Шаг вперед в деле изучения коронавируса помог сделать суперкомпьютер Summit, который, начиная с лета, обработал информацию об экспрессии более чем 160 000 мРНК от 9 больных COVID-19 и 40 здоровых людей. Несмотря на то, что Summit - второй по скорости компьютер в мире, процесс, который включал анализ 2,5 миллиардов генетических комбинаций, все равно занял больше недели.
Когда исследователи проанализировали результаты, то, по словам доктора Дэниела Джейкобсона, ведущего исследователя и главного научного сотрудника по вычислительной системной биологии в Ок-Ридже, они готовы были воскликнуть: «Эврика!».
Анализ данных позволил сформулировать гипотезу о том, как COVID-19 влияет на организм - так называемую «гипотезу брадикинина». Этот пептидный гормон представляет собой часть сложной системы, отвечающей за расширение кровеносных сосудов и проницаемость их стенок в ходе регуляции артериального давления. Однако при COVID-19 брадикинин производится в избытке: кровеносные сосуды буквально начинают «протекать», что ведет к накоплению жидкости во всех тканях организма, включая легкие.
А в дополнение к брадикинину вирус также увеличивает выработку и небольших полимеров гиалуроновой кислоты, причем не там, где она обычно нужна, а в легких. Вообще эта кислота, а особенно длинные ее полимеры — один из основных компонентов нашей кожи и соединительной ткани в целом. Он помогает поддерживать должный уровень увлажнённости и общую эластичность. Именно поэтому гиалуроновую кислоту нередко добавляют в косметические средства. Однако короткие полимеры «гиалуронки», да еще и «не там, где надо» нашим тканям не друзья, поскольку воспринимаются ими как сигнал разрушения и воспаления. В легких же при утечке жидкости из сосудов гиалуроновая кислота становится основой гидрогеля, способного закупорить альвеолы.
По словам Джейкобсона, «это все равно, что пытаться дышать через желе». По мнению ученых, повышенная выработка гиалуроновой кислоты может объяснить, почему так мало облегчения больным COVID-19 приносят аппараты ИВЛ. Если альвеолы легких закупорены, то не важно, сколько кислорода получит пациент. «Легкие становятся похожи на воздушный шар с водой», - говорят исследователи.
– Влияние брадикинина надо еще изучать, - говорит Анча Баранова. – Вообще без всякого COVID-19 повышенная продукция брадикинина наблюдается у людей с наследственной склонностью к ангионевротическому отеку. Это тяжелое заболевание, когда люди из-за стресса могут сильно отекать, и это состояние нередко угрожает их жизни. При коронавирусе же, даже если наследственного заболевания нет, вирусная нагрузка на организм в некоторых случаях может «прогнуть» вполне здоровую систему настолько, что у больного разовьется состояние, напоминающее ангионевротический кризис.
– Почему про брадикининовый шторм заговорили только сейчас?
– Уровни некоторых молекул померить легко, а некоторых – гораздо труднее. Медики из-за необходимости принятия быстрых решений часто ищут ответы «под фонарем», измеряя те параметры, для которых уже разработаны надежные тесты. То есть есть в их арсенале анализы на цитокины, на сахар, на инсулин - их и меряют. В большинстве клинических ситуаций этих анализов вполне достаточно. Брадикинин же как раз является одним из трудноизмеряемых компонентов. Но задача решаемая - если значение этого пептида в развитии ковида действительно подтвердится, надежные диагностические методы появятся и будут использоваться.
Хочу предостеречь от того, чтобы в вопросах лечения заболевания вдруг начать опираться только на новые данные по брадикининовому шторму. Этот процесс отражает лишь одно патологическое звено из многих, да и терапевтические схемы сейчас уже далеко ушли от изначальных, когда больных от отчаяния пичкали самыми разными противовирусными коктейлями, в надежде, что хоть что-то поможет. Все-таки основной «прорыв» в лечении COVID-19 уже произошел. Благодаря применению антикоагуляционной терапии выживаемость во всем мире намного повысилась. Следующего прорыва нужно ожидать в реабилитационной терапии по «зачистке» последствий коронавируса, а не в появлении одной, но «волшебной» таблетки, которая вдруг всех спасет.
Взять и перейти на ингибиторы синтеза брадикинина как на способ лечения не получится. Если вы посмотрите на список побочных эффектов от этих препаратов, то убедитесь, что они очень жесткие. Люди со склонностью к отекам из-за брадикинина принимают их потому, что выбора нет. В частности, многие платят за это серьезными гормональными сбоями: у женщин начинают расти волосы на лице, появляются подростковые угри. В общем, это далеко не лучший способ борьбы с ковидом.
– В статье также говорится про гиалуроновую кислоту.
– Это очень интересная «соседняя» гипотеза. Суть ее заключается в том, что если подавить синтез гиалуроновой кислоты, то легкие будут отекать меньше. Этот подход никто еще пока не испытывал, хоть такие препараты и есть. В любом случае, надо понимать, что о коронавирусе сказано далеко не все, многие гипотезы и открытия требуют дальнейшей тщательной проработки и испытаний.
