Случаются грандиозные пророчества. Одно из них сделал чех Карел Чапек. Даже те, кто никогда его не читал и не слышал о нём, используют слово, которое он придумал ровно 100 лет назад: робот. Неотличимые от человека, говорящие и понимающие человеческую речь, абсолютно покорные…
Главное пророчество Чапек совершил в 1937-м и записал его в форме пьесы. Сегодня в мире нет более важного и актуального произведения, чем эта пьеса. Поскольку времени для чтения теперь у нас стало гораздо больше, здесь вы прочтёте фрагменты. А в конце этой публикации есть ссылка на видео (мы поставили спектакль) — сами всё увидите, сами всё поймёте.
Государственная клиника имени Лилиенталя
Кабинет главного врача, профессора Сигелиуса. Интервью.
Журналист. Господин профессор, наша газета хотела бы услышать из самых авторитетных уст...
Сигелиус. О так называемой белой болезни, или пекинской проказе? К сожалению, о ней пишут слишком много. И слишком по-дилетантски. Болезнями должны заниматься только медики. Стоит написать о болезни в газете, большинство читателей тотчас начинает искать у себя симптомы.
Журналист. Да, но наша газета как раз хотела бы успокоить публику.
Сигелиус. А чем её успокоить? Болезнь очень тяжёлая и ширится как лавина. Все клиники мира лихорадочно ищут средство, но пока что наука бессильна. Напишите, что при первых признаках болезни каждый должен обратиться к врачу, вот и всё.
Журналист. А врач?
Сигелиус. Врач пропишет мазь. Бедным — марганцовую, богатым — перуанский бальзам.
Журналист. И это помогает?
Сигелиус. Да. Против дурного запаха, когда откроются язвы. Это вторая стадия болезни.
Журналист. А третья?
Сигелиус. А в третьей помогает морфий. Только морфий. Гнусная болезнь.
Журналист. И она очень заразна?
Сигелиус. Она распространяется с невероятной быстротой. Мы усиленно боремся с так называемой пекинской проказой. Я сделал о ней сообщение, когда никто и не думал о том, что она когда-нибудь станет пандемией.
Журналист. Простите, чем?
Сигелиус. Пандемией. Заболеванием, которое распространяется лавиной по всему земному шару. В Китае почти каждый год появляется новая интересная болезнь, порождённая нищетой. Но ни одна из них ещё не истребляла столько народу. Это поистине мор наших дней. Она уже скосила пять миллионов человек. Миллионов двенадцать больны ею в активной форме, и по крайней мере втрое больше ходит, не зная... Мы работаем не покладая рук. Пока что удалось с несомненностью установить, что болезнь поражает только лиц в возрасте сорока пяти лет и старше. Очевидно, для неё создают благоприятную почву те естественные изменения в человеческом организме, которые мы называем старением.
Журналист. Это чрезвычайно интересно.
Сигелиус. Будь вы постарше, это не казалось бы вам таким интересным. После первого же признака болезни прогноз совершенно точен: смерть наступает через три–пять месяцев. Обычно от общего заражения крови.
Журналист. Наших читателей, конечно, больше всего интересует, как уберечься от этой болезни.
Сигелиус. Никак! Абсолютно невозможно! Каждый, кому больше сорока, обречён. Ваших читателей интересует, как уберечься. Ещё бы! Меня это тоже интересует. Боже, до чего бессильна наука!
Журналист. Может быть, в заключение вы скажете несколько ободряющих слов?
Сигелиус. Да. Напишите у себя в газете, что с этим нужно примириться.
Кабинет профессора Сигелиуса. Входит Гален — врач из лечебницы для бедных.
Гален. Я, господин профессор, лечу самую бедноту. А в последнее время, когда так распространилась белая болезнь, когда видишь все эти ужасы, видишь, как человек заживо разлагается на глазах своей семьи… И это ужасное зловоние...
Сигелиус. Надо пользоваться дезодораторами, коллега.
Гален. Да, но так хочется спасти этих людей. У меня были сотни страшных случаев. И я сказал себе: надо что-то сделать. Я прочитал всю литературу по этой болезни, но нигде нет правильного метода лечения.
Сигелиус. А вы знаете этот метод?
