Первое, что приходит в голову, — это коронавирус, эпидемия которого унесла много жизней. По этому поводу оценки есть — это так называемая избыточная смертность, которая фиксируется по данным загсов. Сравнивается численность умерших с усредненным показателем за несколько доковидных лет. Получается, что «избыточная смертность» по итогам прошлого года — примерно 300 тыс. человек.
А за счет чего появились оставшиеся 200 тыс. человек убыли?
Тут сыграли свою роль два фактора. Первый из них — снижение рождаемости. По данным за январь–ноябрь 2020 года появилось на свет на 59 тыс. детей меньше, чем за тот же период 2019-го. Второй фактор — численность мигрантов, принявших гражданство России, в последние годы перестала покрывать естественную убыль населения.
Вот такая арифметика. Что нас ждет дальше?
Сначала о перспективах рождаемости населения России. Мы — и об этом давно известно — находимся в глобальном тренде снижения числа рождений. Согласно международной статистике, в 2010–2015 годах на среднестатистическую российскую женщину на протяжении ее жизни приходится 1,5 рождения ребенка. В мире в среднем этот показатель равнялся 2,5; в развитых странах — 1,7.
В мае 2018 года Владимир Путин подписал указ, в соответствии с которым к 2024 году суммарный коэффициент рождаемости должен был увеличиться до 1,7. Правда, в июле прошлого года президент отменил майский указ, а в новом про рождаемость ничего не сказано.
Между тем глобальный тренд снижения рождаемости не обходит стороной и Россию. Хотя время от времени возможны небольшие флуктуации в ту или иную сторону. Так, например, после объявления в 2006 году о появлении материнского капитала и введении ряда социальных выплат суммарный коэффициент рождаемости немного подрос — с 1,3 до 1,77 в 2015 году. Но потом он начал снижаться и достиг 1,5 в доковидном 2019 году. Причина, как мне представляется, очевидна: с 2014 года началось медленное, но неуклонное падение реальных доходов населения. Это в первую очередь касается тех, кто не работает на государство, потому что бюджетникам и пенсионерам выплаты все эти годы не снижались и даже немного повышались. А если говорить о возрастном профиле тех, кто острее всех почувствовал не просто снижение собственных доходов, но и потерю личных и семейных жизненных перспектив, то это люди в возрасте моложе 35–40 лет. Иными словами, как раз те, кто обеспечивает подавляющую часть рождений в стране.
Глобальный тренд снижения уровня рождаемости, который затронул даже страны с традиционно большим числом детей, связан с тем, что по мере повышения уровня жизни основной части населения у родителей опережающим образом растут материальные представления о том, как обеспечить ребенка всем необходимым. Если еще недавно нормой считалось обеспечить ребенка элементарным питанием, одеждой и обувью, то сейчас «прожиточный минимум» включает в себя проживание в отдельной комнате, дополнительное обучение в кружках и секциях (как правило, платных), отдых с выездом в другой регион, а то и в другую страну, наличие компьютера, планшета, мобильного телефона и других подобных гаджетов. Далеко не у каждой даже среднеобеспеченной семьи есть для этого необходимые возможности и ресурсы. Поэтому и действует в отношении числа детей принцип «лучше меньше, да лучше».
Есть и еще один важный фактор, объективно снижающий уровень рождаемости, — эмансипация женщин. В своем большинстве они уже не готовы жертвовать карьерой, возможностями общения, которые объективно уменьшаются (хотя бы на время) в связи с рождением ребенка.
При этом важно отличать попытки «купить» у населения дополнительные рождения, которые, как очевидно, на глобальный результат влияют незначительно и временно, от действительно необходимых программ помощи семьям с детьми. Иначе говоря: решение о рождении ребенка — это дело сугубо самих родителей, и что-либо навязывать им глупо, но если такое решение принято, то тут государство и общество должны помогать самыми разнообразными способами. И мы тут серьезно недорабатываем, прежде всего из-за скудности финансирования.
