Из гнезда «Черного беркута»
В 2013 году Московский областной суд вынес приговоры всем, кто был причастен к теракту в аэропорту «Домодедово». Трое из них получили пожизненный срок. И вот передо мной один из этих трех. Он согласился общаться со мной, но не дал разрешение на то, чтобы я указала его фамилию. Однако, сопоставив факты, вы без труда поймете, кто это.
Я начинаю с традиционного вопроса про «большой переезд», ведь почти все осужденные прибыли сюда недавно из другой колонии, которую закрыли.
- Вас этапировали сюда из «Черного беркута». Про эту колонию ходили страшные слухи. Расскажите?
- Условия там были плохие. Осуждённые в туалет ходили в ведро. Канализации не было. Такое, наверное, только в России возможно.
— В «Беркуте» передвигались арестанты только «уточкой» (поза, когда человек сильно согнут, голова к коленям – прим. Авт.)?
— «Ласточкой», вы хотели сказать? Мы так назвали. Когда я приехал туда в 2015 году, то уже так не ходили. Рассказывали, что до меня это было.
В других колониях до сих пор «ласточка» есть - в «Черном дельфине» например. У меня там брат сидит, он написал об этом.
— Хотели бы сидеть вместе с братом?
— В одной колонии? Конечно. Но с братом я хотел бы сидеть в Ингушетии или хотя бы где-то на Кавказе.
—Думаете, там лучше?
— Да при чем здесь лучше-хуже… У меня мать операцию перенесла. У меня свидание с ней было назначено. Она сюда сейчас никак не сможет приехать. А если бы я сидел на Кавказе, там всюду на машине доехать можно.
Сюда же билеты на самолет - а по-другому не доехать - стоят невероятно дорого, если со средними российскими зарплатами сравнивать.
— Это факт. С другой стороны, сотрудники говорят, что улучшились условия содержания.
— В чем-то тут лучше, естественно, в чем-то не очень. Вот, скажем, здесь во время поста Рамадана трудно. Розетки выключают по ночам, а нам есть в этот период можно только после заката. И нельзя даже чаю, макарон заварить.
— Много комаров?
— Да, и в «Беркуте» было много, и здесь. Надоедают сильно.
— А чем еще хуже здесь, чем там?
— Например, пока идет проверка, нас утром и вечером заставляют в уличной обуви в камере стоять. Мне кажется, это вообще абсурд! Проверка проходит 40 минут, её объявляют, все сорок минут надо быть готовыми к проверке (может быть, сразу придут, может, через полчаса). У входа в камеру есть специальное место, где обувь ставится, чтобы ее внутрь не заносить, не пачкать - тут спим же и все дела. А мы в уличной обуви…
Или вот в «Беркуте» нам видеофильмы показывали каждую неделю, а здесь не показывают.
— Но, по-моему, у вас можно часто смотреть телевизор?
— Вот еще. У нас здесь как раз сильно ограничен просмотр телевизора.
— С психологом общаетесь или нет?
— Поначалу несколько раз общался. Сейчас вроде бы у меня все нормально.
— Вы сидели в камере с маньяками и педофилами?
— Нет. С этим проблем нет, по крайней мере, пока. Насчет этого начальству надо отдать должное.
«Исполнителя два — я и «смертник»
— Журналисты нашей газеты следили за вами, за всем ходом расследования. Вы были довольно спокойны.
— Я вину свою признал..
— Вы, согласно материалам дела, были организатором?
— Исполнителем. Доку Умаров идет как заказчик, организатор – Хамзат (Аслан Бютукаев – прим. Авт.).
— А вы как исполнитель?
— Получается два исполнителя - «смертник» и я.
—Расскажите про свою семью.
— Родился в Ингушетии. Отец всю жизнь в милиции служил, мать учительницей была. Я сначала ездил поступать в Петербург, в железнодорожный институт, потому что там, в кадетском корпусе учился. Но потом решил поехать в Москву, в Автодорожный институт попал. Год не доучился.