Гален. Да, думаю, что знаю.
Сигелиус. Ах, вы думаете! У вас, наверно, есть собственная теория белой болезни?
Гален. Да.
Сигелиус. Когда против болезни не удаётся найти средства, для неё придумывают хотя бы теорию. Что касается белой болезни, рекомендую вам применять дезодораторы. И потом морфий, коллега, самое главное морфий. В конце концов, мы существуем для того, чтобы облегчать страдания больных. По крайней мере платёжеспособных. Больше ничего не могу сказать вам. Очень приятно было познакомиться.
Гален. Но я умею лечить белую болезнь. Я проверил свой метод на нескольких сотнях больных. Он даёт положительные результаты.
Сигелиус. Какой процент выздоровевших?
Гален. Около шестидесяти. И ещё двадцать под вопросом.
Сигелиус. Если бы вы сказали «сто процентов», я бы выгнал вас, как сумасшедшего или шарлатана. Коллега, я вас понимаю: это заманчивая иллюзия — найти средство против белой болезни. Это принесло бы вам славу, сказочную клиентуру, Нобелевскую премию, университетскую кафедру. Вы стали бы славнее Пастера и Коха, знаменитее Лилиенталя!..
Гален. Я хотел бы испытать свой метод в вашей клинике, господин профессор.
Сигелиус. В моей клинике? Какая наивность! Вы ведь иностранного происхождения?
Гален. Да. Я — уроженец Пергама в Греции.
Сигелиус. Вот видите. Как же я могу допустить иностранца в государственную клинику имени Лилиенталя?!
Гален. Но ведь у меня здешнее подданство. Я уже с детства…
Сигелиус. Но происхождение, коллега, происхождение!
Гален. Лилиенталь тоже был иностранного происхождения.
Сигелиус. Нынче другие времена. Вы и сами, я думаю, понимаете.
Гален. Господин профессор, разрешите мне проверить мой метод лечения на нескольких больных, которых вы считаете безнадёжными.
Сигелиус. Они все безнадёжны, Гален. Но исполнить вашу просьбу не так-то легко! Однако изложите мне ваш метод, мы его при случае проверим.
Гален. Извините, но, пока мой метод не будет клинически испытан, я никому его не открою.
Сигелиус. Даже мне?
Гален. Простите. Никому.
Сигелиус. Это безграничная наглость. У меня руки чешутся спустить вас с лестницы. Я понимаю: каждый врач хочет получить доход от своих знаний. Но превращать лечение в коммерческую тайну — недостойно врача. Так ведут себя знахари, шарлатаны и спекулянты. Я действую исключительно в интересах медицины, коллега. Ради неё надо поступаться всем, даже крайним отвращением. Если хотите, можете сейчас же посмотреть на своих больных. (Берёт трубку.) Старшая сестра, проводите доктора Галена в тринадцатую палату. (В 13-й палате лежат умирающие бедняки. Кладёт трубку.) Желаю удачи. (Гален выходит.) Презренный спекулянт! (Подходит к зеркалу и тщательно осматривает своё лицо.) Нет, ничего. Пока ничего.
Семья вечером за столом. Средний класс. Отец читает газету.
Отец. Опять пишут об этой болезни. Покоя от неё нет.
Мать. С той дамой на третьем этаже совсем плохо. К ней уже и зайти никто не решается. Ты заметил, какой запах на лестнице?
Отец. Ага, вот интервью с надворным советником Сигелиусом. Это мировая величина, мамочка; ему можно верить. Вот увидишь, он подтвердит моё мнение. Все эти страхи насчёт белой болезни — ерунда. Где-нибудь обнаружился случай проказы, а газеты тотчас создают сенсацию. Известно: стоит кому-нибудь слечь с гриппом, все кричат, что у него белая болезнь. Это всё паника… Вот интересно: Сигелиус заявил: эта болезнь пришла из Китая. Я всегда говорил: надо превратить Китай в европейскую колонию, навести там порядок — и дело с концом. Зря мы даём существовать таким отсталым странам. Голод, нужда, гигиены никакой — и вот извольте, белая болезнь! Сигелиус говорит, что она всё-таки заразна. Надо бы принять меры.
