Точно пока, по информации Нижегородского управления СКР, известно одно: «Сообщения в ряде СМИ о том, что смерть погибшей связана с проведением у нее накануне гибели обысков, не имеет под собой никаких оснований. Она была свидетелем и не являлась ни подозреваемой, ни обвиняемой в рамках расследования уголовного дела, по которому проводились указанные следственные действия».
Исключив эту версию, нижегородские следователи энергично взялись за вторую: назначена «посмертная психолого-психиатрическая экспертиза» журналистки. И вот тут, думается, взят в корне неверный, ошибочный след. Что докажет эта экспертиза? В первую очередь — то, что эксперты находятся в тесных дружеских отношениях с блюстителями закона. «Непослушным» специалистам столь деликатных и ответственных миссий не поручают.
Результат исследования предсказать несложно: несомненно, будет установлено, что в момент ухода из жизни женщина была не в себе. Что достаточно сложно оспорить: человек, который сводит счеты с жизнью, по определению не может находиться в состоянии душевного равновесия. Но такое знание в любом случае не дает ответа на главный вопрос: что вывело человека из равновесия?
Между тем Фейсбук Ирины, как представляется, ясно указывает направление поисков. Последнее, что она написала перед тем, как уйти из жизни: «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию». Тут-то, по логике, и следует «рыть».
Тщательно выяснить, например, в какой мере государство Российская Федерация обеспечило конституционные права и свободы Ирины Славиной. И ее права как журналиста.
Последние подробно прописаны в Законе «О средствах массовой информации». Который, между прочим, гласит: «Государство гарантирует журналисту в связи с осуществлением им профессиональной деятельности защиту его чести, достоинства, здоровья, жизни и имущества как лицу, выполняющему общественный долг».
Если следователи вооружатся этой теорией, дело, думается, пойдет как по маслу. И расследовать, по большому счету, ничего не надо: сиди и сопоставляй факты биографии погибшей с положениями Основного и прочих законов.
В том числе, например, — факты непрерывного преследования со стороны власти. Один штраф за другим: за «распространение недостоверной информации» (июль этого года, 65 тысяч рублей), за «неуважение к власти» (октябрь 2019 года, 70 тысяч), за «организацию несогласованной акции» (март 2019 года, 20 тысяч).
Штрафы были, как известно, очень серьезным ударом по бюджету ее издания, а фактически — по ее собственному кошельку. Потому что в KozaPress она была «швец, жнец и на дуде игрец» — и главным редактором, и единственным сотрудником.
Кстати, в одиночное плавание она пустилась не от хорошей жизни — после того, как в третий раз лишилась работы в «обычной» прессе. И причины этих увольнений тоже не худо бы выяснить. Сама журналистка объясняла их тем, что «слишком далеко совала свой нос». Если так, то это тоже явное нарушение Закона о СМИ.
Ну и, конечно же, следует основательно разобраться с последним эпизодом в истории сложных отношений Ирины Славиной и Российской Федерации — странным обыском в ее квартире, прошедшим накануне трагедии. Если она, как утверждают в Следственном комитете, не являлась ни обвиняемой, ни даже подозреваемой, то какого рожна тогда вообще было обыскивать? И зачем было врываться в шесть утра с бензорезом и в сопровождении СОБРа? Зачем изымать все телефоны, компьютеры, флешки — лишать журналистку всех ее «средств производства?»
По убеждению некоторых комментаторов, с лету, отрицая связь между жестким обыском и самоубийством, следователи, образно выражаясь, прикрывают свою задницу. Но давайте все-таки исходить из презумпции невиновности — из того, что они и в самом деле искренне не понимают: неужели из-за такого можно покончить с собой?!
Просто до сих пор они имели дело с определенным типом людей. С теми, которым можно плюнуть в лицо — и они смиренно утрутся. Отдубасить со всей богатырской силой резиновым «демократизатором» — и они лишь потрут ушибленные места и пообещают вести себя хорошо. Оштрафовать и даже посадить ни за что — и они будут рады, что не наказали строже.
Просто следователям невдомек, что есть и другие люди, которые совершенно по-другому реагируют на унижение своего человеческого и гражданского достоинства. И тут тоже тянет прийти на помощь, восполнить в пробел в знаниях. Рассказать, например, о Яне Палахе и Яне Зайице — чешских студентах, отдавших жизнь на Вацлавской площади Праги в знак протеста против оккупации страны войсками СССР и его союзников. И ставших национальными героями.
Но что-то подсказывает, что понимания у тех, кто считает, что поступок Славиной не мог быть вызван убеждениями, — а таковых много и за пределами следственных органов, — добиться будет трудно. Это как столкновение двух миров.
Похожие проблемы с коммуникацией блестяще отобразил в своем знаменитом произведении Максим Горький: «Ну что же — небо? — пустое место... Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно... тепло и сыро!» Рожденным утираться никогда не понять Славиной и Палаха.
