— Не знаю, что ловят на свои удочки рыбаки на речках, — говорит Михаил Карпиков. — Я вот 4 года назад вырыл в огороде небольшой пруд, запустил туда тысячи мальков: карп, линь, окунь, карась. Думал, только и буду таскать рыбешку большую и маленькую. Стою два часа — хоть раз бы клюнула! А уж какой улов на речке...
Смотрю на его густую большую бороду лопатой и предполагаю, что он из староверов (церковное имя Зосима дали младенцу Карпикову при крещении).
Угадал. Не пропускает ни одной службы в московском храме.
Спрашиваю, как нынешней бесснежной зимой быть крестьянам, чтобы не пролететь с урожаем? Что говорят народные приметы, которые передаются из уст в уста, особенно среди староверов?
— Теперь не угадал, — отвечает Михаил Вячеславович. — Староверы не верят ни в какие приметы, а верят только в Господа Бога нашего Иисуса Христа и в Пресвятую Троицу.
...Хозяйство у Карпикова небольшое, в основном — сыроварение, целых 40 сортов. «Не хочу делать тоннами, хочу делать вкусно и разно», — поясняет он.
— Но зачем так много? — удивляюсь я. — Не проще ли сконцентрироваться на 3–4 сортах, самых ходовых?
— В этом и заключается главное отличие крестьянина от фермера, — говорит он. — Крестьянин делает по чуть-чуть, но в большом ассортименте, чтобы всегда было свежее и на любой вкус.
Впрочем, сегодня у него настоящий простой. Неделю назад обанкротился его компаньон из Калужской области, который поставлял молоко для изготовления сыра. Сгорел, так сказать, на работе, за долги и кредиты продал своих буренок — и поставок сырья нет уже несколько дней.
Выручают куры, несущие по одному яйцу в день каждая, и утки. Утки эти не простые, а какие-то гибридные: смесь пекинского селезня и мускусной утки. Гусь не гусь, и утка не утка. Зато мясо не жирное и по вкусу — чистая говядина. От покупателей нет отбоя. Еще есть козочки и 100 перепелов, но они зимой линяют и не несутся.
Вот так.
Жену — в конкуренты!
Чтобы расширить производство, на крестьянский путь истинный Михаил Вячеславович наставляет свою жену — Наталью Алексеевну. «Ей бы давно следовало развестись с таким дураком, как я, и найти себе более умного, — шутит он. — Но наша вера не позволяет».
Супруга оформляет документы на отдельное хозяйство, в некоторой степени муж и жена станут конкурентами — двигателями прогресса.
Конечно, можно было бы наоборот: еще теснее сплотиться — и под семейную ферму постараться получить грант до 42 млн рублей. Деньги хорошие, с ними можно и развернуться, тем более что средства эти невозвратные, необходимо просто их использовать целевым образом. Но так просто с неба они не упадут. У соискателя такого гранта должно быть в наличии не менее 20% от этой суммы, то есть 8 млн рублей.
Как Зосима Ксении Собчак ответил
С некоторых пор меня удивляет сырный бум, который обрушился на Подмосковье. Чуть ли не каждый второй земледелец изготавливает сыры.
В чем причина такого ажиотажа?
— Что касается меня, то это мой личный ответ Чемберлену, — говорит Михаил Вячеславович. — В 2014 году, когда начались торговые войны с Западом и санкции, Ксения Собчак на всю страну заявила, что теперь в России и приличного сыра не купишь. Меня это взбесило, решил доказать, что мы сами с усами, умеем варить сыры.
Но это, так сказать, лирика. В действительности же ажиотаж в Подмосковье вокруг сыра имеет глубокие экономические корни.
Дело в том, что сегодня для реализации продовольствия нужно собрать кучу документов (это отдельная и очень печальная тема), в том числе и сертификат качества. На сыры хоть 500 наименований выдают один сертификат, его стоимость вместе с протоколом испытаний 20 тысяч рублей. На продажу молока — тоже 20 тысяч. Йогурта, сметаны, творога, кефира и т.д. — тоже 20 тысяч, но по каждой позиции отдельно.