Мать (с надеждой). Какие?
Отец. Запереть всех этих больных, изолировать их от здоровых. У кого появилось белое пятно, того сразу! Как это ужасно, мамочка, что у нас в доме оставляют умирать эту бабу! Стало страшно домой приходить. Такое зловоние на лестнице.
Мать. Я бы ей хоть супу отнесла. Ведь она совсем одна.
Отец. И не думай. Там зараза! Ты со своим добросердечием занесёшь нам сюда болезнь. Надо бы наш коридор продезинфицировать. Постой-ка. Ах, какой осёл этот газетчик. Пишет, что... Удивительно, как цензура пропустила. Ах, идиот! Он пишет, что от этой болезни невозможно уберечься, что она угрожает всем, кому под пятьдесят. Кретин! Как он смеет писать такие вещи. Не буду больше покупать эту газету! Я этого так не оставлю!
Мать (читает). Послушай, отец, да ведь это слова самого профессора Сигелиуса.
Отец. Вздор! Не может этого быть при нынешнем уровне науки и цивилизации. В средние века мы живем, что ли, чтобы нас губил мор?! Да разве пятьдесят лет — много? У нас один заболел, ему всего-навсего сорок пять. Где же справедливость, если болеть этой штукой должны только те, кому под пятьдесят?!
Дочь (лёжа на диване, читает роман). Ах, папа, надо же когда-нибудь уступить место молодым. Ведь нам так трудно устроиться!
Отец. Очень мило! Ты слышишь, мать? Выходит, родители вас кормят, родители для вас трудятся не покладая рук, и они же мешают? Ходу вам не дают! Пускай вымрут от проказы, лишь бы для вас освободились места! Так?
Мать. Она не это имела в виду, отец!
Отец. Не имела, а сказала именно так. Значит, доченька, было бы правильно, чтобы отец с матерью в пятьдесят лет отправились на тот свет, а?
Дочь. Ты сразу на личности. Я говорила вообще, папа. В наше время молодым людям страшно трудно найти работу. На свете просто не хватает для всех места. Нужны какие-то перемены, чтоб и молодые могли наконец жить самостоятельно.
Отец. Значит, ради вас мы должны помирать во цвете лет?
(Входит Сын.)
Сын. О чём спор?
Мать. Отец немного разволновался, прочитал в газете об этой болезни.
Дочь. Я только сказала, что нужны какие-то перемены, чтобы дать дорогу новому поколению.
Сын. Ну конечно, папа. Если бы не белая болезнь, не знаю, что бы мы стали делать. Сестре даже замуж никак не выйти, а я… Раньше с дипломом некуда было устроиться. Теперь, наверное, станет легче.
Отец. Как только передохнут все пятидесятилетние, а?
Сын. Вот именно. Только бы не прекратился этот мор!
* * *
Прервём цитирование на минуту. Наша реальность даже в мелочах подтверждает пророчество Карела Чапека. Только что дама по имени Боня заявила, что всей нашей планете будет лучше, если половина человечества вымрет от эпидемии.
А в пьесе Чапека произошло невероятное. Метод Галена оказался успешным на 100 процентов. В клинику Сигелиуса направляется Маршал (глава большого и сильного европейского государства).
Больничный коридор. Шеренга людей в белых халатах, но с явно военной выправкой. Генерал смотрит на часы.
Ассистент (вбегает запыхавшись). Господин генерал, только что звонили. Маршал уже сел в машину.
Генерал. Итак, ещё раз: все комнаты с больными...
Ассистент. Заперты с девяти утра. Весь персонал собран внизу в вестибюле.
Генерал. Смирно! (Люди в белых халатах вытягиваются.) Не пропускать никого, кроме лиц, сопровождающих его превосходительство!
Тишина. Снизу доносится приветственная речь. Два человека в штатском быстро проходят по коридору, люди в белых халатах отдают честь. Входит Маршал в военной форме цвета хаки. Рядом с ним Сигелиус и Министр. Сзади свита, военные, врачи.
Сигелиус. Палата номер двенадцать у нас контрольная: здесь пациенты, страдающие белой болезнью, которых мы не лечим нашим новым методом, чтобы сопоставлять результаты.
