«Нас развели на миллионы»
Дом на Красносельской, большая уютная квартира. Александра Маринина (настоящее имя Марина Алексеева) встречает меня у порога и с улыбкой предлагает на выбор тапочки с надписью «МВД» или «Прокуратура». Пожалуй, больше, чем она, для имиджа этих структур не сделал ни один писатель. Она ведь не просто один из лучших авторов детективов в стране. В большинстве книг Марининой (а недавно вышла юбилейная пятидесятая) оперативники и следователи — это профессионалы, понимающие, что работа по разоблачению преступника сегодня позволит завтра уберечь и сохранить чьи-то жизни, здоровье и имущество.
Я выбираю тапочки «МВД», а забавный пес на руках у Марины Алексеевой одобрительно лает.
— Страшненький? А нам он кажется самым красивым, — улыбается она.
Марина Анатольевна обладает мягким и одновременно слегка грустноватым взглядом. Говорит тихо и мелодично. Удивительно приятная женщина.
Сразу предлагает показать квартиру. Вот это кухня, вот холл, вот тут кабинет, где пишет книги...
— Очень душевно у вас, — замечаю я.
— Спасибо, но еще недавно было совсем по-другому. Мы почти все тут переделали. Какое-то время (пока шел затянувшийся ремонт) мне пришлось жить у подруги в Подмосковье, а потом я переехала в пансионат. Здесь писать книги было просто невозможно из-за развала, шума и пыли. Да и жить без кухни как-то трудновато.
Итак, ее собственная не выдуманная детективная история началась именно с ремонта. Супруги (к слову, муж Сергей — полковник МВД, кандидат наук) решили кое-что обновить в квартире, которая в целом им и без того нравилась. То есть ремонт планировался косметический и точечный. Знакомые посоветовали им дизайнеров и строителей чету Пушкаревых.
— Мы долго пытались найти бригаду мастеров своими силами, искали информацию в Интернете, обзванивали фирмы, предлагающие свои услуги, но нам все отказывали, едва услышав, что речь идет о небольшом объеме: им такие работы не интересны, слишком маленькие деньги. Поэтому страшно обрадовались, когда знакомые сказали, что есть люди, готовые взяться за наш скромный ремонт, и полностью доверились им.
- Мы заключили с Пушкаревыми договор, — вступает в разговор муж. — А потом все происходило как в плохом анекдоте. Дизайнер довольно ловко и «профессионально» внушила нам, что у нас совсем нет вкуса и те небольшие изменения, которые мы хотели бы произвести, требуют другого цвета пола, далее последовал другой цвет стен, мебели и далее везде.
Картина будущего дизайна (на словах, ибо нормального дизайн-проекта нам никто не представил) нас подкупила, и мы, сами того не заметив, втянулись в довольно солидный ремонт с полной заменой мебели, сантехники и всего прочего.
По прошествии времени, задним числом, мы поняли, конечно, что это был, по нашему мнению, обычный развод. Сейчас даже смешно вспоминать, как мы, два юриста, два кандидата наук, так попались. Нас подвели доверие к рекомендациям знакомых и надежда на чужую порядочность. Но все бывает в этой жизни, и сапожники остаются без сапог.
Однако дело даже не в этом. Всю сумму мы заплатили сразу и стали ждать сдачу работ к 1 ноября 2011 года, как было прописано в договоре.
Не дождались.
Ремонт затягивался и затягивался, а потом в какой-то момент рабочие собрали инструменты и попрощались со словами: «Нам за ваш объект больше не платят». Хозяева остались в разгромленной квартире, в которой невозможно нормально жить: кухня и санузел демонтированы, мебели нет, вся плитка на полу и на стенах уложена вкривь и вкось. Пришлось искать другую бригаду, которая согласилась бы устранить чужие косяки и довести ремонтные работы до конца.
