Ольга Галенко — среднестатистическая российская учительница, одна поднимает двух детей, мальчика и девочку, проживает в поселке Новый Уоян в далекой Бурятии. До мая этого года, когда голова ее 11-летнего сына Максима Чиркова в результате ДТП, по словам матери, раскололась на две половины, «как арбуз, понимаете», она могла себя считать совершенно счастливым человеком.
Мальчик спокойно шел по тротуару, на него на огромной скорости налетела машина. Почти три месяца он пролежал в коме с проломленным черепом, пока Ольга ловила на себе жалостливые взгляды врачей и выслушивала слова «поддержки», как это у нас обычно принято утешать: «Вам же всего 34? Ну, значит, еще родите...»
Уголовное дело не двигалось ни на йоту. А когда Максим все-таки пришел в себя, то попросил его убить...
В Новом Уояне, бамовском поселке, с энтузиазмом построенном комсомольцами в середине 70-х, согласно данным Википедии, проживают 3,5 тысячи человек, но, по личным ощущениям Ольги Галенко, никак не больше двух тысяч. Здесь все друг друга знают. Все друг друга в случае чего прикроют. Иначе, вдалеке от больших городов, в компактных, дышащих одним воздухом, обособленных от мира и отдаленных от цивилизации местечках, и быть не может: три дня пути от Улан-Удэ, три часа до Северобайкальска, считающегося по здешним меркам крупнейшим населенным пунктом на берегу самого большого озера в мире. Из достопримечательностей в их окрестностях — одна железнодорожная станция, чья фотография украшает сайт, одна школа, один детский сад, банк, библиотека и больница, где из врачей остался только педиатр.
Без прав
Весь день Ольга на работе в вечерней школе. Уроки, домашние задания, родительские собрания... А собственные ребятишки, как часто бывает у педагогов, предоставлены сами себе. С какой-то стороны и хорошо, что поселок такой маленький, не так страшно их было куда-то отпускать, могли и в магазин сами сходить, и покушать разогреть самостоятельно. «Максим совершенно небалованный. Если что, то и книжку младшей сестре почитает, и посуду помоет. Он знает, что, кроме него, у меня никого нет, он моя единственная опора», — не может сдержать слез молодая женщина.
Беда случилась 7 мая. «Жигули» на огромной скорости вылетели на тротуар, по которому шел Максим Чирков. Свидетели показали, что после наезда машина попыталась скрыться с места происшествия, во всяком случае помощи ребенку, попавшему под колеса, раздавленному ими, лихач не оказал.
Прав у некого 31-летнего К.Титова не было. На алкоголь его, судя по всему, никто не проверял. Хотя и произошло ДТП в короткой паузе между длинными майскими праздниками. Но кто станет заморачиваться с проверкой соблюдений ПДД, если из представителей силовых структур в их Новом Уояне лишь участковый и оперуполномоченный.
По рассказам Ольги, водитель работает в местном такси, у его тещи вроде бы есть свой небольшой бизнес по продаже бытовой техники, семья дружит с главой поселка. С точки зрения москвичей, это может показаться даже смешным, но по местным меркам — он человек «со связями». «Я же не сведущая в юридических вопросах, как оно должно происходить, в какие сроки расследуется уголовное дело. Лично со мной никто об этом не говорил. И только после моего письма в прокуратуру, наконец, позвонила следователь из района: «Что вы жалуетесь? Водителю нервничать нельзя. У него жена грудью кормит». У него жена грудью кормит, а у меня сын между жизнью и смертью».
Ольга все прекрасно понимала. И что в их поселковой больничке Максим, скорее всего, не жилец. Здесь просто нечем его спасать. А транспортировка в большой город санавиацией стоит огромных денег — больше миллиона, ради простой учительницы никто стараться не станет. «Я поседела за те дни, пока уговаривала, умоляла власти мне помочь. Я прошла все инстанции, абсолютно все… Чтобы сделали хоть что-нибудь, чтобы хотя бы попытались спасти моего ребенка». В конце концов нашли возможность транспортировать пострадавшего железнодорожным транспортом.
Из анамнеза: тяжелая сочетанная травма. Множественные переводы свода и основания черепа, мозговая кома II степени. Объективно при поступлении — состояние ребенка крайне тяжелое, нестабильное, находится на искусственной вентиляции легких.
Ольга с трудом припоминает, каких нервов и сил стоило доставить сынишку в Улан-Удэ. Перед первой операцией матери сказали, что есть всего один шанс из ста, что мальчишка вообще ее перенесет. Но это был их шанс и их день. Полностью парализованный, с одним видящим глазом, с переломанными ногами, в которые пришлось вставить металлоконструкции, но Максим выжил.
Никто не верил, но 27 июля, спустя два с лишним месяца после случившегося, Максим вышел из комы. Но был как будто бы разбит инсультом. Почти не мог говорить. Все, что чувствовал, — это непереносимую боль. А когда произнес первую фразу, эта фраза, по словам Ольги, была: «Мама, очень хочется пить». И еще: «Мне так больно, мама!»