Маршал. Понимаю. Давайте посмотрим на них.
Сигелиус. Разрешите предостеречь вас, ваше превосходительство. Болезнь заразна. Кроме того, вид больных ужасен. И, несмотря на все меры, нестерпимое зловоние.
Маршал. Мы, солдаты, и вы, врачи, должны выносить всё.
Маршал, Генерал и Министр по очереди смотрят в дверной глазок.
Генерал. Ужас! Ужас!
Министр. Кошмар! Я чуть не потерял сознание.
Маршал. У вас, господа, я вижу, не очень-то крепкие нервы.
Сигелиус. В тринадцатой палате картина, разумеется, совсем иная. Там мы применяем наш новый метод.
Маршал входит в палату №13, Сигелиус и врачи следуют за ним. Через минуту все выходят.
Маршал. Поздравляю, милый Сигелиус. Это просто чудеса.
Министр (читает по бумажке). «Ваше превосходительство, обожаемый господин Маршал! Позвольте мне...»
Маршал. Благодарю вас, господин министр. (Поворачивается к Сигелиусу.)
Сигелиус. Ваше превосходительство, у меня не хватает слов. (Читает.) Клинике Лилиенталя выпало счастье получить ваше высокое одобрение. Мы, люди науки, понимаем, однако, сколь незначительны наши заслуги в сравнении с заслугами того, кто избавил наш национальный организм от более грозных болезней — от язвы анархии, от эпидемии варварской свободы, от проказы продажности и гангрены социального разложения, грозившей гибелью всему нашему народу. (Одобрительный шёпот среди гостей: «Отлично! Браво!») Я пользуюсь случаем, чтобы, как простой врач, склониться перед великим врачом, который излечил всех нас от политической проказы, склониться перед тем, кто с твёрдостью применял подчас связанную с хирургическим вмешательством, но неизменно целительную терапию! (Низко кланяется Маршалу. Одобрительный шум.)
Маршал (подавая руку). Благодарю вас, дорогой Сигелиус, вы сделали большое дело. До свидания.
Сигелиус. Величайшее спасибо вам, ваше превосходительство!
Все уходят. Появляется группа журналистов.
Сигелиус. Господа, я так взволнован, так глубоко растроган. Если бы вы видели, с каким сочувствием, с каким мужеством склонялся наш Маршал над койками самых безнадёжных больных. Это был незабываемый момент! Ныне, когда найдено надёжное средство против так называемой белой болезни, вы можете написать, господа, что эта болезнь — ужаснейшее заболевание, какое только знала история человечества, более губительное, чем средневековая чума. Теперь уже нет надобности замалчивать масштабы бедствия. Напишите просто: найдено лекарство от самой смертоносной в мире болезни! Вот и всё. Если же хотите увековечить этот великий день, пишите, господа, о великом полководце. О главе нашего государства. О бесстрашном герое, который вступил в палату, полную больных, не содрогаясь и не страшась заразы! У него нечеловеческая выдержка, господа! Право, я не нахожу слов. (Быстро уходит.)
Профессор ушёл, а перед журналистами вдруг появился доктор Гален. Внимание! Сейчас станет ясна его цель.
Гален. Извините, господа. Прошу вас, передайте, что я доктор Гален, врач бедняков…
Журналист. Кому передать?
Гален. Кому? Всем правительствам мира. Напишите им, что я прошу... Видите ли, я был на войне, служил там врачом. И я хотел бы, чтобы больше не было войн. Пожалуйста, напишите им об этом.
Журналист. Вы думаете, они вас послушаются?
Гален. Скажите им, что иначе они погибнут от белой болезни. Лекарство — это мой секрет, понимаете? А я не открою его, пока не получу обещания, что больше не будет войн! Пожалуйста, передайте им, что это моё безоговорочное условие. Я серьёзно говорю. Никто, кроме меня, не знает рецепта, спросите хоть тут, в клинике. Скажите им, что они уже стары. Все, кто властвует в мире. Скажите, что они будут разлагаться заживо, как вон те, в двенадцатой палате. Скажите им, что такая участь ждёт всех людей, всё человечество.
Журналист. И вы допустите, чтобы люди умирали?
