Уже сейчас мы видим попытки следствия и судов «оптимизировать» свою работу в новых обстоятельствах. В условиях, когда физически закрываются суды, следственные органы, учреждения ФСИН, участие адвокатов в судопроизводстве становится все более затруднительным. В последние два дня резко возросло количество случаев заочного рассмотрения так называемых стражных дел не только в отсутствие обвиняемых, но и без видеоконференц-связи с ними.
Нарушение права арестантов на защиту не сможет быть компенсировано впоследствии ссылками государства на исключительные обстоятельства, и судебная система в масштабах страны рискует оказаться в ситуации массового обжалования таких нарушений. Сохранение нынешнего положения с затрудненным допуском адвокатов к подзащитным и заочным избранием и продлением мер пресечения может лишь неэффективно отсрочить проблему, но не решить ее.
Освобождение арестованных лиц из-под стражи без ущерба для целей правосудия может происходить через замену стражи на любую иную меру пресечения, не связанную с содержанием в СИЗО. Распространенное в обществе мнение о том, что мера пресечения — это непременно заключение в следственный изолятор, — ошибочно. Уголовно-процессуальный закон предусматривает возможность выбора из семи мер пресечения, от подписки о невыезде до домашнего ареста. Заключение под стражу — лишь крайняя из этих мер. Согласно закону, она применяется при невозможности избрания иной, более мягкой меры пресечения.
Очевидно, что проще и быстрее всего изменить меру пресечения, не обращаясь в суды. Уголовно-процессуальный закон наделяет следователя правом самостоятельно отменить или изменить меру пресечения подозреваемому или обвиняемому, если в ней отпала необходимость или изменились основания ее избрания.
Критериев изменения меры пресечения в таких случаях может быть сколько угодно, поскольку следственные органы и суды не очень требовательны к обоснованию ходатайств о заключении под стражу. Например, тысячи, если не десятки тысяч арестантов были заключены под стражу фактически лишь на том основании, что у них есть заграничные паспорта. Этот решающий довод и раньше не мог похвастать разумностью и достаточностью. Теперь же, когда все границы на прочном замке из-за угрозы коронавируса, надуманность такого довода стала только очевиднее. Другие основания заключения в тюрьму в большинстве своем также формальны и необоснованны.
Мерами пресечения, избираемыми в судебном порядке, являются денежный залог, домашний арест и запрет на совершение определенных действий.
Избрание залога в качестве меры пресечения — беспроигрышная для государства мера, поскольку изменение стражи на залог разгружает пенитенциарные учреждения, а несоблюдение условий залога пополняет казну. Здесь важно лишь соблюдать принцип разумности при определении размера залога, поскольку назначение чрезмерно высоких размеров залога сведет идею на нет. Собственно, именно такая судебная практика и превратила залог в мертвую уголовно-процессуальную меру.
На втором месте в рейтинге мер пресечения, которые могут избираться судом, находится домашний арест. Эта мера пресечения более ригидна в сравнении с залогом, поскольку предъявляет требования к наличию жилища, согласию проживающих в нем лиц, определению круга и порядка общения, установлению режима прогулок, контролю за перемещениями арестованного. Однако то, что в сравнении с условиями наших следственных изоляторов домашний арест значительно выигрывает, вряд ли у кого-то вызывает сомнения.
Из мер пресечения, не требующих судебного рассмотрения, наиболее адекватной является подписка о невыезде. Иные меры пресечения, назначаемые без судебной санкции, практически не используются, поскольку затрагивают категории, сложно кодифицируемые правоохранителями и правоприменителями в нынешних условиях. К таковым относится, например, категория чести и уважения, на которой базируется личное поручительство.
Освобождение из-под стражи постановлением следователя, минуя судебный порядок, обеспечило бы кратное сокращение сроков принятия решений об изменении меры пресечения. Учитывая время, фактически упущенное учреждениями ФСИН с момента принятия «карантинных» решений на воле, вопрос скорости становится одним из важнейших. В таком случае централизованный и организованный подход к вопросу изменения меры пресечения наиболее эффективно может быть решен через соответствующие ведомственные приказы следственных органов.
В учреждениях ФСИН на 1 марта 2020 года содержался 518 391 человек, из них 97 676 человек содержатся в следственных изоляторах. Согласно бухгалтерской отчетности конца прошлого года, расходы из средств федерального бюджета на содержание одного подозреваемого, обвиняемого, осужденного, например в ГУ ФСИН по г. Москве, в среднем составляют 15 511,14 руб. Из них 2179,22 руб. — расходы на питание; 253,92 руб. — расходы на медицинское обеспечение; 94,73 руб. — расходы на вещевое обеспечение; 8,73 руб. — расходы на выплаты при освобождении; 1457,70 руб. — расходы на коммунально-бытовое обеспечение; 11 516,84 руб. — расходы на заработную плату сотрудников. При таком объеме расходов на медицинское обеспечение мор в пенитенциарных учреждениях — лишь вопрос времени.
Скорейшее освобождение из следственных изоляторов лиц, подозреваемых и обвиняемых по статьям УК, не связанным с применением насилия, является мерой более необходимой, чем желательной. Следует также освободить осужденных за совершение преступлений небольшой и средней тяжести, со сроком отбытого наказания, достаточным для условно-досрочного освобождения. Кроме того, отдельную категорию граждан, содержащихся в СИЗО или в исправительных колониях и подлежащих переводу на иные формы ареста или наказания, составляют лица, которые обвиняются или осуждены по так называемым политическим статьям. Решение УФСИН говорит нам о понимании пенитенциарной службой всей опасности дальнейшего наполнения изоляторов и колоний. Оно, безусловно, происходит от понимания опасности концентрации большого количества граждан в условиях изоляции, без возможности соблюдать гигиенические требования, не говоря уже о дистанции между людьми. Лишение свободы указанных выше лиц в условиях пандемии коронавирусной инфекции делает их заложниками обстоятельств, несет в себе опасность «внезапного» заражения широкого круга лиц в условиях, когда своевременное и полноценное оказание им медицинской помощи будет затруднительно или невозможно. Право на жизнь, права на охрану здоровья и медицинскую помощь — это права, охраняемые, соответственно, статьей 20 и статьей 41 Конституции России. Обрекать большую категорию сограждан на неизвестность, реагировать на возможные негативные последствия, а не предупреждать их наступление, лишать их основных конституционных прав — означает «раскачивать ситуацию в стране», что, как мы знаем, недопустимо. Необходимо постараться этого избежать.
Коронавирус — это беда, вне всяких сомнений. Но для государства, с его тупиковой политикой тюремного конвейера; с его переполненными изоляторами, где содержатся люди, на которых, по идее, должен распространяться конституционный принцип презумпции невиновности; с его исправительными лагерями, населенными во многом лицами, которые очевидно невиновны и могли бы как минимум быть осуждены к условному наказанию, угроза вируса открывает уникальную возможность. Наша пенитенциарная баржа, доверху набитая арестантами и сошедшая со стапелей еще во времена военного коммунизма, не рассчитана на бурные воды. Даже в том, что она по тихой воде доплыла до нынешних времен, есть элемент чуда. Сейчас государству необходимо срочно решить, приоткрыть трюмы или проверить судно на прочность. Важно не допустить, чтобы ценой такого решения стали человеческие жизни.