Понятно, что допуск к прилавку с сырами куда дешевле, к тому же они в отличие от другой молочной продукции не скисают и не портятся при хранении.
В общем, ларчик просто открывается.
Но это не единственный перекос в отечественной аграрной экономике.
Разделяй — и крестьянствуй!
Вот он, Михаил Карпиков, является заместителем председателя Московского крестьянского союза. По разным данным, в этом бизнесе находятся около 2 тысяч подмосковных селян, хотя далеко не все они являются членами МКС.
И он считает себя почему-то не фермером, а именно крестьянином.
На этот счет у него собственная теория, которая не лишена государственного смысла.
О чем теория?
На сегодняшний день сельское население страны разделено на три группы: личные подсобные хозяйства (ЛПХ), КФХ — крестьянско-фермерские хозяйства и агрохолдинги.
Об ЛПХ что особенного говорить? Это, как правило, 10 кур на подворье и один-два поросенка в сарайчике. Чисто себе на пропитание. Яиц даже от 10 куриц не съешь, они для родственников, друзей, соседей. Хотя понятно, что каждый человек втайне мечтает, что даже от этой малой живности будет иметь хоть какую-нибудь копейку — деньги ведь лишними не бывают.
Но о «заработке» в ЛПХ лучше не мечтать. На днях Госдума во 2-м чтении приравняла эту сферу деятельности к индивидуальному предпринимательству. И теперь будь добр — покупай патент или плати 4% от выручки реализованной продукции.
Сколько ее реализует бабушка-старушка и где?
На рынок с десятком яиц, как в добрые старые времена, сегодня не выйдешь. Рынки нынче все коммерческие, за торговое место нужно заплатить, а оно стоит дороже, чем твой ассортимент. К тому же по нынешним правилам на каждый товар необходимы документы. Таких торговых точек, где можно просто встать со своей петрушкой или куском сала без сертификата, тоже нет.
Один путь зашибить копейку — дежурить у своей калитки с нехитрым скарбом и втихую продавать дачникам или горожанам зелень, чеснок или огурцы — до появления полицейских: за нарушение закона штраф 5 тысяч рублей.
— Получается, как с самогоном: можешь его гнать сколько хочешь, но продавать не имеешь права, — говорит Михаил Вячеславович. — Если что удастся впарить, то только в обход закона.
Крафт — это по-нашему!
А вот крестьяне — не фермеры, а фермеры — не крестьяне. Хотя состоят в одной группе и делают одно дело, это совершенно разные истории.
По представлению моего собеседника, крестьянская модель — это община родственников или единомышленников, которые могут оказывать весь спектр аграрных услуг — от поля и до самого ресторанчика. Но с совершенно свежими и натуральными продуктами, выращенными на своих грядках.
— В свое время я занимался ресторанным бизнесом, знаю, какие продукты поступают на кухню, — рассказывает сыродел Зосима. — Самые залежалые и дешевые, знаю места, где они приобретаются. Из этих продуктов готовят блюда, назначают цену в 100 раз большую, чем покупали сырье, и подают нам на красивых тарелках. Весь мир живет не так. Там тоже не фермеры, а крестьяне. Отец в поле, мать в коровнике или в свинарнике, а сын или дочь в кафе или ресторане готовят только из той продукции, которая им поступает из крестьянского хозяйства. Все свежее, натуральное.
Михаил Вячеславович не любит заморского слова «крафт», но наконец его произносит: «Только крестьянин с его маленькими объемами и широким ассортиментом способен вырабатывать крафт — натуральную домашнюю еду ручной работы, произведенную не промышленным способом. Это вот как есть кино и есть театр. Кино сколько ни смотри — будет одинаковым. А один и тот же спектакль в театре всегда воспринимается по-разному. Крафт — тот же спектакль, праздник».
Но крестьянским хозяйствам государство перекрывает кислород, предъявляет к ним точно такие же требования, как к фермерам, крупным производителям.