Гален. А вы готовы допустить, чтобы их убивали? Если люди могут убивать друг друга свинцом и газом, зачем нам, докторам, спасать их от смерти? Если бы вы знали, какого труда стоит, например, спасти больного ребёнка или вылечить костный туберкулёз. Прямой долг врача — предотвратить войну. Пусть мир откажется от войны и насилия — за это я дам ему своё лекарство от белой болезни.
Журналист. Исключено. На это сейчас не пойдёт ни одно государство.
Гален. Не пойдёт? Допустит, чтобы его население вымирало от такой ужасной эпидемии? Столько народа должно страдать напрасно? И люди примирятся с этим? Вы думаете, они не восстанут? Да и сами властители начнут разлагаться заживо. Говорю вам, они испугаются. Все испугаются! Вы скажете людям: не бойтесь, от белой болезни есть лекарство. Заставьте только своих правителей дать обет вечного мира. И белой болезни придёт конец.
Журналист. А если ни одно государство не согласится?
Гален. Я не дам своё лекарство.
Журналист. И что же вы с ним будете делать?
Гален. Буду лечить своих бедняков.
Журналист. А богатым откажете в лечении?
Гален. Я не стану лечить их. У богатых больше влияния. Если сильные и богатые действительно захотят мира, они смогут. Если бы на больницы тратилось столько же, сколько на танки...
Быстро входит Сигелиус.
Сигелиус. Прошу журналистов покинуть клинику. У доктора Галена нервное расстройство.
Журналисты. Но мы хотели бы еще узнать...
Сигелиус. Господа, здесь рядом заразные больные. В ваших же интересах удалиться. (Журналисты уходят.) Гален, вы с ума сошли?! В стенах моей клиники я не потерплю таких вредных речей! Да ещё в такой день! Мне следовало бы тут же, на месте, передать вас властям за экстремизм, понятно? Но я знаю, что вы переутомлены. Пойдёмте ко мне. Вы сообщите мне химическую формулу и точную схему применения вашего лекарства, а потом пойдёте отдохнуть. Вам необходим отдых.
Гален. Я ведь выдвинул свои условия. Без них я не могу передать вам свой рецепт.
Сигелиус. Вы или безумец, или государственный преступник! Категорически требую: ведите себя как врач. Ваш долг — помогать больным, до остального вам нет дела.
Гален. Но я врач и не хочу, чтобы люди убивали друг друга.
Сигелиус. А я в стенах моей клиники запрещаю подобные речи! Мы служим не какой-то гуманности, а науке и своей нации. Не забывайте, что здесь государственная клиника! Вы иностранного происхождения. Очевидно, поэтому у вас нет ясного понимания того, каковы историческая миссия и будущее нашей нации. В последний раз предлагаю вам сообщить мне формулу вашего лекарства.
Гален. Мне очень жаль.
Сигелиус. Чтобы ноги вашей не было у меня в клинике! Пускай лучше всё человечество вымрет от белой болезни, чем я потерплю хоть минуту вашу пацифистскую заразу!
Гален. Вам как врачу не следовало бы так говорить.
Сигелиус. Я не только врач. Благодарение богу, я еще слуга государства.
Семья вечером за столом.
Отец (читает газету). Видишь, мать, уже есть лекарство от белой болезни.
Мать. Слава богу!
Отец. Я же говорил! При нынешних успехах цивилизации невозможно, чтобы гибло столько людей. Откровенно говоря, я чувствую себя так, будто снова родился. Всё-таки было страшновато. У нас на службе белая болезнь свела в могилу больше тридцати человек — всем под пятьдесят.
Мать. Бедняги.
Отец. Сегодня меня вызвал сам барон Крюг и говорит: «В связи со смертью главного бухгалтера вы примете руководство всей бухгалтерией». Такой счастливый день!
Мать. Я очень рада за тебя.
Отец. А за себя? Ты прикинь: ведь это лишних двенадцать тысяч в год. Цела у тебя ещё та бутылка, что я подарил тебе на день рождения? (Читает газету.) «...Губительнее, чем средневековая чума». Но сейчас уже не средневековье! (Читает дальше.) Ну, ясно: наш Маршал — герой! Я бы не сунулся туда, к этим больным! Ни за что! (Кладёт газету.) Итак, главный бухгалтер! (Мать приносит бутылку и стакан.) Почему один стакан? Ты разве не выпьешь со мной?