- Мы неоднократно пытались прояснить ситуацию с супругами Пушкаревыми и договориться миром, однако взаимопонимания так и не достигли, — продолжает Маринина. — В итоге расторгли договор в одностороннем порядке в связи с нарушением сроков по договору бытового подряда (просрочка, по решению суда, составила 203 дня). И по закону о защите прав потребителей потребовали возместить убытки.
Наш гражданский иск судом был удовлетворен, но ни копейки мы до сих пор не получили. Приставы сначала отказывали в возбуждении исполнительного производства, потом потеряли исполнительный лист... В какой-то момент пропало целое дело об исполнительном производстве!
Пушкаревы заявили, что этих денег у них нет, при этом не смогли представить ни одного документа, показывающего, на что они были истрачены. Если бы деньги у них были, но они просто уклонялись от их возврата, то речь шла бы о неисполнении решения гражданского суда. А коль денег нет, то это уже совсем другая история: либо присвоение, либо растрата, либо мошенничество, но в любом случае — нечто, подпадающее под статью Уголовного кодекса.
В апреле 2015 года Маринина обратилась с заявлением о возбуждении уголовного дела в УВД ЦАО Москвы.
- Оттуда материалы отправили в УВД ЮВАО Москвы, сотрудники которого, грубо нарушив закон, переправили их в Службу судебных приставов Москвы, — говорит супруг. — Дальнейшая судьба этого материала неизвестна.
Пришлось снова обращаться в УВД ЮВАО и писать повторное заявление, которое также пустилось в длительное путешествие: сначала из УЭБиПК ЮВАО — в ОМВД Марьино, затем в ОМВД Марьинский Парк (почему-то в уголовный розыск).
Далее ситуация развивалась циклично: писательница получает постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, обжалует его прокурору, прокурор отменяет постановление как незаконное, поскольку ни одно из обстоятельств, указанных в заявлении, не проверено, и направляет материалы тем исполнителям, которые прежде уже выносили постановление об отказе.
Исполнители, разумеется, не признают, что были неправы, выносят новое постановление об отказе, в точности копирующее предыдущее, и снова обжалование, снова отмена постановления как незаконного…
Прокурор в своих постановлениях каждый раз указывает, какие мероприятия необходимо провести в целях проверки заявления, однако исполнители, которым возвращается материал, либо выполняют эти указания чисто формально, либо не выполняют вообще. Именно поэтому все «отказные» постановления выглядят как под копирку: новых фактов-то не появляется! И так 11 раз.
Более того: многострадальные материалы успели за это время неоднократно побывать даже в УВД ЦАО и вернуться назад в УВД ЮВАО в сопровождении документа, содержащего вполне законный и справедливый вопрос: «А зачем вы нам это присылали?» При этом ведь речь идет не о краже ведра краски, а о хищении денежных средств на сумму свыше 5 миллионов рублей, то есть о совершении тяжкого преступления группой лиц.
- Мы использовали практически все возможности, предусмотренные пирамидой ведомственного контроля, — рассказывает муж писательницы. — Трижды обращались к руководству ГУ МВД России по г. Москве, дважды — к руководству ГУЭБиПК МВД России, еще дважды — к начальнику УВД ЮВАО.
Руководство столичного ГУ МВД однозначно усматривало в действиях полиции грубейшие нарушения и направляло соответствующий документ, результат — нулевой, указания игнорируются и не исполняются, копируется прежнее постановление без проведения хотя бы малейшей проверки.
Начальник УВД ЮВАО в нашем присутствии устраивает разнос подчиненным, кричит: «Расплодили мошенников! Неизвестно, чем занимаетесь целыми днями!», в итоге — через 10 дней мы получаем все тот же отказ...
Также писательница неоднократно подавала в суд жалобы на бездействие прокуратуры ЮВАО, и даже в тех случаях, когда судья признавал жалобу обоснованной и выносил соответствующее решение, ничего не менялось. Материалы продолжали «отфутболивать» из подразделения в подразделение или в очередной раз распечатывать хранящийся в компьютере «отказ».
