Разлученная Чеченской войной семья воссоединилась через 26 лет

"Папа нашелся"

Сергея Ардабьевского родные искали четверть века. Он пропал в августе 1994-го в окрестностях Грозного при загадочных обстоятельствах. И в сентябре 2020-го сам неожиданно вышел на связь, позвонив известному в Чечне общественнику Сайпуддину Гучигову.

Все эти годы его дочь Мила верила, что отец жив, ставила в церкви свечки только за здравие. Каждый год 21 июня отмечала его день рождения. А на Новый год у нее было одно-единственное желание: чтобы папа нашелся!

О том, что довелось испытать за эти годы, рассказали «МК» жена Сергея Людмила, их дочь Мила и он сам.

"Папа нашелся"
Сергей и Людмила с детьми.

Связующим звеном между Сергеем и его родными стал житель Грозного Сайпуддин Гучигов, который со своей командой из общественной организации «Наш дом — город Грозный» уже больше двух десятков лет восстанавливает христианские, мусульманские, иудейские кладбища в Чечне. А также ухаживает за воинскими захоронениями и помогает грозненцам, которых война раскидала по всему миру, восстанавливать родственные и дружеские связи.

— Ранним сентябрьским утром меня разбудил звонок. Незнакомый мужской голос поинтересовался: «Это чеченское телевидение?» Я спросонок сказал: «Нет, вы не туда попали» и лег спать, — рассказывает Сайпуддин. — Этот звонок не давал мне покоя: акцент был явно не местный, я подумал, может быть, кому-то нужна моя помощь, и перезвонил. Мужчина представился Сергеем Георгиевичем Ардабьевским. Разговаривая с людьми, он узнал о нашей акции «Я вернулся, мама» — что мы по всей стране ищем родных солдат, погибших под Грозным в годы Великой Отечественной войны. Кто-то обмолвился, что его тоже искали и даже показывали по грозненскому телевидению. По цепочке он нашел мой номер. Сказал, что хочет узнать о той передаче, и рассказал свою историю.

Сергей жил в городе Александрове Владимирской области. После училища уехал на комсомольскую стройку в Усть-Илимск, где работал на строительстве ГЭС. Оттуда его призвали в армию. Он попал в Забайкальский военный округ, окончил военную школу поваров, служил под Читой. После армии вернулся в Усть-Илимск, но уже на строительство целлюлозной фабрики, где и встретил свою будущую жену Людмилу Кохтеву.

Со стройки они решили уехать в Грозный, к родителям Людмилы, жили потом в Старопромысловском районе на улице Шахтеров. Так получилось, что перед первой чеченской войной Сергей расстался со своей семьей. Поругался с тещей и ушел жить на квартиру. Война застала всех врасплох. Сергей с беженцами попал в Ингушетию.

— По рассказам Сергея, из-за боевых действий он не смог вернуться домой. Когда все-таки прорвался в Грозный, узнал, что семья покинула город. Куда они уехали, выяснить не удалось. Он стал скитаться, — говорит Сайпуддин. — Подрабатывал где мог, жил то у одних, то у других. Где-то приходилось работать за еду… А потом Сергей познакомился с семьей, которая его приютила. Я сразу спросил его: «Вас не обижают?» Он сказал: «Нет, что вы! Я для них как родной». Сказал, что ему уже 61 год и он очень хочет найти свою семью.

— Что предприняли?

— Разместили информацию о Сергее во всех социальных сетях. И буквально через несколько часов появился пост — девушка просила: «Пожалуйста, ответьте!» Когда я ей позвонил, она полчаса не могла успокоиться. Плакала, поведала, что она дочь Сергея, что они 26 лет ищут отца. А получилось, что сейчас он нашелся за считаные часы. Значит, так было угодно Богу; значит, то, что мы делаем, правильно.

61-летний Сергей Ардабьевский надеется скоро увидеть своих родных.

«Я знаю, что такое делить буханку хлеба на четверых по линейке»

Нам удалось пообщаться с женой Сергея Людмилой и дочерью Милой, которые изложили свою версию событий.

— Я родилась и выросла в Грозном, — говорит Людмила. — В 1978-м по комсомольской путевке уехала в Усть-Илимск на строительство лесопромышленного комплекса, где и познакомилась с Сергеем. Мы поженились. В 1985 году узнали, что мама с папой стали болеть, за ними нужно было присматривать, и мы с семьей приняли решение вернуться в Грозный.