– Перейдем к иммунитету. По последним данным, в России и за рубежом появились заразившиеся повторно. Вы можете выделить какие-то общие свойства иммунитета, тяжесть протекания болезни и прочие особенности у этих людей?
- К сожалению, возможность повторного заражения SARS-CoV-2 можно считать доказанной. В частности, в США был описан случай, когда человек переболел коронавирусом в марте, этот вирус тогда секвенировали (определили последовательность нуклеотидов), потом больной выздоровел, и вируса у него не было, а через три месяца тест выявил у него другой тип вируса, отличавшийся от предыдущего. И таких случаев описано уже немало.
– Повторное заболевание протекает легче или тяжелее?
– Невозможно сказать. Врачи и ученые зафиксировали отдельные случаи болезни, и каждый из них протекал по-разному. Первый повтор был зафиксирован в Сингапуре, и, как мы знаем, был умеренный, второй заход вируса прошел бессимптомно. А вот повторное заражение для одного из жителей Соединенных Штатов оказалось тяжелее, чем первое. Все очень индивидуально, зависит от особенностей организма. Думаю, месяца через два-три статистика наберется, и мы сможем сделать более определенные выводы.
– Долгое время многие врачи и вирусологи говорили о том, что не стали бы вакцинироваться слишком «скороспелой», непроверенной вакциной. Вы бы вакцинировались ею?
– Я сама лично не стала бы записываться в экспериментальную группу по аденовирусной вакцине, ни Гамалеевской, ни Оксфордской. Здесь дело не в моей оценке вакцины, а в соотношении личного риска к личному выигрышу. У меня нет веской причины для срочной вакцинации, - я и моя семья находимся в изоляции, работаем удаленно, мой ребенок учится онлайн, мы выходим только в парк и в магазин. Для меня лично выигрыш от вакцинации аденовирусом может быть меньше, чем возможный проигрыш.
– Каким же может быть проигрыш?
– Я опасалась бы последствий от возможного заражения после вакцинации. У меня имеется некое аутоиммунное заболевание, которое появилось несколько лет назад как следствие ОРЗ, не известно какого, возможно аденовирусного или коронавирусного, но конечно же не ковида. Однако я не хотела бы испытывать, как мой организм поведет себя при встрече с этим патогеном, даже на фоне иммунного ответа, сформированного вакциной.
– К вопросу о выигрыше... Разве хороший иммунитет, который обещают разработчики вакцины, не гарантируется?
– В статье про Гамалеевскую вакцину (в журнале Lancet - "МК") написано, что титр сопоставим с титром у людей, которые перенесли ковид в тяжелой форме. Однако мы уже знаем, что при таком титре повторные инфекции возникают, причем у некоторых они возникают на уже небольшом, 3-4 месячном горизонте. На 6-12 месячном горизонте таких повторных случаев будет больше.
У вакцин, которые разрабатываются на основе мРНК (это некоторые американские вакцины и вакцина новосибирского предприятия «Вектор»), судя по опубликованным данным, титры антител заметно выше. Тут мы можем надеяться на более продолжительную защиту, к тому же ревакцинация мРНК вакцинами тоже возможна без проблем, из-за отсутствия иммунного ответа на вектор. В моем случае проще «отсидеться» до появления такой мРНК вакцины. Но для тех, кому выходить на работу уже завтра, выбор стоит не между аденовирусной вакциной и мРНК вакциной, а между вакциной и натуральной инфекцией. И тут выигрыш времени, предоставленный нам вакциной, даже кратковременный, заметно снижает общий риск для здоровья. По сравнению с «диким» коронавирусом, который, как мы уже выяснили, способен напасть на нас не один раз.
– Есть ли данные о том, как проходят испытания вакцин на основе РНК?
– У меня подруга – профессор университета в США по биоинформатике – стала добровольцем в клиническом испытании вакцины фармацевтического гиганта. И, скажу я вам, чувствовала она себя не очень хорошо. У нее три дня держалась высокая температура, ужасно болела голова. Возможно, потому что она пренебрегла щадящим режимом, который следовало бы соблюдать после введения вакцины. Моя подруга - в прошлом чемпион США по карате, каждый день пробегает по 10 км. Не пропустила она тренировку и в день вакцинации, а в результате свалилась больной. Сейчас у нее все нормально, конечно...
В конце концов, массовые испытания третьей фазы на 30 тысячах добровольцах в «слепом» режиме» и массовые испытания в условиях реального времени путем вакцинации групп риска отличаются лишь по их организации и по степени достоверности оценки противовирусной защиты, но не по рискам для тех, кто получит вакцину, а не «пустышку». Кто-то должен стать добровольцем. В свое время Юрий Гагарин тоже полетел в космос впервые. Тут каждый выбирает, исходя из своей ситуации.