- Я специально старалась сама поменьше ходить по кабинетам, — говорит Маринина. — Чтобы не привлекать к себе внимание и не получать тем самым какие-то преференции. Но, поскольку фамилия у меня не известная, то и без этого мало кто узнавал.
В общей сложности материал на проверке находится 4,5 года. Я проанализировала практику по искам к МВД на нарушение права гражданина на доступ к правосудию в разумные сроки. Так вот, все они касаются случаев, когда люди борются за справедливость больше 4 лет. Приезжают за свой счет из других городов, надеются на понимание, поддержку, на защиту своих законных прав и интересов. И нарываются на полное отсутствие профессионализма, когда сотрудник полиции даже не понимает правовой сути того, что излагает заявитель.
Думаете, я фантазирую? Ничуть не бывало. Всего один пример: мы с мужем на приеме у начальника УВД ЮВАО жалуемся на бездействие его подчиненных, которые не утруждаются проверкой изложенных в заявлении фактов.
Руководитель УВД вызывает начальника ОРЧ, сотрудники которого должны были заниматься нашими материалами. На вопрос генерала: «Вы Пушкарева опросили?» — этот начальник ОРЧ на голубом глазу отвечает: «Нет, его дома не было».
Можете себе представить уровень профессионализма в полиции, если такая аргументация считается допустимой в кабинете начальника УВД? То есть за первые два года проверки они не могли даже опросить главного фигуранта! И вот уровень аргументации подчиненного перед генералом. Ты что — дворник, который один раз позвонил в дверь, тебе не открыли и ты ушел?!
Марина пьет кофе и грустно смотрит в окно. Видно, что она взволнована.
— Вы представляете, каково приходится другим людям? Мы с мужем все-таки юристы, у нас есть свободное время и ресурсы, чтобы как-то биться. А люди, не понимая сути происходящего, после первого отказа сдаются. Им кажется, что все без толку. От жалобщиков и заявителей полиция старается побыстрее отделаться, отказывая в возбуждении уголовного дела, в то время как преступники, упиваясь собственной безнаказанностью, спокойно продолжают действовать.
Пушкаревы, пока Маринина и ее муж добиваются возбуждения дела, продолжают «работать» по той же самой схеме. На них заведено множество исполнительных производств (список вывешен в Интернете). А тем, кто обращается в полицию, приходят постановления об отказе в возбуждении дела.
— Пушкаревы взяли у меня деньги и не сделали вообще ничего, — рассказывает одна из пострадавших, Таисия Фиолетова. — Суд присудил мне больше миллиона, но отдавать они деньги не хотят. Разве все это не признак преступления? Кто-то может их остановить?
Я связалась с Галиной и Сергеем Пушкаревыми. Галина сразу бросила трубку, ее супруг только прокричал:
— Алексеева купила все суды! Все это она делает для пиара.
«По мне не дадут команду «фас»
— Почему все это происходит, по-вашему? — спрашиваю я писательницу.
- Началось это не сейчас и не вчера. Началось все в 1982 году, когда был снят с должности министр внутренних дел Николай Щелоков. На его место был поставлен господин Виталий Федорчук, пришедший из КГБ (как характеризовал его секретарь ЦК КПССС, член Политбюро Егор Лигачев, «бледная личность с не очень большим интеллектом». — Прим. автора).
Он в преступности не понимал ничего. Ни как раскрывать преступления, ни как предупреждать. Какая для этого нужна наука — он представления не имел. Вообще при слове «наука» у него начиналась идиосинкразия (индивидуальная особенность организма, заключающаяся в болезненной реакции на некоторые раздражения. — Прим. автора).
Федорчук сделал вывод — вполне справедливый, надо признать, что в милиции слишком много пьют (сотрудники) и с этим нужно нещадно бороться. И вот он сделал то, последствия чего мы имеем сейчас.
