Белинский.
"Европа больна, это правда, но не бойтесь, чтоб она умерла, - писал "неистовый Виссарион". - Европе не в первый раз быть больною... Идя своею дорогою развития, мы, русские, имеем слабость все явления западной истории мерить на свой собственный аршин: мудрено ли после этого, что Европа представляется нам то домом умалишенных, то безнадежною больною?.. Мы предвидим наше великое будущее; но хотим непременно иметь его на счет смерти Европы: какой поистине братский взгляд на вещи!"
А вот еще одно высказывание Виссариона Григорьевича, относящееся к той полемике - и, пожалуй, еще более актуальное: России "нужны не проповеди (довольно она слышала их!)... а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью... А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей".
Как видим, за 180 лет в России изменилось не так уж много. Со своей не вполне здоровой головушки, как и прежде, предпочитаем валить на Европу. Лечить и учить ее вместо того, чтобы искать пути к решению собственных - все тех же, в сущности, - проблем. Ну а "на десерт" приведем примечательный факт биографии Степана Шевырева. Яростный критик "загнивающего Запада" в 1860-м году, за четыре года до смерти, покинул отечество, и больше в него не возвращался. Умер в Париже...