У Людмилы с Сергеем тогда было уже двое детей — дочь Мила и сын Витя. А через два года после переезда родилась младшая дочка Лена. Людмила работала инженером-электронщиком на «Электроприборе», параллельно училась заочно в Воронеже на механика вычислительных машин. Сергей работал шеф-поваром.

Вскоре распался Советский Союз, разруха потянула за собой безработицу, разгул криминала, межнациональные конфликты.

Чеченская Республика объявила о суверенитете. Были разграблены военные городки и гарнизонные склады. Начали усиленно формироваться вооруженные отряды. Многочисленные банды вскрывали товарные вагоны, нападали на пассажирские поезда. В республике процветали захват заложников и работорговля. В конце 1993-го в Чечне уже полыхала гражданская война, шли боевые действия между лояльными Дудаеву войсками и силами оппозиции. Республика оказалась в блокаде, в домах пропало отопление, начался голод.

— У нас в окрестностях Грозного была дача, — говорит дочь Сергея Мила. — Этим и спасались. Помню, мы с мамой и братом поехали на велосипедах отвозить урожай помидоров домой. Папа остался на даче. А когда мы утром вернулись, его уже не было. На плите стояли еще горячий чайник и теплый суп в кастрюле. Записки никакой не было. Хотя на даче были и альбомы для рисования, и карандаши. Мы папу долго искали, но он как в воду канул. Соседи рассказали, что по дворам ходили люди в камуфляжной форме, с автоматами. Они были без опознавательных знаков. И вполне могли увезти его с собой. Это было в августе 1994-го.

А через четыре месяца началась первая чеченская война: 11 декабря 1994-го Ельцин своим указом ввел на территорию республики подразделения Минобороны и МВД.

— Времена были смутные. Помню, я ехала на автобусе с детьми в город, мы заехали в центр, а там с одной стороны шли боевики, а с другой — российские войска, — рассказывает Людмила. — Водитель сообразил, сразу развернул автобус и помчался назад. Нас едва не изрешетили пулями.

Грозный, где оставалось мирное население, оказался в центре жестокого противостояния.

— Было очень страшно. Мы жили в своем доме, я сидела с детьми в подвале под бомбежками. Тот год был очень урожайный, я закрыла много банок. Семь мешков сахара потратила на заготовки. Когда нас начинали бомбить, я бросала в подвал одеяла и подушки. На этих банках мы с детьми и спали, этими заготовками и питались.

Боевики залезали на крыши домов, где жили русские, стреляли и уходили. Однажды к нам во двор залетел снаряд, после которого осталась восьмиметровая воронка. Ударной волной были выбиты все окна и двери вместе с петлями, ручками и замками. Что довелось испытать — не передать словами. Очень долго не могла потом избавиться от наваждения. Перед глазами стояли трупы, обглоданные собаками…

На нашей улице в некоторых домах оставались жить соседи. Это были в основном мужчины. Они вывезли свои семьи, а сами остались охранять дома. И нас с детьми одно время охраняли. А потом, когда в Чечню ввели российские войска, они сказали, что больше не могут быть нашими защитниками. Если будут за нас заступаться, может начаться кровная месть. А у всех у них были дети…

К апрелю 1995-го российские войска заняли почти всю равнинную территорию Чечни. Боевики сделали ставку на диверсионно-партизанские операции.

Чтобы прокормить детей, Людмила устроилась в строительную фирму, которая выполняла восстановительные работы в Грозном.

— Штукатурила, выполняла малярные работы. Работала с бригадой из Волгодонска Ростовской области. Когда бомбежки возобновились, бригада уехала на место постоянного базирования. Я оставалась с детьми под бомбежками до августа 1996-го. Нас из Грозного не выпускали. Когда были подписаны Хасавюртовские соглашения, по которым российские войска должны были вывести из республики, нам в срочном порядке пришлось сниматься с места.

В чем были, в том и ушли. Александр Лебедь (в то время секретарь Совбеза России. — Авт.) дал нам 48 часов на выход. Я 18 километров шла с детьми пешком. Младшей дочке Лене было 7 лет, сыну Вите — 11. Старшая дочь Мила перед самой войной уехала с бабушкой на Украину. Когда начались боевые действия, вернуться уже не смогла — осталась жить у брата.