Первое — он сократил катастрофически (процентов на 80) всю науку, не тронул только криминалистику, которая занималась чисто техническими вопросами. Даже не криминалистическую тактику, а криминалистическую технику. Вот именно ее он оставил (как следы искать, как их фиксировать и т.д.). Все остальное вырубил под корень.
Второе — в рамках борьбы с пьянством были уволены все, кто попался за этим делом. На место всех попавшихся были призваны в «органы» партийные и комсомольские работники, не имеющие юридического образования и о том, как бороться с преступностью, даже в книжках не читавшие. Тем не менее, они пришли руководить и даже раскрывать. Хотя для того, чтобы быть следователем, нужно быть очень профессиональным юристом с глубоким фундаментальным образованием. Оперативнику это не так нужно, ему нужно просто иметь мозги.
Как только начались первые задержки зарплаты в 1991–92 годах (а потом еще и скакнули цены), несчастные профессионалы, оставшиеся в милиции (не попавшиеся на пьянке), умеющие работать, оказались не в состоянии кормить свои семьи. И вот тут прошел полный развал кадрового ядра.
Те, кто пришел с комсомольской работы, быстро восстановили свои партийные, административные связи и подались в бизнес. А профессионалы, у которых под бизнес мозги не заточены и которые, кроме как ловить преступников, ничего не умеют, оказались перед дилеммой: или идти со своими знаниями на службу к криминалу или оставаться на службе у государства, видя, как голодают твои дети. И все 90-е годы в полицию был приток абсолютно случайных людей.
Кроме того, обширные сокращения в армии повлекли за собой появление в милиции офицеров, обладавших совершенно иным менталитетом: для них святым было слово «приказ», а вовсе не «закон» и «права граждан». Началась милитаризация милиции, породившая отчасти специфическую субкультуру, одним из проявлений которой явилась высокая толерантность к насилию.
— Но ведь все они должны были окончить школу милицию или как минимум иметь юридическое образование.
— Коммерческие вузы тогда плодились как грибы, спрос на юристов, как и на поддельные дипломы, возрос. Преподавали в них в том числе люди с купленными дипломами (представляете, как они учили?!). Кроме того, юридическое образование обязательно для следователя, но не для оперативника и, что самое печальное, не для управленца. Вы же помните, наверное, как в 1990 году начальником ГУВД Москвы был назначен молодой физик Мурашов?
Я в течение нескольких лет была членом комиссии по помилованию при правительстве Москвы. Одно из ходатайств, представленных к рассмотрению, было от бывшей сотрудницы системы МВД, которая была осуждена к реальному сроку лишения свободы за то, что в отдел кадров представила поддельный диплом о получении юридического образования. Вот она попалась, а тысячи — нет.
— Каким было решение комиссии? Помиловали?
— Отказали. Я была первая, кто настаивал на этом. Если бы это был бухгалтер, который с работой справлялся и у которого все цифры сходились и не хватало только диплома (вот она и купила в переходе), я бы всеми руками проголосовала за помилование. Но как сотрудник правоохранительной системы может начинать карьеру с такого наглого обмана?
И вот в итоге сегодня мы имеем полицию, которая не работает, а зарабатывает.
— Не слишком ли обидное для полицейских заявление вы делаете? Не все ведь такие.
— Если находятся юные энтузиасты, чистые душой, которые идут в полицию, чтобы защищать людей, наказывать плохих парней, то в течение первых трех месяцев им ясно показывают суть нашей жизни.
— Какую?
— Либо ты участвуешь в общей игре, либо тебе тут не место.
При советской власти такое было в торговле и общепите. Приходит очень честный продавец, который не хочет обмеривать, обвешивать, делать пересортицу. И вот он работает месяц, два, три, а потом к нему подходит зав. секцией и говорит: «Где деньги? Мы должны заплатить долю завмагу, тот — завотделом торговли в райисполкоме, а он, в свою очередь, в горисполком и так далее». Где взять эти деньги? И вот честный продавец раз достанет из своего кармана, два, а на третий начнет воровать.
