Это было необычное заседание: нечасто приходится видеть, как выступающих в стенах КС душат слезы. А если быть совсем уж откровенным, то обозреватель «МК» наблюдал такое впервые. «Уважаемый суд, я родилась в 1950 году в Кировской области, во время нахождения матери на спецпоселении, — начала свою речь заявительница Алиса Мейсснер. — Ее в 1941 году выслали из города Москвы по национальному признаку...» И продолжить не смогла...
Неоднократно перехватывало дыхание и у двух других истиц — Елизаветы Михайловой и Евгении Шашевой. Судьбы всех трех очень похожи: родители, жившие в Москве, подверглись репрессиям, сами они родились в ссылке. Потом, естественно, отцов и матерей реабилитировали, но вернуться к родным очагам ни они, ни дети так и не смогли. Даже после краха КПСС, даже после принятия 18 октября 1991 года закона «О реабилитации жертв политических репрессий».
Для справки: согласно вышеупомянутому акту реабилитированные лица и члены их семей в случае возвращения на прежнее место жительства должны обеспечиваться жилыми помещениями. Правда, в бочку государственной щедрости была позднее добавлена порция дегтя: пострадавшие от репрессий «обеспечиваются жилыми помещениями в порядке, предусмотренном законодательством субъектов РФ». Иначе говоря, практическое решение вопроса отдано на откуп регионам. И столица не замедлила воздвигнуть мощные, непреодолимые, по сути, барьеры на пути «возвращенцев».
В Москве, в отличие, кстати, от многих других, куда менее богатых регионов, не предусмотрен отдельный механизм обеспечения жильем реабилитированных. Для всех претендентов на бесплатные метры действует общий порядок, прописанный в законе «Об обеспечении права жителей города Москвы на жилые помещения».
Согласно последнему, для того чтобы получить жилье, изгнанные из столицы граждане и их дети должны: а) «проживать в городе Москве по месту жительства на законных основаниях в общей сложности не менее 10 лет»; б) быть признанными «малоимущими в порядке, установленном законом города Москвы»; в) не иметь «иных жилых помещений, в отношении которых они обладают правом самостоятельного пользования либо правом собственности».
«Ограничения, введенные для жертв политических репрессий в Москве и в других регионах, на которые мы ссылаемся в жалобе, затрагивают само существо права на возвращение, — настаивает представитель заявителей юрист Григорий Вайпан. — Они делают абсолютно невозможным реализацию права на возвращение... Где они будут жить эти 10 лет?! При этом они должны быть малоимущими, то есть не иметь возможности приобрести жилье. Как они тогда переедут в Москву и выполнят условие о 10-летнем сроке? Все эти условия в совокупности невозможно выполнить никак. Ни практически, ни даже теоретически».
По убеждению заявителей, как московский, так и федеральный закон, дающий региональным властям слишком большой простор для толкования, противоречат Конституции, которая провозглашает «право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц». Упомянутые нормы делают это право иллюзорным.
И вот еще одна неожиданность: почти все представители власти — президента, Госдумы, Совета Федерации, правительства, Генпрокуратуры, Минюста — согласились с аргументами истцов. Крайне редкий случай для КС. Правда, слуги народа в большинстве своем защищали как могли федеральный закон, — не в нем, дескать, дело, — но столь же дружно порицали несовершенство московского регионального законодательства.
Белой вороной смотрелись лишь московские чиновники, дружно доказывавшие, что предоставление жилья репрессированным, у которых, мол, и так есть крыша над головой, ущемит права прочих очередников. Но, похоже, это был не их день. Кульминацией заседания стало крайне эмоциональное выступление представителя правительства в высших судебных инстанциях Михаила Барщевского, извинившегося перед аудиторией «от имени, по крайней мере, части москвичей» за сказанное посланцами столичных властей.
Москвич Барщевский рассказал историю своей семьи: дед — расстрелян, бабушка чудом осталась в живых, но была выслана за 101-й километр. Отцу удалось вернуться в родной город лишь в середине 1950-х. «К чему я веду? — продолжил Барщевский. — Власть, государственная власть, сломала жизни. А сегодня кто-то находит юридические крючки, чтобы сказать: «Мы ни за что не отвечаем, мы здесь ни при чем». Мы с вами — вы, мои коллеги, и я — мы власть сегодняшняя. И если мы не отвечаем за действия власти предшествующей, то подумайте о том, что будет с нашими потомками».
Вердикт КС будет оглашен позднее, но, пожалуй, уже сейчас не будет слишком смелым предположить, что московское — а, возможно, не только московское — жилищное законодательство ждут скорые и достаточно серьезные перемены.