А теперь о перспективах наращивания численности нашего населения за счет мигрантов. В последнее время был принят целый ряд решений, облегчающих получение российского гражданства. Это вполне соответствует глобальным трендам большинства развитых стран, которые, несмотря на регулярные «загогулины» своей миграционной политики, все-таки пополняют собственное население выходцами из стран с более низким уровнем социально-экономического развития. Европа это делает за счет Африки, Азии, а теперь — и бывших республик Советского Союза. США «специализируются» в основном на выходцах из Латинской Америки. Для России наиболее естественным резервуаром являются страны постсоветского пространства. Конечно, облегчая миграционные режимы, надо одновременно реализовывать эффективную политику адаптации «новых россиян» к русскому языку, культурным традициям нашего «коренного» населения. Здесь проблемы очевидны, хотя и некритичны.
Однако надо иметь в виду, что резервуар потенциальных мигрантов, переезжающих в Россию на ПМЖ, не безбрежен. Граждане Украины, Молдовы, кавказских республик все чаще предпочитают получать гражданство одной из европейских стран, что становится все проще и проще. А жители Центрально-азиатского региона, как только там улучшаются условия жизни, предпочитают никуда не переезжать, не отрываться от родной культурной среды. Это видно, в частности, на примере наиболее населенной страны этого региона — Узбекистана.
Кроме того, переезд в Россию во многом становится неинтересным из-за ухудшения нашей социально-экономической ситуации: все труднее заработать здесь сколько-нибудь значимые деньги и обеспечить своей семье достойное существование. Поэтому надеяться на то, что снижение рождаемости может быть компенсировано миграционным притоком, в российском случае маловероятно.
Так все-таки есть ли у нас шанс предотвратить быстро растущую убыль населения? И вот тут самое время обратить внимание на смертность в нашей стране. Даже если не считать жатву в виде «избыточной смертности», которую собрал и продолжает собирать коронавирус, тут есть большие резервы для прогресса. Например, ожидаемая продолжительность жизни в России в 2019 году достигла 73,4 года, но этот показатель уже сейчас составляет в Северной Америке, Европе, Австралии и Океании 79 лет. Хочу напомнить, что Владимир Путин в 2018 году постановил повысить ожидаемую продолжительность жизни в России до 78 лет к 2024 году. Однако события первой половины прошлого года заставили рывком передвинуть эту цель аж на 2030 год. И причина — не только внезапно пришедший ковид, но и системное ухудшение перспектив социально-экономического развития страны. Поэтому и 2030 год для реализации этой национальной цели выглядит малоправдоподобным, если ничего не менять.
Еще до нынешней пандемии на первый план с точки зрения озабоченности населения вышло здравоохранение, а точнее, качество его работы. Несмотря на определенные успехи, которые были достигнуты за последние 15–20 лет, доступность и эффективность медицинской помощи по-прежнему большинство россиян не устраивает. Даже вице-премьер Татьяна Голикова еще в декабре 2019 года публично заявила о том, что «и качество, и доступность услуг в здравоохранении резко ухудшились».
И если сейчас власти хотят действительно сделать что-то прорывное в социальной политике, то это касается в первую очередь медицины. Эпидемия ковида только подтвердила эту необходимость.
Тут есть несколько принципиальных вопросов, на которые общество должно дать принципиальные ответы:
— достаточно ли нынешнего государственного финансирования здравоохранения в размере менее 4% ВВП и планируемого на ближайшие годы снижения этой величины? В развитых странах этот показатель, как правило, не менее 7%;
— устраивает ли нас нынешняя модель организации здравоохранения, сшитая из лоскутов бюджетного финансирования и системы псевдострахования? В развитых странах, как правило, формируется национальная модель здравоохранения как результат широкой дискуссии, оценки собственного и зарубежного опыта;
— не кажется ли нам, что положение врача и в целом медицинского работника в России весьма напоминает потогонную систему времен Форда? В развитых странах статус врача, медсестры, санитара наполнен совсем другим смыслом — и не только из-за высоких зарплат.
Возвращаясь к полумиллионной убыли населения России в 2020 году, можно в качестве вывода сказать: это очевидный признак того, что надо наконец начинать серьезный разговор о социально-экономической ситуации в нашей стране, избавляясь от иллюзий и концентрируясь на реальных приоритетах. Для этого, конечно, недостаточно узких обсуждений в высоких кабинетах. Политическая ситуация требует формирования и реализации социальной политики вместе с обществом и исходя из интересов населения, а не отдельных, далеко не самых обездоленных его групп.