До Ростова-на-Дону Людмила с детьми добиралась трое суток. Обустраиваться в Волгодонске им пришлось с нуля.

— Жили и на заброшенных дачах, и в подъездах. Я знаю, что такое делить буханку хлеба на четверых по линейке. Строительная фирма из Волгодонска, где я работала на восстановительных работах в Грозном, задолжала мне зарплату. Нашлась добрая женщина, которая писала от моего имени обращения и к Лебедю, и к Жириновскому, и в Генеральную прокуратуру. Я только подписывала эти письма, потому что мне было не до того. Нужно было кормить и одевать детей.

Из прокуратуры пришел запрос в Ростов-на-Дону, потом в Волгодонск. Строительной фирме было предписано в течение 10 дней или выплатить долги по зарплате, или предоставить жилье в счет погашения долга. 31 декабря 1997 года Людмила купила в общежитии маленькую квартирку гостиничного типа, с комнатой 7 квадратных метров.

— В 12 часов дня были подписаны все документы, и я с детьми обрела покой. Все трое — Мила, Витя, Лена — были школьниками. Их приняли в школу без документов, у меня были только их свидетельства о рождении. Сын перед школой в любую погоду ходил с утра мыть машины. На эти деньги мы частенько и питались. Когда Виктор закончил 9 классов, учительница сказала, что у него взгляд взрослого человека…

Как говорит Людмила, им встречались и хорошие люди, которые помогали, но были и те, кто говорил: «Кто вы такие?! Возвращайтесь обратно в Чечню». А в Чечне они слышали: «Езжайте в свою Россию».

— В Волгодонске нам пришлось практически выживать, — дополняет рассказ мамы Мила. — Не имея своего жилья, скитались по знакомым. Ездили работать на поля к корейцам. Выкручивались как могли. Счастьем было, когда въехали в общежитие на первом этаже. На пятом жил моряк, который ходил на костылях. Ему тяжело было спускаться и подниматься на верхний этаж. Он предложил нам поменяться комнатами без доплаты. У него она была 9 квадратных метров — на два квадратных метра больше, чем у нас. Так мы перебрались на пятый этаж. Мама сама уже делала ремонт, проводила горячую воду…

«Каждый год отмечала папин день рождения»

Все это время Людмила с детьми продолжали искать Сергея. Ездили по всем его родственникам. Он был объявлен в федеральный розыск. Мила в марте 2008-го обратилась в программу «Жди меня». В одной из передач был показан сюжет, посвященный Сергею. Информацию о нем крутили на местном телевидении в Чечне. Просили откликнуться всех, кто его видел и знал.

— Как только появился Интернет, я нашла и списалась со всеми папиными родственниками. У него брат жил в Миассе, и сестра — в Александрове Владимирской области. Мне было 13 лет, когда папа пропал. Младшая сестра говорит, что уже не помнит папиного лица. Наверное, это все из-за войны. У нее в памяти остались только бомбежки, подвал, горшок и банки. А я хорошо помню папу. Он работал шеф-поваром. Перед садиком успевал нам пожарить блинчики. Заходил вечером сначала за мной в садик, потом забирал из группы брата Витю. Сажал нас на санки, я сидела впереди и постоянно спихивала Витю с санок. Папа поднимал брата, грозил мне: «Не скидывай моего наследника». Помню, нам путевки давали в дома отдыха. Когда мама прибегала с работы, все чемоданы были уже собраны, папа освобождался раньше, успевал все упаковать. Мы подхватывали поклажу и ехали отдыхать…

Сергей Ардабьевский в молодости.

Мила говорит, что никогда не теряла надежды, всегда верила, что папа живой, что он найдется.

— Мне говорили: не держи его, отпусти. Но в церкви я ставила свечки только за здравие. Каждый год 21 июня отмечала папин день рождения. И на Новый год у меня всегда было одно-единственное желание: чтобы папа нашелся!

Пять лет назад Миле приснился отец. Дал понять, что знает, что они все живы-здоровы, но просил его не искать, сославшись на то, что сильно болеет.