Мать. Нет.
Отец. Ну так за твоё здоровье, мамочка. (Пьёт.) А ты меня поцелуешь?
Мать. Нет, пожалуйста, оставь меня в покое.
Отец (наливает себе ещё). Главный бухгалтер концерна Крюга! Неплохая карьера, мать! Знаешь, на это место у нас метили ещё пять человек. Но все они померли. Все от белой болезни... И дочка выходит замуж, потому что жених нашёл место, и сын поступит на службу. Искренне скажу: слава богу, что появилась эта белая болезнь!
Мать. О господи, как ты можешь?!
Отец. Да ведь это правда! Подумай только: она помогла и нам, и многим другим. Надо благодарить судьбу, мамочка. Не будь белой болезни, не знаю, жилось бы нам так хорошо, как сейчас. А теперь от неё есть лекарство, так что нам она уже не страшна. Но я ещё не дочитал. (Берёт газету.) Профессор Сигелиус — светлая голова! Это лекарство открыли в его клинике. Сам Маршал туда приезжал. Пишут, что это был незабываемый момент. Верю. Маршала я видел только раз, мельком на улице, в машине. Великий человек, мать! Выдающийся полководец!
Мать. Война будет?
Отец. Сама понимаешь: будет. Было бы грешно не воевать, когда у нас такой блестящий военачальник. На заводах Крюга сейчас работают в три смены — военные заказы. Не вздумай сболтнуть, теперь у нас начали делать новый отравляющий газ. Прямо замечательный! Строим шесть новых фабрик. Быть сейчас главным бухгалтером у Крюга — это высокое доверие. Я бы и не взялся за это дело, если бы не сознавал своего гражданского долга.
Мать. Только бы нашему сыну не пришлось идти на войну.
Отец. Не беспокойся: война не продлится и недели. Противник будет разбит, прежде чем узнает, что она началась. Вот как это делается в наше время, мамочка. А теперь дай мне дочитать. (Пауза.) Ах, сволочь! Как это только терпят! Да ещё пишут о нём в газетах! Я бы безо всяких разговоров велел этого типа пристрелить. Это же изменник!
Мать. Кто?
Отец. Тут сказано, что лекарство изобрёл какой-то Гален. И он, мол, не откроет своего секрета ни одному государству, пока оно не предложит другим державам заключить вечный мир!..
Мать. Что ж в этом плохого?
Отец. Глупый вопрос! На это не пойдёт ни одна страна в мире. Зря, что ли, мы потратили столько миллиардов на вооружение? Вечный мир! Это же просто преступление! По-твоему, закрыть предприятия Крюга? Двести тысяч человек выбросить на улицу? В тюрьму нужно этого типа! Говорить сейчас о мире — это подстрекательство к бунту!
Мать. Но если он открыл лекарство...
Отец. Это ещё вопрос. А по-моему, этот мерзавец вовсе даже не врач, а тайный агент и экстремист, подкупленный какой-нибудь иностранной державой. Посадить его безо всяких разговоров.
Мать. А если это лекарство и вправду действует?
Отец. Тем хуже! Тогда я зажал бы ему пальцы в тиски. Заговорил бы! Нынче есть средства заставить людей говорить. Неужто позволить, чтобы этот мерзавец морил нас белой болезнью из-за такой дурацкой утопии, как мир? Хороша гуманность!
Мать (глядит в газету). Этот доктор говорит только, что хочет прекратить убийства.
Отец. Негодяй! А слава нации для него ничто? Кто против убийств, тот против наших коренных интересов, понятно?
Мать. Я бы хотела, чтоб был мир для всех нас.
Отец. Скажу прямо: если бы мне пришлось выбирать между белой болезнью и вечным миром, я выбрал бы белую болезнь. Так и знай!
Мать. Тебе видней!
Отец. Что с тобой сегодня? Почему у тебя шея завязана платком? Тебе холодно?
Мать. Нет.
Отец. Так сними. Дай сюда! (Срывает с неё платок. Мать молча встаёт.) О господи! У тебя на шее белое пятно!
* * *
Это не конец. Это середина пьесы. Скоро заболеет главный босс всей военной промышленности барон Крюг. Заболеет, ужаснётся и начнёт иначе относиться к вопросам войны и мира, поскольку теперь это вопрос его личной жизни (точнее, смерти). Вот он пришёл к профессору.
Барон Крюг. Как идут дела?
Сигелиус. Увы, эпидемия ширится. К счастью, народ больше думает о предстоящей войне, чем о белой болезни. Настроение самое бодрое. Полнейшая уверенность!
Крюг. В том, что удастся справиться с болезнью?
Сигелиус. Нет, в том, что мы выиграем войну. Вся нация верит в Маршала, в вас и в нашу великолепную армию. Никогда ещё не было столь благоприятного момента.
Крюг. А лекарство от белой болезни ещё не найдено?
Сигелиус. Пока нет, кроме того, которое есть у Галена. Метод этого сумасброда даёт результаты.
Крюг. Надёжные?
Сигелиус. К сожалению, успешные почти на сто процентов. Этот безумец думал, что путём шантажа сможет навязать нам свою бессмысленную утопию.
Крюг. И доктор Гален принципиально не лечит богатых?
Сигелиус. Да. Фанатик! Продолжает грезить о вечном мире. Как врач могу сказать, что его следовало бы поместить в психиатрическую лечебницу.
Крюг. Значит, против белой болезни ничего нельзя предпринять?
Сигелиус. Слава богу, можно. В последние дни мне посчастливилось добиться просто блестящего успеха. Пока это ещё строгий секрет, но, разумеется, не от вас. В ближайшее время выйдет закон о принудительной изоляции заражённых белой болезнью. Моя идея, барон. Сам Маршал обещал мне помочь. Это будет величайший успех в борьбе с эпидемией.
Крюг. Действительно, замечательный успех. А как вы себе представляете эту изоляцию?
Сигелиус. В лагерях, барон. Каждый, у кого будет обнаружено белое пятно, подлежит отправке в охраняемый лагерь.
Крюг. И там все они постепенно вымрут?
Сигелиус. Да, но под врачебным надзором. Белая болезнь заразна, и каждый больной разносит инфекцию. Надо уберечь от неё остальных. Всех нас, милый барон. Всякая сентиментальность в этом деле преступна. Больных, которые попытаются бежать из лагеря, будут расстреливать. Распространению заразы нужно воспрепятствовать насильственными мерами, иного пути нет. Давно пора убрать этих больных за колючую проволоку, не допуская никаких исключений.
Крюг. Да, главное, никаких исключений.
Сигелиус. Что с вами?
Крюг (резким движением распахивает сорочку на груди). Может быть, вы взглянете сюда?
Сигелиус (после паузы). Можете застегнуться, барон.
Крюг. Это она?
Сигелиус. Пока трудно сказать.
Крюг. Благодарю. Подавать вам руку я не должен?
Сигелиус. Никому, барон, больше не подавайте руки.
Крюг. Так вы говорите, что закон об изоляции выйдет в ближайшие дни? Значит, мне надо позаботиться, чтобы мои заводы выпускали побольше колючей проволоки.
* * *
И опять предсказание Чапека, сделанное в 1937-м, сбылось до мелочей. Только что идею профессора Сигелиуса высказал профессор Высшей школы экономики Матвейчев. Под заголовком «Нужен 37-й год» он написал: «Либеральная сволота должна быть уничтожена хирургическим путём. На урановые рудники...»
Нам имя барона не режет слух, а в 1937-м, при первой постановке пьесы «Белая болезнь», у чешского театра возникли проблемы. Фамилия Крюг слишком была похожа на немецкое Криг (война) и на Крупп (главный производитель пушек Рейха). Немцы рассердились.
...Потом заболеет глава государства Маршал. Он узнает об этом в самый неподходящий момент — когда будет произносить свою великую историческую речь.
* * *
Слышны военные марши, потом всё покрывает восторженный рёв толпы. Кабинет Маршала. Он с балкона выступает перед толпой. В кабинете его Дочь и Министр в военной форме.
