«Прилегли, но продолжали наблюдать за монитором»
Шесть студентов-студотрядовцев Пермского медицинского университета «десантировались» в городе атомщиков Сосновый Бор Ленинградской области в середине ноября.
— В первую волну пандемии в этой больнице, Центральной медико-санитарной части №38, уже работали студенты-медики из Нижнего Новгорода, — рассказывает Алексей Бродников. — Администрация сочла этот формат работы удачным. И осенью, во вторую волну, через РСО — Российские студенческие отряды — пригласили на работу нас. Мы решили, что такой опыт будет очень полезен, собрались и поехали.
— Родители не отговаривали?
— Я объяснил маме, что в «красной зоне» на самом деле чувствуешь себя защищенным от вируса, поскольку ты в полной защите — в СИЗ, в респираторе. Если бы я пошел на практику в ту же поликлинику — там шансы подхватить вирус гораздо выше, поскольку многие люди не знают, есть у них коронавирус или нет.
Приехав в Сосновый Бор, студенты две недели проходили обучение, знакомились с больничным городком и 1 декабря вышли на работу.
У Алексея Бродникова, который учится на четвертом курсе, уже был сертификат по сестринскому делу. Он заступил на дежурство в больницу в качестве медбрата. И не в линейное отделение, где большинство больных хорошо реагируют на терапию, а в реанимационные палаты.
— Объем работы был достаточно большой. Нужно было всем поставить антибиотики, гормоны… Бывало, когда кто-то из медперсонала болел, не выходил на смену, я оставался один на весь третий этаж, где лежало около 40 пациентов. Со временем приноровился, стал работать быстрее.
— Вены научились быстро находить?
— Всем поступающим пациентам ставили внутривенные катетеры, чтобы каждый раз не искать вену. Я тоже этому научился.
Алексей вспоминает, как одна из пациенток очень волновалась, когда он приходил ей делать уколы в живот.
— Они были не столь болезненны, как неприятны. Я каждый раз ее успокаивал. Она запомнила меня по имени, начала мне доверять. Потом говорила: «Уколы в живот мне будет ставить только Алексей». Всякий раз рассказывала мне о самочувствии. Тогда я еще раз убедился, что не зря выбрал специальность врача, почувствовал, что это мое…
Студентам-медикам пришлось многое испытать. Случалось, что состояние больного, в которого врачи верили, вдруг резко ухудшалось, и наоборот — «тяжелый» пациент начинал подавать надежду.
— Я хорошо запомнил больного, который был у нас на кислороде, на СИПАПе (способ искусственной вентиляции легких при помощи создания в дыхательных путях постоянного положительного давления специальным аппаратом. — Авт.). У него был большой процент поражения легких, «скакала» сатурация. Мы все за него беспокоились, как только он срывал маску, мы бежали ее надевать… И потом в какой-то момент он начал резко поправляться. Сначала ему не нужен стал СИПАП — он просто лежал на кислороде, с использованием аппарата Боброва. Потом уже и кислородом перестал дышать. Выкарабкался. Я помню, как сидел на посту, он вышел из палаты с пакетом, сказал: «Ну все, я ухожу от вас, спасибо за все. Прощайте!» Это была победа!
Но случалось, что, несмотря на все усилия медиков, больной резко «утяжелялся» — сгорал буквально за несколько дней.
— Никак не могу забыть пациента, который поступил к нам в довольно спокойном состоянии. Сначала он лежал на 3-м этаже. Когда его состояние ухудшилось, его спустили на 2-й этаж. Ему становилось все хуже и хуже, я к нему постоянно приходил, разговаривал с ним, прилагал много усилий, надеялся на лучшее. Как только была свободная минутка, шел проверять его состояние, чтобы убедиться, не вынул ли он капельницу. Потом пришел на смену — а койка пустая, уже застеленная свежим бельем… Это страшно, когда ты общаешься с больным, он рассказывает тебе о своей жизни, а потом ты фиксируешь время его смерти.
— Расскажите о той предновогодней ночи, когда был сделан снимок в реанимационной палате.
— У нас была вечерняя смена, в восемь часов вечера мы пришли домой. Сначала мы жили в том же здании, на первом этаже, где и работали. Там было оборудовано импровизированное общежитие. Потом весь первый этаж отдали под «красную зону». И нас переселили в ближайшую поликлинику, на 6-й этаж.
В тот вечер мы сидели, каждый занимался своими делами, кто-то из ребят налегал на учебу… И где-то в два часа ночи наши коллеги из «красной зоны» написали в рабочем чате в WhatsApp, что состояние одной из пациенток в реанимации ухудшилось — она стала буйной, ее не могли успокоить. Медики оставались рядом с ней, при этом не могли делать остальную свою работу. Мы подумали с ребятами, что не можем сейчас просто взять и лечь спать. Собрались и пошли на помощь.