— Я тогда во сне сказала ему: «Я все равно тебя найду!» Мы в Грозном еще до войны, в 1992 году, похоронили дедушку. Когда было 20 лет со дня его смерти, ездили с мамой на его могилу, прибрались, обновили табличку на памятнике, чтобы было видно, кто там похоронен. Останавливались у наших соседей. Видели свой бывший дом. Его обложили кирпичом. Во дворе было девять орешин, их спилили. Сейчас там живет семья с тремя детьми.

И Мила, и Людмила говорят, что дом вернуть уже нельзя.

— Я в 1999 году была в Чечне, мне нужно было забрать маму, которая раньше никак не хотела оставлять свой дом. Они строили его вместе с папой, жили в нем с 1959 года, — говорит Людмила. — Границы были закрыты, но я пробралась козьими тропами. Я же там родилась, местность хорошо знала. И в мае 1999-го вывезла маму из Чечни. Она не разговаривала — такой у нее был страшный стресс.

А в начале августа 1999-го, когда боевики вторглись в Дагестан, началась вторая чеченская война.

Домовую книгу, как говорит Мила, они сдали. Им выплатили незначительную сумму денег, которой хватило, чтобы купить теплые вещи и диван. Спать на полу уже не пришлось.

«При росте 196 сантиметров весит 64 килограмма»

В сентябре 2020-го информацию о Сергее Ардабьевском, которую разместил в соцсетях Сайпуддин Гучигов, увидела соседка Людмилы и Милы, которая раньше работала почтальоном и до сих пор живет в Грозном.

— Она сообщила, что папа нашелся, рассказала Сайпуддину про маму, про своего тестя и тещу, Виктора Михайловича и Елену Ефимовну Кохтевых, — говорит Мила. — Я связалась с Сайпуддином, взяла у него папин телефон. Набрала номер, сказала: «Папа, это я, Мила!» И оба расплакались.

— Он рассказал, при каких обстоятельствах он пропал?

— Он сказал: «Дочка, поговорим обо всем при встрече». Обмолвился только, что одно время жил и работал в Ингушетии. Скитался где мог, подрабатывал…

У Сергея, по рассказам Людмилы и Милы, остался шрам на лице от удара прикладом автомата и были выбиты все зубы.

— Он поделился, что однажды пытался сесть в электричку, чтобы добраться до Александрова, где у него жили сестра и мама, но его сняли с поезда, потому что при нем не было никаких документов, — говорит Людмила. — Когда я первый раз ему позвонила, единственное, что смогла сказать: «Спасибо, что остался живой, спасибо, что нашелся». Когда увидела его фотографию, которую отправил хозяин, на которого он работает, не могла сдержать слез. Какой Сережа был и каким стал — это два разных человека. При росте 196 сантиметров он сейчас весит 64 килограмма. Я после войны, когда из Грозного вышла, тоже весила 64 килограмма, а он ведь выше меня ростом…

Сергея приютила семья Абаевых, которая живет в окрестностях станицы Ищерской. У них свое крестьянско-фермерское хозяйство. Сергей помогает им управляться с отарой овец. Каждый день встает в шесть утра, чистит загон и идет пасти стадо.

— Я его спросила: «А что ты кушаешь?» У него ведь нет зубов. Он говорит: «Беру с собой молоко и тушенку», — рассказывает Людмила. — На пастбище он проводит весь день, возвращается домой ближе к вечеру.

Недавно Сергей перенес операцию: он стал терять зрение, у него развилась катаракта.

— Артур, у которого папа живет, говорит, что оформил медицинскую карточку на себя, потому что у папы не было никаких документов, — рассказывает Мила. — Один глаз ему прооперировали, а операцию на втором собирались провести через месяц. Но доктор, который делал операцию, вскоре умер.

Сейчас для родных Сергея главное — восстановить ему документы и забрать его домой.

— Как только папа нашелся, я позвонила в приемную главы республики Рамзана Кадырова, а также в приемную Владимира Путина. Меня попросили изложить всю историю в письменном виде, составить соответствующее заявление. Папе ведь нужно было оформлять все документы: у него не было ни паспорта, ни гражданства, ни пенсии. Спасибо им большое, что за три дня папе восстановили свидетельство о рождении. Дали ему адвоката. Он приехал в Старопромысловский район, где мы жили, нашел соседей. Они подтвердили его личность.

