Простые девочки и мальчики с окраин, которых никто специально не окучивал, не организовывал, приезжали сюда действительно по зову души. И были это неравнодушные граждане своей страны, которые искренне желали ей перемен к лучшему. Для начала — на собственной маленькой поляне: в школе.
Кто от кого больше получал во время страстных дискуссий в маленьком «греческом зале» редакции, теперь уже и не знаю. Но гениальной была сама идея: в день выхода свежей полосы собрать летучку из ее непосредственных читателей. Самое смешное: хоть мы и были первоначально в шоке от того, что увидели знакомые по газетным страницам фамилии во плоти и крови рядом с собой, — ругали, костерили подачу и темы материалов не стесняясь, в хвост и в гриву…
Паша Гутионтов (в народе просто Гутя) ходил вдоль спинок наших стульев, задумчиво покусывая бороду. Крупный, как ребенок-переросток, Саша Ригин, с большими тревожными глазами, был похож на Карлсона в ожидании фрекен Бок, которая вдруг войдет и спросит: «Кто съел все плюшки?» Андрей Чернов, за спиной которого шептались: мол, поэт вышел из заводского цеха, как Есенин из села, — если даже молчал, то так величественно и проникновенно, что мы замирали от восторга. И не зря!
Статья в Википедии просто лопается от перечисления открытий и славных дел, которые впоследствии удастся осуществить Андрею. Только «Московский комсомолец» в качестве одной из вех его биографии там почему-то не упомянут.
Впрочем, есть другие, более надежные источники, где мифический завод отсутствует, зато, слава богу, появляется «МК». Наш давний знакомец, который, быть может, забыл о дискуссиях в клубе «Сверстника»...
■ ■ ■
Заведовала отделом учащейся молодежи тогда, наверное, Галина Полякова, ушедшая впоследствии в «Литературку». Ее мы почти не видели, но она о нас неплохо знала (в чем я позже смогу убедиться). Куда активнее была энергичная Таня Порецкая. Быть может, с ее подачи в один прекрасный день на очередном собрании критиков «Сверстника» появились люди с большой радиостанции и записали все наши бурные споры.
Атмосфера «МК» располагала к абсолютной искренности, и никто из нас, к удовольствию журналистов, язык не проглотил. Текстовая версия появилась на страницах газеты. Ну и в эфире мы прозвучали. Помню, я говорила о том, как молодому человеку важна вера взрослых в его возможности. Даже в тот момент, когда он просто стоит у школьной доски.
Как была сильна вера журналистов в нас, начинающих собкоров газеты, мне вскоре удалось убедиться.
К несчастью, помню лишь двух своих соратников по клубу старшеклассников: Андрея с незабываемой фамилией Лизогубов и жизнерадостную Валю Кац, чью открытку с обратным штампом «Редакция газеты «Советский спорт» я сохранила, потому что там было замечательное пожелание: «Пусть тебе легко дышится в стенах «МК»!»
К 10-летнему юбилею «Сверстника» вышла полоса с моей заметочкой о том, какой я люблю и хочу видеть страницу для людей, идущих в жизнь. Большой перемены в школе хватило на спринт до почтового ящика в моем доме — схватить, увидеть: «Есть!» — прижать к сердцу...
Вдохнуть и навсегда быть отравленным, зараженным, одурманенным запахом свежей типографской краски — счастье, неведомое нынешним «паутинным» блогерам…
Так ловила нас в свои сети великая страна под названием Журналистика.
■ ■ ■
А с толку сбивал одноименный факультет МГУ. Наш незабвенный декан Ясен Засурский на дне открытых дверей в тот самый год, когда я выпускалась из школы, произнес проникновенную речь, в которой объявил, что, по мнению англичан, настоящий журналист начинается с курьера. И этот посыл вбился мне в мозг как непреложная истина.
Наставники из «Сверстника», пожав плечами, отправили меня к Володе Альбинину. И я увидела еще одно помещение «МК» (мы по редакции без дела не шлялись: пришли в «греческий зал», поговорили и ушли). Как там помещался будущий большой писатель-сатирик — историческая загадка. Я помню человека немаленького роста, который тогда почему-то не рассказы писал (разве что на досуге?), а заведовал редакцией. При этом осуществлял это, будучи вмонтированным в комнатку размером чуть больше птичьей клетки, в которой помимо него «жил» еще и весь деловой бумажный архив редакции. Но оптимизма при этом Володя не терял и вполне бодро, в привычных для себя выражениях, обнадежил меня:
— Старуха, приходи в сентябре. Будет тебе место.
Мужик сказал — мужчина сделал. Вера в печатное слово экстраполировалась и на людей, к нему причастных.
Но лето радикально перевернуло мой — и не только — мир. Редакция поменяла адрес, стены, воздух, атмосферу. И некоторых людей.