Маршал (к толпе). Наши сереброкрылые самолёты уже сеют смерть над городами наших заклятых врагов. (Восторженный рёв толпы.) Я хочу вынести на суд народа этот мой самый решительный шаг. (Крики: «Да здравствует Маршал!», «Слава Маршалу!») Да, я начал войну, не объявляя. Я поступил так, чтобы сохранить тысячи жизней наших сыновей, которые в эту минуту громят не успевшего опомниться противника. (Неистовый крик: «Да здравствует Маршал!») Я начал войну, не вступая в унизительные переговоры с этим маленьким, ничтожным государством, которое воображает, что может безнаказанно провоцировать и оскорблять нашу великую нацию. И руками наёмных бандитов подрывать наш порядок и безопасность! (Рёв толпы: «Смерть им!», «Предатели!», «На виселицу!»)
Был только один путь: послать карательную экспедицию и расправиться с этим обнаглевшим ничтожным государством, которое упорно угрожало нашему мирному благоденствию! Стереть с лица земли этот жалкий и неполноценный народ, у которого нет никакого права на существование. Истребить всех, кто бы ни встал на его защиту! От вашего имени я заявляю всему миру: «Мы не хотим войны, но мы победим! Победим, ибо такова воля божия!.. Победим (бьёт себя в грудь), потому что с нами справедливость!.. С нами справедливость! (Слабее.) Справедливость. (Крики: «С нами справедливость! Слава войне! Слава Маршалу!» Маршал, шатаясь, входит с балкона в комнату, бьёт себя в грудь.) С нами справедливость!.. С нами спра...
Министр. Вам нехорошо, ваше превосходительство?
Дочь. Что с тобой?
Маршал (бьёт себя в грудь). С нами справедли... Что это?! (Расстёгивает мундир, рвёт на себе рубашку.) Я ничего не чувствую. Грудь как мрамор.
Дочь (с усилием). Нет, папа, там ничего нету. Ты не смотри.
На улице нарастает рёв: «Маршал! Маршал! Маршал!»
* * *
Дочка обманывает напрасно. Маршал уже всё понял. И теперь... Дальше можете прочесть пьесу сами: или с полки взять, или в интернете найти. Но мы предлагаем вам, уважаемые читатели, кое-что совершенно новое! Вы можете увидеть всё своими глазами.
Только что в интернете появилась «Зараза. Первая читка». Это не фильм и не спектакль. В нормальных условиях спектакль возник бы через два месяца (а то и через полгода) интенсивных репетиций.
...Пьеса Чапека была выбрана два года назад, продумана режиссёрская концепция, замечательный художник предложил потрясающую сценографию... Но у всех театров свёрстаны планы на три сезона вперёд, везде в очереди толкутся режиссёры, звёзды заняты, денег нет — так оно и тянулось. И вдруг — эпидемия. И старая пьеса сразу стала актуальней всей мировой драматургии и острее, чем телевизионные ток-шоу. Откладывать дальше было нельзя.
О постановке мы с одним московским театром договорились в середине марта и наметили премьеру на конец мая. Но ещё через три дня стало ясно: у нас нет ни мая, ни апреля, ни даже недели: над Москвой нависла угроза карантина.
Тогда было решено сделать всё в один день. Не ради рекорда, а под давлением обстоятельств непреодолимой силы. Теперь это самая стремительная постановка в истории.
План был прост. Театр даёт помещение и артистов. Сперва я читаю текст труппе — полтора часа. Потом распределение ролей — ещё минут сорок. Потом артисты читают свои роли по бумажке — с остановками, замечаниями, пояснениями — ещё два часа. А потом артисты (уже зная текст, уже ориентируясь в отношениях, интонациях, ритме) читают вторично, и эту вторую читку снимает тремя камерами московская команда «Pointless Lazer».
Не вышло. Не хватило времени. Пришлось снимать первую читку. Работа, начавшаяся в полдень 19 марта, закончилась в десять вечера.
Потом несколько дней предельно интенсивной работы — убирали шумы, всевозможные досадные ошибки. Теперь на канале «Книжный чел» вы можете (бесплатно) увидеть спектакль «Зараза», поставленный нами за один день.
Подготовил к печати и комментировал Александр МИНКИН.