У женщины было что-то сродни панической атаке. Из-за гипоксии мозгу не хватало кислорода — она начала бредить, ей казалось, что ее душат… Периодически срывала маску. Мы дежурили около ее кровати, снова надевали маску. У пациентки периодически подскакивал пульс. Когда она находилась на боку и спокойно дышала, у нее сатурация была в норме. Как только срывала маску — сатурация падала. Мы ее успокаивали как могли, говорили: «Вот кислород, вот маска, это ваш шанс на спасение».
— Кто-то предположил, глядя на фотографию, что вы уснули…
— Нет, мы просто прилегли. В 8 утра нам нужно было заступать на смену. Под камерой не видно, но в палате стоял только один стул. Втроем на него не сядешь. В итоге мы решили прилечь. В защитном костюме кожа не дышит, очень жарко. А на полу было немного прохладнее. Мы ненадолго прилегли, при этом продолжали наблюдать за монитором, важными показателями — насыщенностью крови кислородом, пульсом, давлением пациентки. В этот момент и попали на камеру. Пол там, кстати, стерильный, он обрабатывается санитарами специальным составом несколько раз за смену.
В 8 утра пришла дежурная смена, а мы отправились выполнять свою работу по отделению.
— Не ожидали, что фотография станет практически «вирусной», широко разойдется по соцсетям?
— Это очень странно, но я действительно увидел много постов в Интернете. В комментариях писали: «Вы — герои».
На самом деле все врачи, медсестры, медбратья и санитары сейчас — герои. Любой медик на нашем месте поступил бы так же. Это практика в ковид-отделении останется со мной на всю жизнь. Я многому научился, многое понял. Особенно было приятно слышать слова благодарности от пациентов. В такие моменты мы понимали, что нужны здесь. Возможно, что мы в эту больницу еще вернемся.
«По одному взгляду пациента научились определять, что ему требуется»
Второй на фото — студент третьего курса Пермского меда Расуль Назаров.
— В детстве любимой книгой у меня был «Айболит» Чуковского, когда был подростком — «Собачье сердце» Булгакова, — делится с нами Расуль. — Мне импонировали люди, которые не боялись брать на себя ответственность за жизнь другого человека. Мне нравилась их самоотдача. Чем старше я становился, тем больше понимал, что хочу быть медиком.
— Откуда столь необычное имя?
— Папа у меня — татарин, мама — русская. Сейчас наша семья живет в поселке Сарс Октябрьского района Пермского края. А родился я в Казахстане. Когда мама со мной еще находилась в роддоме, собрался консилиум из авторитетных бабулечек, которые решили, что мне подходит именно это имя. Расуль в переводе с арабского означает «посланник Аллаха». С этим именем теперь и живу!
— Что было самым сложным при работе в инфекционном отделении?
— Привыкнуть к работе в полной защите. Нас сразу предупредили, что первое время не следует торопиться. Если становится плохо, нужно присесть, отдохнуть. Со временем адаптировались, втянулись. Я учусь на третьем курсе, у меня пока нет медицинского сертификата по сестринскому делу. Я был официально трудоустроен как санитар.
— Что входило в ваши обязанности?
— Гигиеническая обработка пациентов, смена нательного и постельного белья. Текущая уборка всех служебных помещений, коридоров, палат, замена физраствора в кислородных аппаратах Боброва… Мы ходили в трех парах перчаток. Две пары — это основная защита, третью меняли всякий раз после гигиенической обработки пациента. Все пришлось делать — и памперсы менять больным, и судно подносить и выносить. Со временем научились только по одному взгляду пациента определять, что ему в данный момент требуется.
— Кого-то из больных запомнили особо?
— У одной пациентки было психологическое образование. Она поделилась с нами, что чувствуют больные в период тяжелой болезни. Рассказала, что когда у пациента случается паническая атака — он перестает слушать медперсонал, снимает кислородную маску для того, чтобы, как ему кажется, отдышаться. Любой пустяк в этот период может стать для него причиной сильных переживаний. Он теряет всякую надежду, может начать кричать. Все это надо учитывать. В это время важно поддерживать больного, надо быть с ним рядом, стать, как говорится, с ним единой душой, прочувствовать его состояние.
— В ту ночь на 27 декабря, когда дежурные медики попросили о помощи, не было сомнений: остаться или идти в палату интенсивной терапии?
— Сразу решили идти. Эта пациентка сначала поступила в обычную палату, но из-за большого процента поражения легких ее перевели в палату интенсивной терапии. В ночь на 27 декабря ей стало хуже. Ее подключили к СИПАПу, кислородная маска герметично прилегала к лицу. Кислород под давлением подавался в легкие. Сложность этого аппарата в том, что к нему надо привыкнуть. Женщина хотела отдышаться, бессознательно все время пыталась сорвать с себя кислородную маску, а также катетеры с лекарствами. Сатурация при этом падала. Ей требовались повышенное внимание и особый уход. Медики оставались около нее, следили за ее состоянием.
В два часа ночи коллеги поняли, что работа по отделению начинает останавливаться. Написали в рабочую группу в WhatsApp, что нужна помощь, что сами не справляются. Мы пришли — находились рядом с пациенткой до 8 утра. Ее ни на минуту нельзя было оставить одну. Сидели, по сути спасали ей жизнь. В 7 утра, когда на мониторах были уже стабильные числа, у пациентки нормализовались давление, пульс и сатурация, мы прилегли. Но отнюдь не уснули.
Когда администрация больницы приготовила студентам благодарственные грамоты, они были уже в поезде. Отработав месяц в ковидном отделении, спешили домой, чтобы с близкими встретить Новый год. После праздников у них начиналась сессия.
— Не поделитесь планами на будущее?
— Мне хочется стать кардиохирургом, проходить ординатуру в отделении сердечно-сосудистой хирургии. Я являюсь куратором кардиошколы. В Перми есть Федеральный центр сердечно-сосудистой хирургии имени Суханова, куда поступают пациенты со всего округа. По воскресеньям мы со студентами читаем им лекции: рассказываем про их заболевание, какую надо соблюдать диету, объясняем, почему у них отекают ноги. Выдаем памятки, как обезопасить себя от повторного попадания в стационар.
«До сих пор переписываемся с пациентами»
Третья на снимке — девушка, будущий педиатр Екатерина Волкова.
— Раздумий, куда поступать после школы, у меня не было. Я любила биологию и химию, занимала на олимпиадах призовые места, поэтому выбор был однозначный: пойду в медицинский. Но на первом курсе бывало, что ревела: не могла выучить названия всех мышц и считала, что недостойна учиться в меде.
— А сколько еще в человеческом организме костей!
— Триста! После первого курса пришла в студенческий отряд, поехала работать в городскую больницу в Новосибирске. Работала санитаром в реанимации новорожденных. Стала лучшим бойцом Всероссийского студотряда. На следующий год этого звания был удостоен Расуль Назаров. Два года подряд мы приносили Пермскому краю победы…
В Центральной медико-санитарной части №38 в городе Сосновый Бор Екатерина работала санитаром, младшей медицинской сестрой.
— Сложнее всего в «красной зоне» для меня было общение с некоторыми пациентами. Люди ведь разные — были и те, кто вел себя нагло и грубо. Но я делала скидку на то, что все они переживают сейчас сложнейший период в своей жизни, борются с коронавирусом, им трудно и тревожно. Где-то старалась смолчать, где-то соглашалась с ними, чтобы не провоцировать их на конфликт. Но были и те больные, с кем я до сих пор поддерживаю отношения, переписываюсь. У одного из них было 80% поражения легких. Я участвовала в его реанимации. Все прошло успешно. Сейчас мы постоянно с ним на связи.
Екатерина Волкова считает, что любому будущему врачу нужно поработать санитаром, чтобы понимать ценность работы каждого члена команды.
— От санитара зависят чистота в отделении и то, насколько будет успешным выздоровление пациентов. Ведь есть такая вещь, как внутрибольничная инфекция; чтобы ее не было, зависит от младшего медицинского персонала.
Екатерина подчеркивает, что с ребятами-студентами, кто работал в ковид-отделении, они были одной командой. Поэтому, когда коллегам потребовалась помощь в ночь на 27 декабря в реанимации, они отправились в отделение втроем.
— Потом этот снимок, сделанный с монитора, назвали «фотографией года». Пандемии повторяются каждое столетие: в 1820 году, в 1920-м, в 2020-м… Так получилось, что мы стали частью этого события. Хорошо, что сейчас благодарят врачей. У нас в городе даже висит соответствующий баннер. Но не хочется, чтобы это было как с ветеранами, которым говорят «спасибо» 9 Мая, дарят им подарки, а потом на целый год про них забывают.
Катя поделилась с нами, что однажды, когда она объясняла одному пациенту принцип работы аппарата Боброва, через который подается кислород, а также действие антибиотиков, он заметил: «Вы так хорошо все излагаете, таким доступным языком, — у вас явно педагогический талант, вам надо преподавать».
— А я ведь на самом деле после окончания медицинского университета, хотела бы остаться преподавать в родном вузе. Но, может быть, даже и не в своем.
— Что дала вам работа в инфекционном отделении, в «красной зоне»?
— Я больше погрузилась в практическую медицину. Лучше узнала себя, утвердилась в собственных силах. Стала тверже характером.