По словам Михаила Вячеславовича, ему на сегодняшний день достаточно иметь 15 коров, чтобы в день они давали 250 литров молока и чтобы из этого количества за одну варку он получал 25 килограммов полутвердого сыра в день.
Маленькое компактное хозяйство. Таких в Подмосковье сотни, если не тысячи, которые, как правило, работают втемную.
— Нужно убрать от нас бухгалтерию — она ведь ничего для качества продукции не дала, — рассуждает Карпиков. — Как были на прилавках тонны фальсификата, так они и есть, никуда не делись! Но сколько денег они сжирают с земледельцев! Сейчас в борьбе за качество вводят еще какую-то маркировку, нужно клеить акцизы и марки. Говорят, это оборудование стоит около 600 тысяч рублей. Кто будет это покупать?! Никто!
Курица в целлофане
Крестьяне со своим продуктом могут выйти на московские рынки — они сегодня в Москве просто шикарные, крестьянам из Подмосковья, членам МКС, на них предоставляются бесплатные места, но с работой в 6 дней в неделю. И с полным набором сопроводительных документов о том, что продукция натуральная и качественная. Само собой, она должна быть красиво упакована, равняться на европейские стандарты.
Зачем, ради чего?
«Зарезал я поросенка, в каждом районе есть ветслужба, она проверила, дала «добро», я торгую — что еще нужно?! За все годы советской власти от такого примитивного контроля хоть один человек отравился?! Зачем нам целлофан, этикетки? Чиновники думают, что все мы лохи, что нас гипнотизируют не ароматы, а справки. Мы теряем эту самую прелесть, когда можно просто отрезать от куска и попробовать! Все должно быть задокументировано, зафасовано в целлофан и с этикетками. Крестьянина на рынке уже нет!»
Справедливости ради скажем, что местами еще встречается. В МКС официально зарегистрировано 320, но не крестьянских, а крестьянско-фермерских хозяйств, к которым требования одинаковые — по бухотчетности, по документальному сопровождению товара, по «Меркурию», маркировке и упаковкам.
Последний момент особенно интересен, так как еще не все знают, что с 20 июля нынешнего года все чохом — и крупные, и мелкие сельхозпроизводители — должны перейти на штрихкод в маркировке своей продукции.
Что касается стоимости оборудования для нанесения штрихкода, то здесь полный разброд и шатания. Говорят, что первоначально оно стоило для земледельцев 2 млн рублей. Потом снизилось до 600 тысяч. Сейчас якобы приборы совсем упростили, и они обойдутся крестьянину в 25 тысяч рублей. Система маркировки в свое время отрабатывалась на шубах и, видимо, для пополнения бюджета дала хороший результат. Зачем этот опыт тиражировать на бутылку молока или пачку творога? Если сегодня литр стоит 60 рублей, то со штрихкодом будет все 120!
Никто из крестьян не станет покупать оборудование ни за 600 тысяч рублей, ни за 25 тысяч.
Мелкие земледельцы еще больше уйдут в тень. Их покупатели — дачники, горожане — потребляют свежие продукты, и никто не травится. Они тянут эту лямку и ничего не просят от государства. Ни грантов, ни стартапов — только бы государство оставило их в покое.
Если у кого-то аппетит приходит во время еды и он мечтает завести 2000 буренок — пускай переходит в другую лигу — фермеров. С крупными объемами производства, с применением машинных технологий. У таких хозяйств уже целая армия наемных работников, штат из бухгалтеров, юристов. У них есть средства и на акцизы.
Но зачем их путать с мелкими крестьянами?!
Бог в помощь!
…А в целом настроение у Карпиковых не пораженческое. С Белоруссией они интегрировались еще раньше, чем государство. В хозяйстве «младшим помощником старшего сыровара» работает Анна Белобородая из Минска — единомышленница по малочисленной пока крестьянской общине.
«Даже если, как в советские времена, у нас со дворов станут забирать коров — мы все равно выживем, — говорит убежденный крестьянин Зосима. — Свое дело не бросим. Предназначение старообрядцев — заниматься землей, разводить скот и молиться Господу Богу!»