— А как связались с… этими?
— Я несколько лет искал такие пути.
— Зачем тогда вообще в институт поступали? Тяга к террористам с учетом вашего воспитания и образования нелогична.
— Да при чем здесь тяга. Я в какой-то момент понял, что к чему.
— Ну а как поняли, если вы учились в столице, в окружении были московские товарищи?
— Понял потихоньку, когда начал с людьми общаться, разные стороны выслушивать, сторону боевиков в частности.
— Не думаете, что они специально на вас вышли, пытаясь завербовать?
— Нет, я вообще в религию пришел от моего друга чеченца, он тоже поступал в Москву, в Торгово-экономический. Он был моим ровесником. Мы вместе начали.
— Поиски начали? То есть получается, не на вас вышли, а вы искали?
— Ну да. Мы начали религией своей интересоваться.
- Как ваша мать отнеслась к тому, что вы совершили?
— Смешной вопрос.
— Некоторые родители отказываются от детей-террористов.
— От меня не отказались.
— Давайте вернемся ко времени, когда вы были уже на четвертом курсе, нашли выход на людей. Вы тогда думали бросить институт и с ними уйти?
— Я готов был бросить институт еще в 2008 году, просто каналы не находил. Так как нет опыта сражаться, нет оружия. А можно было уйти в леса, только присоединившись к какой-то основной группе.
— И потом вы нашли канал?
— Да.
— И до того, как вы совершили теракт, вы с ними какое-то время общались?
— Я вообще не планировал ничего совершать.
— А как получилось?
— Да получилось так, что уже когда я скрывался в лесах с группой, командир подозвал и сказал: «Вы знаете Москву лучше остальных, груз надо отвезти и человека встретить надо».
— Вы знали тогда, что за груз?
— Да, знал.
— Ну а вы знали, что во время таких «операций» погибают мирные люди?
— Сейчас то, что я чувствую, я оставлю.
— Вы примерно понимали масштаб трагедии, виной которой вы стали?
— Во-первых, мне было всего лишь 20 лет...
— Ну а у вас же наверняка было тогда представление: сколько это принесет жертв?
— Я не знал. Конкретики не знал.
— Вы сами были в аэропорту?
— Нет. Я уехал домой сразу. То есть вот как было – я снял квартиру, привез пояс смертника, я даже не знал, кто смертник, пока его не увидел.
«Все это не только бесполезно, но и вредно»
— Вопрос к вам прямой: если можно было бы переписать прошлое, вы сделали бы то, что сделали тогда?
— Нет. Не совершил бы не потому, что в тюрьму сел, а потому что… Я еще в «Лефортово» много думал. Время было. И я пришел к мысли, что нет от этого никакой пользы.
— Неужели вам не жалко погибших детей, женщин?
— Жалко. Это естественно.
— Когда вы были еще на свободе и увидели списки погибших от теракта, что чувствовали?
- Нет, я не видел списки. Я сразу в лес ушел.
— У вас есть иски гражданские от семей погибших?
— Есть, много. Миллионов на десять примерно.
— Вы знаете, что по делу о теракте в «Домодедово» привлекали владельцев аэропорта?
- Знаю. Меня возили в Москву из-за этого. Просили против одного из них показания дать. Я отказался. Вообще сам был удивлен, когда их задержали. Мне лично не понятно - при чем тут они?
Я долго уговаривала собеседника разрешить опубликовать его имя, но он заявил, что не доверяет журналистам и его слова обязательно перевернут. «Для меня лучше — молчание». Ничего из его слов я не меняла. Но публиковать ФИО не буду, как он и просил.
Зачем вообще нужно было рассказывать об этой страшной беседе с террористом? Чтобы вспомнить о погибших и раненных в аэропорту. Чтобы последователи терроризма осознали: они совершают преступления против человечества.