Мила работала вахтой в Новочеркасске. Как только узнала, что папа нашелся, уволилась. Сидит теперь, ждет, когда можно будет поехать и забрать отца.

— Каждое утро я встаю и молю об одном: хоть бы сегодня решился вопрос с документами! Их папе собираются вручать в торжественной обстановке. Я на связи с советником главы Чечни, с папиным адвокатом. Звоню, мне говорят: «Все в процессе». Я хочу забрать папу к себе. Мы на материнский капитал купили двухкомнатную квартиру в Волгодонске. У меня двое детей, у папы — двое внуков. Мы теперь его от себя не отпустим ни на шаг.

Сын Сергея Виктор, так же как папа, стал шеф-поваром; младшая дочь Лена работает барменом. Жена Людмила живет сейчас в Анапе, работает строителем по отделке и штукатурке.

— Пошла пенсию оформлять, трудовая книжка есть, а справок нет, послали запрос в Грозный, а архивы все сгорели, — говорит Людмила. — В результате у меня пенсия 8 тысяч, доплачивают мне до минималки. Как на эти деньги прожить? Вот и продолжаю работать.

  * * * 

В этой истории много белых пятен. Родные Сергея считают, что пока не заберут его домой — всей правды они не узнают.

Мила сетует, что отцу 61 год, а выглядит он на 70.

— Видимо, сказались тяжелые условия работы: он ведь и в холод, и в зной весь день проводил на улице. В одном из последних разговоров папа упомянул, что писал расписку. Раньше об этом речи не шло. Я думаю, что расписку его сейчас заставил написать адвокат. В ней говорится, что он работает на хозяина по доброй воле, у них есть договоренность, он ему предоставляет жилье, кормит, обувает, одевает, покупает ему сигареты, а папа на него работает.

Жена Сергея Людмила, в свою очередь, хочет сказать спасибо семье, которая приютила ее мужа.

— Все-таки дали крышу над головой, не выставили на улицу, кормили, одевали, лечили, — говорит Людмила. — Я молюсь сейчас об одном: чтобы ему помогли с документами и решили вопрос с пенсией. А дальше мы уже сами потихоньку выкарабкаемся. Нужно будет купить Сереже теплые вещи, решить вопрос с зубами, сделать операцию на второй глаз. Думаю, что все вместе сдюжим, все у него будет хорошо. Его же боженька для чего-то сохранил, оставил в живых…

Когда материал был уже готов, нам удалось дозвониться до самого Сергея Ардабьевского. Но разговор получился коротким.

— Что в этой истории вы видите трогательного? Ну нашли мы друг друга через 26 лет, и что? Мало ли людей и больший срок не видят друг друга. Это наши семейные дела. Я уже человек в возрасте. Мне вся эта шумиха, а тем более огласка, не нужна, — чеканит Сергей Георгиевич слова, как будто забивает гвозди.

— Столько в вашей истории противоречивого! Не можете объяснить, при каких обстоятельствах вы пропали в 1994 году?

— У нас случился семейный скандал с тещей. Она меня в дом не пускала. Хотя я сам во многом виноват: нельзя жить в примаках, надо иметь свой угол. На носу была зима, всем было понятно, что вот-вот начнется война. Рядом жил человек, который собирался ехать на заработки в Ингушетию, спросил меня: «Поедешь?» Я сказал: «Поеду!» Так все разом решилось. Я сначала всерьез не думал, что уеду. А потом все закрутилось, начались боевые действия.

— Почему вы не искали своих родных?

— У меня не было для этого возможности. Когда появилась, стал искать.

— Как к вам относятся хозяева, на которых вы работаете?

— Очень хорошо, они добрые люди.

— Почему они не помогли вам найти родных?

— Искали, не получалось.

— Вы получаете зарплату?

— Давайте закончим этот разговор, он мне совершенно не нужен.

— Жена и дочь вас так долго искали! Ждут не дождутся, чтобы обнять.

— Осталось немного, дней через десять будут готовы документы — и приеду.

Семья надеется, что этот Новый год они встретят все вместе. И Сергей приготовит свою знаменитую утку с яблоками.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28431 от 3 декабря 2020

Заголовок в газете: Без вести нашедшийся

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру