— Твоей телекарьере уже двадцать пять лет, и с таким опытом ты, наверное, имеешь полное право быть самой главной и всеми командовать. Так и есть?
— Может быть, и случается так, что в программе всем командует один человек — продюсер или ведущий, — но я таких проектов не помню. Мне представляется, что любой телевизионный продукт — это команда и компромиссы внутри нее. И я, кстати, хорошая рабочая лошадка, со мной всегда можно договориться.
— Когда только начиналась работа над программой «Секрет на миллион» на НТВ, у тебя было ощущение, что получится большой хит?
— В начале работы над телепроектом ни у кого нет уверенности в том, что он понравится зрителю. Мы многое меняли, когда готовили программу, и в итоге, конечно, приятно, что она стала популярной. Но вообще «Секрет на миллион» — самая сложная программа, которую я когда-либо делала. Она очень долго снимается, мы записываем минимум шесть часов материала. И такая беседа в течение шести часов почти без перерыва очень выматывает и гостя, и меня. Я после съемок просто выползаю из студии.
— И все эти знаменитости — ужасно капризная публика. Наверное, приходится уговаривать их как детей?
— Есть давняя закономерность, и по своему опыту скажу, что она работает: чем ярче звезда, чем круче по творческим заслугам, тем меньше нужно человека уговаривать. Настоящие звезды — скромные, простые в общении, в общем, очень клевые. И чем сомнительнее у человека история и репутация, тем капризнее он во всех отношениях. Старшее поколение очень отличается от молодого в лучшую сторону.
— Если речь идет о нравах местных звезд, то тебя, конечно, трудно удивить. Или все же бывает такое?
— Часто бывает, что в ходе записи у меня меняется мнение о людях. Особенно если я прежде человека не очень хорошо знала. А вообще я сопереживаю всем. Истории наших героев, их боль ранят меня до глубины души. Это очень плохо для меня лично, но очень хорошо для конечного продукта. Мне иногда кажется, что после пережитого на съемках я уже могу психологом работать.
— Но приходится работать молодой мамой. И такие заботы, наверное, не просто вписать в съемочный график...
— С рождением дочери мои приоритеты сместились. Теперь она у меня всегда на первом месте, и только потом карьера. Конечно, я не могу проводить с Машей двадцать четыре часа в сутки. Но у меня есть замечательные няни, которые очень помогают. И когда я на съемках, то знаю, что ребенок одет, накормлен, с ним играют, развивают. Но после команды «стоп, мотор», я сразу мчусь к дочке. Для меня это святое.
— Уверен, что в жизни многих твоих коллег были проекты, которыми приходилось заниматься скорее ради денег, чем ради удовольствия. Тебе знакомы подобного рода компромиссы?
— Я помню проекты, над которыми пришлось немало потрудиться. Например, «Клуб бывших жен». Это было физически изнурительно передвигаться по многочисленным съемочным локациям, мучиться от недосыпа. Но в то же время получился очень крутой и интересный проект в плане помощи женщинам. Конечно, деньги имеют большое значение, но чтобы я работала только ради них, безо всякого интереса — такого не было. Просто иногда наступает момент, когда понимаешь, что время прошло и тебе в этом проекте просто уже не место, нужно двигаться дальше.
— В начале нулевых был период, когда ты исчезла из эфира. На что жила?
— Я тогда поняла, что мне не хватает образования, и поэтому после закрытия «Партийной зоны» и «Музобоза» поступила в ГИТИС на актерское отделение и пять лет там оттарабанила. Конечно, в финансовом плане было тяжело. Я, как обычная студентка, ела «Доширак» и кашу в столовой института. Но все мы были влюблены в свою профессию и просто жили в институте. Денег на роскошную жизнь ни у кого не было, но в этой роскошной жизни никто и не нуждался. Ты о ней просто не думаешь, потому что нужно прочитать кучу литературы, подготовиться к экзамену или спектаклю.
— Не жалеешь, что не стала актрисой?
— Очень жалею, что не ушла в театр. Хотя антрепризы мне до сих пор предлагают, и кино тоже было в моей жизни. «Улицы разбитых фонарей», где я играла в течение трех лет, смотрят до сих пор.
— В твоей жизни был эпизод, который можно назвать скорее типичным, чем редким, в индустрии, где у людей редко бывают выходные дни. Переутомление, апатия, депрессия, клиника неврозов. С каким чувством ты сейчас вспоминаешь все пережитое?
— Я вспоминаю это с ужасом. У меня была очень сильная депрессия. И это не апатия, с которой иногда люди ее путают, речь совсем о другом. Мне просто жить не хотелось, и вспоминать такое по-настоящему жутко. С другой стороны, я понимаю, что мне был дан этот опыт. Как будто свыше сказали: «Остановись, карьера — не самое главное в твоей жизни». Конечно, после пережитого я научилась расставлять приоритеты. Но тогда это было дико грустно и чудовищно тяжело. Когда хватаешься за любые предложения, начиная от телепроектов и заканчивая корпоративами и совершенно ненужными тусовками. И тебе кажется, что у тебя такая работа и нужно везде успеть. Сейчас я, конечно, такого не делаю. Я четко понимаю, что кроме работы у меня есть дочь, муж, дом и какие-то свои дела.
— Пытаюсь представить тебя во время отдыха... Ты умеешь ничего не делать?
— К сожалению, я не умею отдыхать. Даже дома, где, казалось бы, можно лечь, вытянуть ноги, я постоянно бегаю, кручусь и все время нахожу себе какие-то дела. Только ночью могу иногда посмотреть кино или сериал, а в другое время телевизор все время выключен. Я как сапожник без сапог. Смотрю разве что хоккейные матчи, в которых муж играет. Приезжаю на отдых и тоже не могу расслабиться, постоянно мне что-то нужно. В общем, это моя большая проблема. Но стараюсь с ней что-то делать. Смотрю всякие вебинары, работаю над собой под девизом: «Хватит любить других и делать им хорошо, полюби себя!».
— Наверное, ты можешь читать лекции о карьере в духе «я сама». Особенно сейчас, в эпоху разговоров о гендерном равноправии и феминизме...
— Вот не хочу быть «я сама». Хочу, чтобы кто-нибудь помогал. Мужик для того и нужен, чтобы помогать женщине. Мне даже муж говорит: хватит быть такой самостоятельной. Я работаю над этим, над тем, чтобы быть девочкой, которая чего-то не может. Хотя, конечно же, все я могу. Но вообще я против этого гендерного равноправия. Я родилась в Советском Союзе и считаю, что мужчина должен быть главным. Женщины более эмоциональные, поэтому нам труднее занимать руководящие должности.
— Все мы замечаем, как меняется телевизионный ландшафт. Как блогеры, которые бегают со своими селфи-палками, становятся значительными величинами, а иногда и звездами. Что ты о них думаешь?
— Они интересные, но на фоне нас просто другие, мне кажется, более свободные. Иногда слишком свободные и переходят грань, что мне не очень нравится.
— Многие уверены, что именно за ними будущее, а значит, вся старая школа должна срочно подумать над проектом «жизнь после телевидения». У тебя такой есть?
— Я вряд ли смогу ничего не делать. Не хочу загадывать, но если мне надоест быть ведущей, то уйду за кадр и смогу заниматься продюсерской деятельностью. Человек должен заниматься тем, что умеет делать, а телевидение — это мое. Иногда, конечно, надоедает и раздражает однообразие, понимание того, что все умеешь. Хочется чего-то другого, и даже есть некоторые мысли на этот счет. Но... Пока многоточие...
— На многих известных людей наводит ужас одна только мысль о том, что их дети тоже будут медийными лицами. Твой сын вроде бы избежал такой участи. Какие планы на дочку?
— Сын, кстати, работает вместе со мной, но за кадром. Влиять на выбор дочки я не буду. Конечно, если бы она стала врачом — то это было бы мегакруто. Если балериной... Вот здесь я, наверное, немного с ней подискутирую. Я совершенно не стремлюсь к тому, чтобы дочь стала публичным человеком. Скорее наоборот.
