– Она геройски продержалась довольно долго, – рассказывает о скончавшейся свекрови Елена Брусиловская. – Многие умирают в течение нескольких дней, а она держалась больше двух недель, шестнадцать дней. Вчера у нее стало падать давление. Днем еще было все нормально, но врач уже вчера несколько раз сказал моему мужу: «Готовьтесь».
В принципе, нам все время говорили «Готовьтесь». Но мы все время доставали врачей вопросами, все время просили лекарства, а они нам говорили, что лекарств нет. И дело даже не в том, что их нет, а в том, что ни у кого они не работают. Скорее всего, одно из пресловутых лекарств действует, только если его дают на ранних стадиях. А если болезнь идет в полный рост, то, наверное, уже не остановить.
Я все время спрашивала: «Сколько людей сошло с вентилятора (аппарата ИВЛ - "МК")? Я знаю, у вас на них 53 человека лежит» Мне врач отвечает: «Их у нас уже 63 лежит, сняли с вентиляторов только двоих, а даже 28-летний пациент умер».
По словам врача, если попадаешь на вентилятор, то смертность составляет 85%. Другие говорят, что вероятность смертности на вентиляторе 70 процентов.
Ну вот, нам позвонил доктор, сказал, что у свекрови очень низкое давление, что они пытаются его поднять, но, чем больше дают лекарств, тем хуже. Она была практически в медицинской коме, не страдала.
Американцы очень вежливые, все время отвечают на любые вопросы, перезванивают инфекционисты – но по факту лекарств у них нет и никто не знает, что делать. Чтобы знать, что срабатывает, надо давать такое-то лекарство, другое, третье. Но их у врачей априори нет. Чтобы перелить плазму, нужно получить ее от человека, который вылечился 6-8 недель назад. А таких людей еще просто нет.
– Сколько лет было вашей свекрови?
– 84 года.
– Как выяснилось, что она заболела? Когда вы это поняли?
– Она болела фактически где-то с 10 марта. У нас есть дневной центр для пожилых людей, там они обедают, учат английский, ходят на экскурсии, им устраивают развлекательные программы. Приходят туда на пару часов в день, живут полноценной жизнью, общаются.
И вот недавно умерла молодая женщина, работавшая в этом центре. Она преподавала там английский. Ей было 46 лет, мать-одиночка с двумя детьми.
У нее была повышенная температура – думала, что это просто грипп. В приемный покой обращаться не стала, думала, что переболеет дома. Когда наконец решила ехать в больницу, то уже не доехала и умерла. Видимо, она всех посетителей центра могла заразить – потому что, хотя в этом дневном центре все чисто, но, например, вазочку с печеньем за столом они передают из рук в руки.
Тетя моего мужа тоже ходила с моей свекровью в этот центр, но в разные смены. Так вот, из сидевших за столом с тетей - из девяти человек - заболели шесть. И два человека уже умерли.
Вообще, творящееся сейчас в домах престарелых – это кошмар. Потому что людей изолировали как заключенных – они не могут даже выходить в столовую, их держат по комнатам. А комнаты малюсенькие, в них живут по два человека: две кровати и перегородка, как в госпитале. Моя знакомая, работающая в доме престарелых, говорит, что даже люди с деменцией поняли, что происходит что-то не то: их раньше навещали, они реагировали на знакомые лица. А сейчас ни прогулок, ни выходов на завтрак или обед. Они оказались почти как в тюрьме...
Так вот, у нашей бабушки сначала просто болела голова (сейчас это уже симптом коронавируса), потом у нее воспалилось ухо, мы отвели ее в клинику, когда у нее поднялась температура и попросили взять тест на вирус.
Нам сказали: зачем брать тест на вирус, если у нее реально воспаление уха. А теперь воспаление уха - это тоже симптом. Она пролежала на антибиотике три дня, температура не падала. Мы снова пришли в больницу – тогда уже была в полный рост пневмония. Даже если бы сделали тест, то результат пришел бы только через десять дней...
– Как хоронят в Нью-Йорке в условиях пандемии?
– Меня сейчас похоронный агент спрашивает: «Раввин нужен?» Я говорю: Можно поприличнее?» А мне отвечают: «Сейчас выбирать не приходится».
Потом говорит, что гробов нет. Дело в том, что в еврейской традиции принято хоронить завернутыми в ткань. Но выходцы из СССР тут не очень к этому привыкли. Есть два варианта – либо гробы из тесаных белых досок, которые забивают как ящик (ортодоксальные евреи здесь так хоронят), но русским евреям надо, чтобы все было красиво-богато. Я говорю: любой гроб давайте.
Сейчас тело умерших от COVID-19 выдают в мешке, тело не моют, не переодевают. Мешок кладут в гроб. Во время прощания гроб закрыт...
В Америке все деньги – и смерть тоже деньги. Если человек малоимущий, то его похоронят и бесплатно, то есть 1500-3000 долларов заплатят по медицинской страховке. Но это совсем бедные люди. В других случаях расходы берут на себя.
На чем делают деньги? На похоронных домах. Там проводят траурные церемонии, приходят священник или раввин. После чего вся процессия едет на кладбище. Все русскоязычные похоронные дома в Бруклине - а мы живем в Лонг-Айленде, и кладбище тоже в Лонг-Айленде. Но если бы не было эпидемии, мы поехали бы в Бруклин, чтобы там провели церемонию. И потом бы уже поехали на кладбище.
Что сейчас делают ортодоксальные евреи – потому что им очень важно соблюсти все традиции. Они на машинах подъезжают к кладбищу, сидят все в машинах – потому что больше десяти человек собираться нельзя. И, сидя в автомобилях, они при помощи Zoom по телефону устраивают конференцию.
Ну, и нам сказали, что не больше 10 человек может участвовать в прощании. Плюс представитель похоронного дома и раввин. Конечно, нужно соблюдать дистанцию.
У евреев есть еще понятие «миньян» – десять мужчин читают поминальную молитву. Но так как сейчас могут присутствовать всего 10 человек, то 10 мужчин уже не получается. Поэтому этот обряд будет проводиться уже потом, когда откроются синагоги.
Места на кладбище пока есть, никаких братских могил. Но в Бруклине и Манхэттэне на улицах стоят рефрижераторы, потому что в больничных моргах нет мест.
