На сегодняшний день по делу Шеремета проходят пять человек. Организатором убийства следователи называют сержанта Сил специальных операций, рок-музыканта и участника АТО Андрея Антоненко — автора гимна украинского спецназа. Бомбу под днище автомобиля Шеремета установила врач-волонтер Юлия Кузьменко. А двое других участников АТО, Владислав и Инна Грищенко, по версии следствия, изготовили взрывное устройство, которым взорвали журналиста. Оба эти персонажа в прошлом были членами запрещенного в РФ «Правого сектора». Пятым участником группы МВД называет военную медсестру Яну Дугарь, которая проводила разведку на месте будущего преступления. За супругами Грищенко числятся и другие преступления, в частности неудачное покушение на бизнесмена в Ивано-Франковской области. Напомним, что Шеремет погиб 20 июля 2016 года в центре Киева при подрыве автомобиля. Высказываются предположения, что атошники совершили это преступление под непосредственным руководством кураторов из СБУ.
А вот подозреваемые в убийстве писателя Олеся Бузины до сих пор на свободе. И это тоже участники АТО. Андрей Медведько, который, по версии следствия, был непосредственным исполнителем убийства, служил в спецбатальонах «Киев-2» и «Гарпун». Он и его подельник Денис Полищук, который добил лежащего Бузину выстрелом в голову, состоят в неонацистской группировке С-14 (запрещена в РФ). Полищук также принимал участие в карательной операции на Донбассе в составе 54-го разведбата. При новой власти он даже получил должность в министерстве по делам ветеранов. Олесь Бузина был застрелен в Киеве у собственного дома 16 апреля 2015 года.
23 марта 2017 года в Киеве был застрелен экс-депутат Госдумы Денис Вороненков. Украинские власти сразу объявили, что в деле имеется «русский след». Однако киллером оказался участник АТО, служивший в батальоне «Донбасс» в Мариуполе, Павел Паршов. Его предполагаемые соучастники — также члены праворадикальных группировок, воевавшие на Донбассе.
А в конце прошлого года «отличились» ветераны-атошники из батальона «Аратта» (одно из формирований Дмитрия Яроша) — убили в центре Киева трехлетнего ребенка. Жертвой должен был стать его папа — бизнесмен и депутат Киевского облсовета Вячеслав Соболев. Однако в результате обстрела машины погиб его сын Саша. Тем не менее бывший комбат задержанных киллеров Андрей Гергерт призывает отнестись к ним с пониманием, ведь ребята получили на войне серьезную психическую травму.
Я перечислила только самые громкие преступления, жертвами которых стали известные люди. Мелкие никто не считает и статистики по ним не ведет. Украина погружается в стихию криминального разгула. Фигурантами многих преступлений являются вчерашние участники боевых действий, т.н. «герои» АТО. Опять-таки, статистики нет. Нет научных исследований на эту тему. Похоже, что проблемой реабилитации ветеранов войны никто всерьез не занимается. А ведь это мина замедленного действия.
Специалисты уверены: война калечит не только тело, но и душу. Но если телесные раны можно залечить, то психическая травма остается с человеком навсегда, возможна лишь ремиссия.
Воины света, воины добра
Ветеран войны во Вьетнаме Трэвис Бикл устраивается ночным таксистом в Нью-Йорке, потому что страдает бессонницей. Так начинается киношедевр Мартина Скорсезе «Таксист». Фильм вполне может служить учебным пособием по изучению психического заболевания, которое специалисты называют «посттравматическим стрессовым расстройством» (ПТСР). А обыватели чаще именуют «вьетнамским, или афганским, синдромом». В отличие от других американских фильмов о вьетнамском синдроме, в «Таксисте» ужасы войны полностью отсутствуют. На них намекают только шрам на теле героя и его бессонница. Герой Роберта Де Ниро одиноко проживает в захламленной каморке и ничего не делает для того, чтобы как-то ее благоустроить. Он изолирован от мира, он не умеет строить отношения с девушками и не помнит дни рождения своих родителей. Его желтое такси кружит по лабиринтам ночного мегаполиса с его обычными обитателями: проститутками, сутенерами, наркоманами и ворьем. Бикл мечтает о ливне, который смоет с улиц «всю эту падаль». И однажды он понимает, что миссия по «очистке» города поручена именно ему, покупает четыре пистолета и устраивает кровавую бойню в борделе, «спасая» 12-летнюю проститутку.
И тут понимаешь, что гениальный художник всегда пророк. Отправляясь очищать Нью-Йорк от «грязи», Бикл бреет голову и с прической «ирокез» становится странно похож на современных украинских нацистов. Хотя понятно, что авторы фильма ничего такого не имели в виду: в ту пору (фильм вышел в 1976 году) Украина еще была мирной УССР. Во время Евромайдана тысячи таких биклов вышли на улицы Киева, убежденные, что им поручена высшая миссия — смыть с них «всю эту падаль». С тем же настроем они позже отправились в АТО.
Теперь украинские биклы вернулись на улицы своих городов. Как и их американские предшественники, они не знают, куда себя деть в мирной жизни. Они вернулись с войны, но война из них не ушла. Как писала в 70-е New-York Times: «Америка уходит из Вьетнама… Однако Вьетнам не уходит из Америки».
ПТСР — это болезнь
Часто мы сталкиваемся с такой ситуацией: человек говорит «у меня депрессия», «бессонница», «не могу ничего делать — все время плачу». А окружающие ему: «не раскисай», «соберись», «это просто лень», «займись делом»… Многие ли из нас в такой ситуации обращаются за больничным? Практически никто. А между тем такое состояние может быть вызвано неким травмирующим событием, и тогда врач поставит диагноз ПТСР, в полном соответствии с Международным классификатором болезней МКБ-10. Посттравматическое расстройство — это не блажь и не распущенность, это болезнь. Правда, признали это сравнительно недавно.
— Понятие посттравматического стрессового синдрома появилось только в 1980 году, в третьем издании Диагностического и статистического справочника по психическим расстройствам (DSM III). Преимущественно в связи с обилием случаев алкоголизма, наркомании, разводов и суицидов среди ветеранов вьетнамской войны, — рассказывает психолог Михаил Решетников, ректор Восточно-Европейского института психоанализа. — Тогда оно относилось к категории «тревожных расстройств», которые развиваются в ответ на редкие внешние катастрофические события, в том числе попадание под бомбардировки, артобстрел и в любые другие ситуации, связанные с чувством непреодолимого страха, ужаса, угрозы жизни, унижения и т.д.
— Какой же процент участников боевых действий рискует получить ПТСР? — спрашиваю я у профессора.
— По имеющимся данным, различные проявления ПТСР (от слабо выраженных до тяжелых) наблюдаются у 40% тех участников боевых действий, которые обращались за помощью (а обращаются далеко не все). Примерно у 10% (еще раз повторю: из числа тех, кто обратился) выявляется прогредиентное инкурабельное течение (прогрессирующее, неизлечимое. — М.П.), то есть когда врачи, психиатры и психологи бессильны им помочь.
Бытует мнение, что у советских ветеранов Великой Отечественной войны никакого ПТСР не было.
— Меньший процент им страдал, конечно, — согласен Сергей Ениколопов, заведующий отделом медицинской психологии Научного центра психического здоровья. — Но данных очень мало, потому что в то время такого диагноза еще не было. Мы можем только говорить, что у ветеранов ВОВ ПТСР было, но намного меньше, чем в других аналогичных ситуациях, потому что у победителей раны заживают быстрее. Американцы в свое время установили, что очень важно, как общество оценивает участников боевых действий и в целом саму войну. Если война считается справедливой, то и психических расстройств у военных меньше. У американских участников Второй мировой ПТСР обнаруживался реже, чем у их сыновей, которые воевали во Вьетнаме.
Имеет значение и то, как общество относится к вернувшимся с фронта солдатам. Советское общество однозначно воспринимало фронтовиков как героев. И они не были выброшены на обочину, а сразу же были пристроены к мирному труду — разрушенную войной страну надо было восстанавливать.
Но параллельно советское государство применяло и силу.
— В СССР справлялись с послевоенным синдромом преимущественно репрессивными методами, — утверждает Михаил Решетников. — За хранение оружия были введены уголовные наказания. На борьбу с преступностью и бандитизмом (в том числе националистическим) были брошены милиция, КГБ и армейские подразделения. Были массовые депортации, чтобы лишить многочисленные банды финансовой и информационной подпитки. И это было действенным методом. Для современной Украины это нереально. Остается только законодательное и информационное воздействие. Психологическая реабилитация — это удел богатых стран.
В отличие от участников Великой Отечественной войны, ветераны АТО далеко не для всей Украины являются национальными героями. Отношение к ним, несмотря на мощную пропагандистскую промывку мозгов населения, остается неоднозначным.
«Психологическая реабилитация — это удел богатых стран»
— Удалось ли американцам в конце концов побороть вьетнамский синдром?
— В США была разработана, казалось бы, достаточно дорогостоящая и эффективная система медицинской и психологической реабилитации, — отвечает Михаил Решетников. — Но что показывает неумолимая статистика? Во время вьетнамской войны погибло около 60 тысяч американских военнослужащих. А после ее окончания покончили с собой более 120 тысяч ветеранов. Одним из самых «урожайных» по самоубийствам был 2005 год, когда (через 25 лет после окончания войны!) покончили с собой 6256 человек. Клинические проявления посттравматического синдрома были выявлены у 20% ветеранов. Бытовое насилие в семьях американских ветеранов встречается в 5 раз чаще, чем среди гражданских лиц. Уровень разводов у них составляет 90%. Они также лидируют по показателям наркомании, алкоголизма и преступного поведения. Через 20 лет после войны более 1/3 всех отбывающих заключение в тюрьмах США были ветеранами войн. Они же лидируют среди лиц, совершивших изнасилования. Каждый четвертый бездомный в США — это также ветеран (в 2005 году было зарегистрировано 194 254 таких бездомных ветерана).
— Как решалась проблема афганского и чеченского синдрома в РФ? И решалась ли?
— Проблема решалась преимущественно методами воспитательного и политического воздействия. Для кого-то эти меры оказались достаточными, и постепенно участники боевых действий адаптировались к мирной жизни.
— Есть ли у нас службы, занимающиеся психологической реабилитацией ветеранов боевых действий? Куда обращаться человеку с ПТСР?
— Такие службы есть при некоторых военных госпиталях, но они крайне малочисленны и в целом малопрофессиональны, — считает Решетников. — Количество специалистов в области психического здоровья у нас пока в среднем в 50–100 раз меньше, чем в большинстве развитых стран. Наиболее квалифицированные кадры, как и везде в мире, работают в частном секторе, где обеспечивается иной уровень конфиденциальности и где такая помощь стоит достаточно дорого. В государственной психотерапии на сегодняшний день действует около 1400 психотерапевтических кабинетов на всю страну. И количество этих кабинетов каждый год сокращается (за последние годы — на 200 кабинетов). Реальная психотерапия — это высококвалифицированные кадры, для обучения которых нужно примерно 5–7 лет подготовки на базе высшего образования, и это обходится тем, кто избрал эту профессию, как минимум в 300–500 тысяч. Естественно, эта категория специалистов не идет на госслужбу, где психотерапевт может рассчитывать на 18–24 тысячи рублей в месяц. Частный психотерапевт зарабатывает такую сумму за день-два.
— Куда же делись «нереабилитированные» ветераны Чечни? Ведь информации о преступлениях с их участием не слышно.
— Было какое-то время, когда в сводках давали ссылки на социальное происхождение и предшествующий боевой опыт преступников, но затем эти данные в публикациях стали опускать.
Сергей Ениколопов оценивает ситуацию более оптимистично:
— Конечно, после чеченской войны у нас было ПТСР. Ведомства тогда активно взялись за это: и ФСИН, и армия, и МВД. Когда их сотрудники возвращались из Чечни, им предлагалась помощь. Тогда и возникла психологическая служба ФСИН, аналогичные службы сегодня есть в армии, в полиции и в МЧС.
Путь Рэмбо
«Это проблема не только ветеранов, — уверен Решетников. — Это прежде всего проблема исходящей от них социальной опасности. Она будет усугубляться примерно на протяжении 20 лет как минимум. Будет расти количество страдающих алкоголизмом, наркоманией, будет увеличиваться число разводов и семейных дисгармоний, а также количество самоубийств, криминальных разборок и убийств, совершаемых с особой жестокостью. Мы этот период почти преодолели.
— Осознают ли эту опасность ваши украинские коллеги? Занимаются ли на Украине реабилитацией участников боевых действий? Есть ли там психологи — специалисты по ПТСР?
— На Украине есть коллеги, которые готовы оказывать такую помощь, и даже, как в нашем Институте, бесплатно. В частности, могу назвать Международный институт глубинной психологии под руководством Светланы Уваровой в Киеве. Но здесь появляется еще один негативный фактор: в течение 25 лет мы информируем все ветеранские организации Санкт-Петербурга о предоставлении в нашем Институте психоанализа бесплатной психологической помощи для ветеранов. За все 25 лет было лишь 7 таких обращений. Это вопрос психологической культуры населения. Она низкая, и число проводников этой культуры, как уже было отмечено, минимально.
— Почему люди не хотят обращаться к психологам с проблемой ПТСР? — спросила я Сергея Ениколопова.
— Они себя нормально чувствуют. Они считают, что то, что они пережили, нормально для войны. Вот покойный генерал Рохлин считал, что всех, кого вывели из боя, надо покормить, отправить в баню и протестировать на ПТСР. Он хорошо это понимал. Но сами жертвы сильно сопротивляются постановке такого диагноза.
— Но, может быть, человек способен сам преодолеть свою психотравму?
— Лучше не пытаться справиться самостоятельно. Если ПТСР не лечить, то итог может быть плачевным. От суицида до убийств, а посередине — алкоголизация и наркотизация. Ведь разговор не о гриппе. Я еще не видел человека, который бы самостоятельно вылечился от шизофрении или депрессии. Но есть люди, которые сами находят свою социальную нишу, в которой могут относительно нормально существовать. Многие из так называемых «псов войны», наемников, бойцов ЧВК и иностранного легиона имеют диагноз ПТСР. Они зарабатывают деньги и занимаются тем, к чему привыкли.
— Или становятся наемными убийцами…
— Да, естественно.
— Связаны ли громкие убийства политиков и журналистов на Украине с ПТСР?
— Скорее это связано с общей криминализацией атмосферы. Примерно как у нас в 90-е годы, когда любой конфликт решался убийством одного из участников. За это брались либо бандиты, либо участники боевых действий. Тогда в бандиты пошло большое количество бывших военнослужащих. Наглядный пример — Ирак. Огромное количество офицеров Саддама Хусейна стали ИГИЛом (террористическая организация, запрещенная в РФ. — М.П.). Их учили воевать, это их профессия. Потом оказалось, что эта профессия не востребована. А ничего другого им никто не предложил. То же и на Украине. Когда мы говорим о развитии ПТСР, то один путь — это путь Таксиста, а второй — это путь Рэмбо. Рэмбо ведь тоже ветеран Вьетнама и типичный посттравматик. Он выбирает для себя дальнейшее участие в боевых действиях, но уже на профессиональной основе.