— Но одно дело торговля, а другое полиция. Там-то что украсть?
— В 1856 году Степан Громека (полицейский чиновник и публицист) писал, что полиция занимается тем, что торгует единственной предоставленной ей властью — возбудить уголовное преследование или не возбудить. За 170 лет не изменилось ничего. Она по-прежнему этим занимается. Ей разрешают все, на все смотрят сквозь пальцы, при условии, что когда будет команда «фас», она против кого надо дело возбудит или не возбудит. А она демонстрирует эту послушность власти.
— Не понятно, почему ради вас (человека не просто известного, но прославленного в самой системе МВД) не дали команду «фас»?
— Главное — я же деньги не несу. И меня знают только по имени. Спросишь на улице, наверное, каждый второй ответит «да». Но в лицо никто не знает. Таким образом, мой собственный опыт «рядового заявителя» недвусмысленно свидетельствует о том, что современный россиянин, используя существующие правовые инструменты и не вступая в коррупционные отношения, не может, как правило, получить доступ к правосудию и добиться справедливости. Не может. И это печально.
— Вам не хотелось обо всем, что происходит в полиции, написать?
— А я это сделала. Вряд ли полицейские меня читают, у них нет времени что бы то ни было читать. Но если кто-то прочитал, то понял, что от меня нет никакого толка — денег точно не дам.
— Почему современные полицейские мало читают, на ваш взгляд? Почему не развиваются?
— Для них личностный рост — это умение вывернуться, чтобы получить хорошую должность или очередное звание, а не приобретение какой-то мудрости, какого-то нового осознания, более глубокого понимания жизни и человека (это же все не помогает деньги зарабатывать).
— Но ведь были в нашей правоохранительной системе люди такие, как тот начальник уголовного розыска Московской области генерал Алексей Экимян, который после работы садился за рояль и писал песни.
— Может быть, и сейчас есть, но мы о них не знаем. Хотя я лично сомневаюсь — не выжили бы они в современной реальности.
— А прототипы Каменской как выживают в современной реальности?
— Они не выживают. Каменская была придумана в 1992 году, когда такие люди еще были. Она с 2010 года в отставке.
— А какие ваши прогнозы — как скоро появится новая каста правоохранителей, которые будут как Володя Шарапов?
- Моисей не зря водил 40 лет народ по пустыне, пока не умрут последние, кто родился в рабстве. Новая каста полицейских завтра не появится. Сначала должны уйти все те, кто придумал схемы наживы, а потом еще 40 лет придется подождать...
Но все эти рассуждения касаются исключительно «починки» кадрового ядра, а ведь для того, чтобы полиция действительно охраняла жизнь и права граждан и их покой, нужно разбираться не только с кадрами, а со всей системой управления. Раздутый управленческий аппарат с бессчетным числом генералов — это балласт системы, нуждающейся в децентрализации.
Сдвиги имеют шанс начаться только тогда, когда полиция будет нести ответственность в первую очередь перед населением своего региона, а не перед начальниками.
— Думаете, вам удастся выиграть иск к МВД?
— Не имею права предугадывать решение суда, он все-таки у нас независимый. Но то, что иск будет подан, — это я могу гарантировать.
Как кто-то может заметить, Александра Маринина обижена на правоохранительную систему и потому сгущает краски. В полиции всегда были и будут профессионалы и даже герои (мы пишем в «МК» о таких, жаль, что зачастую это правдолюбы, которые сами пострадали от системы). Увы, их не так много, как хотелось бы. Но они есть. И именно к ним мы обращаемся с просьбой разобраться с делом известной писательницы, полковника полиции в отставке.
Просим считать эту публикацию официальным обращением к министру МВД Владимиру Колокольцеву и в Генпрокуратуру РФ.