Свершилось то, чего не один год ждали газеты Москвы и области: издательство «Московская правда» получило новенький, грандиозный по тем временам комплекс и покинуло обжитые стены.
Здесь я, оглушенная новыми запахами, непривычными до дикости просторами, в каморке уже больше птичьей клетки, в самом конце коридора (который в будущем станет для многих практически одушевленным персонажем), узнала, что на место курьера Альбинин взял другую «старуху», а меня — не забыл все-таки! — перепоручил новому зав. редакцией Паше Яковлеву.
Однако «МК» всегда был миром добрых памятливых людей, и в учмоле меня удивила Галина Полякова, сказав, что будь у меня больше публикаций — меня бы сразу взяли в редакцию корреспондентом. Но это был не мой путь. По двум причинам.
Во-первых, в «МК» у меня вышла статья о моей школе. Лучшей в мире школе, которая в сентябре (после слез и пожеланий будущих встреч на прошедшем выпускном) закрыла перед нами двери, не пустив даже посмотреть «Осенний бал», который мы в свое время придумали и сделали традиционным.
У нашего выпуска накануне случился жесткий конфликт с новым директором, назначенным после нашей любимой, почти святой Татьяны Васильевны Венеровской, авторитет которой был всегда непререкаем. Наша жизнь в школе имени Героев-Североморцев была построена так, что, казалось, мы сами управляем всем происходящим. Активность зашкаливала, вера в силу общественных организаций была неприлично велика. И когда новый человек начал наводить свои порядки, да еще и притеснять учителей, которые, по сути, были нашими старшими товарищами, мы возмутились до такой степени, что созвали комсомольское собрание, на которое вызвали директора.
Она не решилась на него прийти. Прислала секретаря партбюро.
Это не фантастика. Я сама вела это собрание. И решение было принято соответствующее ситуации, и обстановка была как в «Республике ШКИД». У нас были идеалы, мы в них верили и дело свое считали правым. Стало быть, оно победит?..
В сентябре директор ответила выпускникам, которые считали школу своим вторым домом, закрытой дверью. И на крыльце та же Таня Гольцева, которая когда-то открыла мне глаза на существование «МК», очень строго сказала, что для себя любимой я заметочки печатала, а вот об этом никогда не напишу…
— Конечно, пиши. Разве можно молчать? — поддержала в редакции Татьяна Порецкая.
Я написала. И мне, вчерашней десятикласснице, по следам публикации позвонила директор школы и пригласила на разговор. И я пошла. В отличие от взрослого человека, не пришедшего когда-то к нам на собрание.
Однако позже до меня дошли слухи, что кто-то, утешая ее, сказал, что статья вышла, потому что у меня не хватало публикаций. Для поступления в институт, на работу... Какая разница! Вспылила. Ушла в себя. Взяла паузу.
Продолжила поиски места курьера. Потому что, во-вторых и, может быть, в-главных, так велел сам Ясен Засурский. А он всегда прав! Эту истину я пронесла через все шесть лет обучения на журфаке.
Училась там только вечерами. На дневное пошли мои друзья из Школы юного журналиста (странно, что ныне она платная, одна из немногих подобных в МГУ). И все эти годы в «МК» перед наступлением сессии мои материалы — каюсь! — выходили под фамилиями вчерашних однокашников по ШЮЖу, отдельных ярких представителей золотой молодежи, которым было сначала не до практики, а потом и вовсе не до работы в СМИ. Но ведь дружили, курили возле старика Ломоносова... Разве откажешь? Тем более когда в номере выходило больше одной статьи, другие по нашим правилам следовало подписывать исключительно псевдонимом. А кто их под лупой изучал?..
Несколько месяцев беготни курьером в редакции толстого научного журнала «Вестник Академии наук СССР» принесли большую пользу. Я не выпендривалась, как герой известного фильма Карена Шахназарова. Посидеть, отдышаться, выпить чашку чаю мне предлагали люди, знакомые многим только по громким публикациям в печати. И какие люди!
Свои правки в статье мне комментировал космонавт №8 Константин Феоктистов, доктор технических наук. Простой, абсолютно не пафосный человек. На пакетах видела надписи типа «академику Минцу», но больше интересовал адрес доставки. Хотя квартиры и люди в домах старой Москвы — начитанной, интеллигентной, трогательно скромной, без всякого столичного снобизма — впечатляли. Успевать надо было много, бегала я одна... Пока не раздался долгожданный звонок из любимой редакции. В день накануне своего 18-летия вышла, наконец, на работу в газету «Московский комсомолец».
И не куда-нибудь — прямо в приемную редактора. Тогда его не называли главным. Слово «редактор» и без того звучало внушительно и грозно.
(Продолжение следует)