«К нам в больницу тогда приехал глава республики. Он навещал детей, которые на батуте этим летом в Улан-Удэ покалечились — ветер перевернул хлипкую конструкцию. Я даже сказать не могу, как мне удалось к нему прорваться и буквально встать на колени: «Вы хоть посмотрите и на моего ребенка. Умоляю, он же тоже живой». Я с одиночным пикетом у администрации стояла, чтобы добиться справедливости, я снова и снова обходила все начальственные кабинеты. Глава пообещал взять дело под свой личный контроль».
«Подумали, что я сошла с ума»
Операции следовали за операциями. На голову, на ноги. Наконец медики развели руками: все, что могли, мы для вашего сына уже сделали. Дальше — удачи! Остальное, мол, не в их компетенции — требуется реконструкция костей черепа, специальные современные черепные импланты, растущие синхронно вместе с костями, которые стоят около полумиллиона рублей. Необходимое лечение могут провести только в Москве, до которой от Нового Уояна почти шесть тысяч километров. «Мне сказали примерную цену одного дня реабилитации — 18 тысяч рублей. Это моя месячная зарплата, и это еще без хирургического вмешательства, лекарств, остальных процедур», — не может прийти в себя Ольга.
Отдельным квестом было — вернуться из больницы, откуда Максима выписали как безнадежного, домой на самолете. Ольга несла сына на руках по взлетно-посадочной полосе, Максим большой мальчик, ему уже одиннадцать лет, она без конца останавливалась, стирала пот со лба, рядом с самолетом села на асфальт, дожидаясь автобуса с другими пассажирами, сильно затекли ноги. Ее же в этот автобус просто не посадили — в салоне не было специальной перевозки для инвалидов.
«Люди выглядывали на меня из окон, фотографировали на свои телефоны, я слышала как они переговаривались: «Ничего себе! У ребенка голова расколота!» Ни один не помог подняться по трапу. Ни один».
Уголовное дело в отношении водителя «Жигулей» все же было возбуждено. Но обвинение ему предъявили только в конце сентября — в день, когда — так уж удивительно совпало — в МВД по Республике Бурятия пришел журналистский запрос из Москвы. «Данными о том, что он состоит в дружеских отношениях с главой администрации, следствие не располагает, — констатировали правоохранители. — Уголовное дело будет направлено в Северобайкальскую межрайонную прокуратуру для утверждения обвинительного заключения».
И тишина...
Хотя следственный эксперимент показал, что лихач, скорее всего, мог избежать столкновения еще за 100 метров, однако почему-то пошел на опасный маневр — это и стало причиной тяжелого ДТП.
С точки зрения защиты, смягчить положение подозреваемого могло бы то обстоятельство, что недавно тот все-таки отправил на счет пострадавшего мальчика аж... 10 тысяч рублей на лечение и реабилитацию, мол, ни в чем себе не отказывайте. Был, по слухам, очень расстроен, что родственники Максима не приняли эти деньги, вернули их назад. При этом, как утверждают местные, мужчина все также продолжает раскатывать по поселку на своем авто и никто его не останавливает. Нужно, чтобы это уголовное дело обязательно взяли на контроль — ведь сколько по России таких ДТП, смертельных и тяжелых, за которые так никто и не ответил...
Ольге пришлось в срочном порядке уволиться с работы. Перебраться с сыном поближе к больнице в Северобайкальск, где в случае резкого ухудшения способны оказать первую помощь. На последние средства они снимают там квартиру. С младшей дочерью сидит бабушка, пока Ольга еще и планомерно обходит банковские учреждения, чтобы получить кредит — на насущное, без чего совсем не обойтись, перевязочные материалы, матрас... Самое страшное — когда случается беда и вдруг понимаешь, что за душой-то ничего и нет. Два раза в месяц счастливое треньканье эсэмэс, поступления на зарплатную карточку, оклад педагога, которого, как оказалось, едва-едва хватает на то, чтобы прокормиться и заплатить ЖКХ. Вся наша опора, защита, стена от большого и опасного мира, как мы считаем, не более чем хлипкая конструкция, дунешь — и унесет ветром, как тот батут.
Куда и кому она только не написала за эти последние месяцы, моля о помощи — везде, где только можно. Чаще всего эти послания вообще игнорировали. Но однажды Ольге все же удалось проломить эту стену, достучаться до нужных специалистов, готовых помочь отправить мальчика в столицу и бесплатно лечить его здесь. Ей ответили за шесть тысяч километров, но дома никто не поверил. «Тетя родная рассмеялась и сказала, что у меня, видно, уже крыша поехала, раз я считаю, что разговаривала с Москвой».
На сегодняшний день вопрос о переводе Максима Чиркова в одну из крупнейших столичных клиник практически решен. Везти его сюда можно только поездом — самолет он вряд ли пока выдержит. Настроение у мальчика хорошее. Боли на время купировали. А значит, счастлива и Ольга. Для нее с сыном это вообще первый раз — такое большое путешествие, они никогда не были в Москве, да и нигде не побывали бы, кроме своего заброшенного на краю света поселка, если бы не беда…
Все, о чем паренек мечтает, — чтобы кто-нибудь привез ему в больницу фигурки игрушечных динозавров (надувных, пластмассовых, мягких, всяких), Максим их собирает, так как в будущем планирует стать палеонтологом. Для этого ему нужно «всего ничего» — встать на ноги. Они с мамой в это верят.
Читайте также: Приемные внуки Брежнева: «Мы не предавали нашу маму за 500 долларов»
