А как все эпично начиналось! «Главным управлением по расследованию особо важных дел СК России по подозрению в организации хищения не менее 68 млн рублей, выделенных в 2011–2014 годах на реализацию проекта «Платформа», задержан художественный руководитель московского театра «Гоголь-центр» Кирилл Серебренников… Вина Серебренникова… подтверждается показаниями свидетелей, результатами оперативно-разыскной деятельности, изъятыми в ходе расследования финансовыми документами…»
Тон сообщения пресс-службы СКР от 22 августа 2017 года не оставлял сомнений в том, что дело будет доведено до конца и злоумышленник получит по заслугам. Невзирая на заслуги былые, творческие. Впрочем, и последние, как всячески подчеркивала власть, — вопрос отнюдь не бесспорный. «У нас много режиссеров, я по каждому не могу», — ответил, помнится, президент, когда его попросили прокомментировать арест Серебренникова. Тем не менее смог. Президент достаточно подробно пересказал тогда фабулу обвинения, пророчески заметив: «Несмотря на то что он находится под домашним арестом, это не значит, что он в чем-то виноват». Ну, будем надеяться, что пророчески.
Такая осведомленность главы государства вступала в определенное противоречие с начальной фразой. Выходило, что Серебренников все-таки не всякий-разный, не один из многих. Но еще больше в этом убеждал резонанс, который получило дело «Седьмой студии»: скандал вышел далеко за пределы страны. Судьба далеко не каждого режиссера, согласитесь, становится предметом переговоров на высшем уровне.
В мае прошлого года Эммануэль Макрон на пресс-конференции по итогам санкт-петербургской встречи с Владимиром Путиным назвал дела Сенцова и Серебренникова «двумя очень чувствительными вопросами» для Франции, поскольку «интеллектуальная элита этим очень озабочена». И вот прошло чуть больше года — и Сенцов на свободе, и с Серебренникова сняли подписку о невыезде. Того и гляди развалится и само дело «Седьмой студии».
Может быть, конечно, чистое совпадение, но нельзя не заметить, что во времена, когда наши лидеры не обращали внимания на то, что о них подумают за пределами страны, следователи действовали куда более решительно. В том числе — в отношении режиссеров с мировой славой.
Пожалуй, наиболее яркий пример такого рода — судьба Всеволода Мейерхольда, обвиненного 80 лет назад в куда более тяжких преступлениях, нежели Серебренников. В шпионаже и контрреволюционной, сиречь антигосударственной деятельности. И, кстати, абсолютно во всем сознавшегося. Хотя на его месте, наверное, признался бы любой. «Меня здесь били — больного 66-летнего старика, — писал Мейерхольд в письме главе советского правительства Молотову, отправленном незадолго до расстрела. — Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине… Боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли)».
Сегодня со всемирно известными театральными деятелями так обращаться не принято. Что, безусловно, свидетельствует о гуманизации правовой сферы. Прогресс налицо: если режиссера не лупят по спине и пяткам резиновым жгутом, выбивая признательные показания, и если к тому же за него заступается Эммануэль Макрон, то у него весьма неплохие шансы доказать свою невиновность и остаться на свободе.
Одно тревожит: не слишком ли торопимся? Ведь если ситуация продолжит меняться такими темпами, то еще через какой-то век без заступничества французского президента смогут обходиться и менее известные деятели искусства, попавшие в тиски правоохранительной системы. А там, глядишь, дело дойдет и до дел самых обычных бедолаг. Эх, избалуют, распустят народец…
Читайте также: Суд вернул прокуратуре дело Серебренникова
