«Конечно, разговор у нас пойдет о делах давно минувших дней, однако они до сих пор остаются, что называется, на слуху, — подчеркнул Дмитрий Леонидович. — Это трагические и героические страницы советской истории, к которым прямое отношение имели не только сотрудники и целые подразделения наших органов, возглавляемые генералом Бобковым, но и сам Филипп Денисович.
А начну рассказ со шпионской эпопеи, ставшей знаменитой на всю страну благодаря снятому позднее многосерийному фильму «ТАСС уполномочен заявить». Но в реальности многие события происходили не так, как показано на экране…»
ТАСС не был уполномочен заявить
«Вряд ли найдется среди взрослого населения России человек, которому не знакомо кодовое имя шпиона — Трианон. В основу киносценария, написанного замечательным детективщиком Юлианом Семеновым, легла подлинная история: дело экс-сотрудника МИД СССР Огородника, ставшего агентом ЦРУ и обезвреженного советскими спецслужбами в 1977-м.
В финале фильма — запоминающаяся сцена задержания с поличным американского дипломата, пытавшегося взять из тайника на железнодорожном мосту «закладку», якобы оставленную Трианоном. Такая спецоперация действительно проводилась поздним вечером 15 июля 1977 года. Однако шпионское задание выполнялось не мужчиной, а женщиной — сотрудницей ЦРУ Мартой Петерсон.
Возникает вопрос: как же опытная 32-летняя цэрэушница могла «проколоться»? Почему не обнаружила за собой наблюдения — ребят из нашего 7-го управления — и все-таки вышла на операцию по изъятию шпионского контейнера на Краснолужском мосту?
А дело было так. Марта — агент ЦРУ, работавшая под дипломатическим прикрытием (официально она числилась вице-консулом посольства США в Москве), — отправилась на «дело» еще днем. Американка долго моталась по городу. Переодевалась, меняла прическу, заходила в кинотеатр, пересаживалась из троллейбуса в метро, пытаясь выявить за собой наружное наблюдение. Кроме того, у нее на теле был спрятан хитрый радиоприбор, специально настроенный, чтобы выявлять переговоры на волне нашей «наружки», однако он упорно молчал. К вечеру Петерсон окончательно убедилась, что «хвоста» нет. Хотя на самом деле все это время она была «под колпаком».
Почему же меры предосторожности этой «дипломатки» не сработали?
Во-первых, в операции по задержанию с поличным было задействовано большое количество наших сотрудников — почти 100 человек. Часть из них, оставаясь незамеченными, контролировала перемещения Марты по городу, другая, тоже очень многочисленная, надежно замаскировавшись, поджидала вражеского агента возле уже вычисленного заранее тайника на мосту через Москву-реку.
А во-вторых, американский чудо-прибор не сработал, так как ему просто нечего было «ловить». Ведь по приказу Бобкова для всех оперативников ввели строжайший режим радиомолчания, который лишь в самый последний момент был нарушен единственным сигналом, прозвучавшим в эфире: «000», что означало команду «захват».
Об этом факте мемуаристы из контрразведки в своих рассказах умалчивают. Но так было… А мы — сотрудники 5-го управления КГБ СССР — гордились своим шефом Филиппом Денисовичем Бобковым, который проявил себя в «деле Петерсон» не только как знающий руководитель, а еще и как настоящий классный опер!
Хотя там, на мосту, не обошлось без неожиданностей. Ведь наши-то ждали на тайнике мужчину, а тут… Как потом рассказывали непосредственные участники задержания, в первый момент они, мягко говоря, опешили. А один из ребят даже пропустил от «леди» болезненный удар по голени: оказавшись в окружении «как с неба свалившихся» сотрудников советских спецслужб, Марта Петерсон отчаянно сопротивлялась, яростно лягалась ногами и так громко орала (наверняка чтобы предупредить возможно находящегося неподалеку агента Трианона), что от этого шума проснулись и поднялись в небо вороньи стаи с крыш Новодевичьего монастыря!
Когда, наконец, цэрэушницу удалось «зафиксировать», наши обнаружили на ней и пресловутый приборчик SRRS для прослушки эфира. Он был специально приспособлен для женского ношения и спрятан в весьма интимном месте — скажем так, подмышкой у Марты… Пришлось устроить даме небольшой стриптиз, чтобы срезать ремешки крепления ножницами. А после этого — пожалуйте, госпожа Петерсон, на Лубянку!
Была уже глубокая ночь, когда следователь КГБ позвонил в американское посольство консулу Гроссу, отвечающему за разбирательства в подобных «пикантных» делах. Впопыхах звонивший перепутал фамилию задержанной американки: не Петерсон, а Патерсон. «Ну вот, опять какая-то туристка отличилась», — бурчал поднятый с кровати посольский чиновник. Но когда он увидел Марту — сотрудницу ЦРУ, то просто потерял дар речи.
А ТАСС в действительности ничего не заявлял по делу Огородника. Провалившиеся сотрудники ЦРУ, работавшие под прикрытием работников посольства США в Москве, быстро собрались и покинули нашу страну. За них принес извинения американский посол Малкольм Тун и попросил не придавать данный факт гласности, «что будет высоко оценено правительством США»… И этот эпизод в точности воспроизведен в фильме».
«Жаль, у него автомата не оказалось!»
«В мае–июне 1989 года в Узбекской ССР произошли события, получившие позже название «ферганских». Это был один из первых крупных межэтнических конфликтов на пространстве СССР. В нем пострадали десятки тысяч ни в чем не повинных людей, живущих в Узбекистане много лет, — турок-месхетинцев.
Их депортировали в советскую Среднюю Азию из Месхетии, что на юге Грузии, в 1944 году по приказу Берии. Самая многочисленная группа оказалась в Узбекистане. Сначала они жили как спецпоселенцы, а в 1956-м были освобождены из-под административного надзора. Однако реальной возможности вернуться в те районы, откуда были высланы, не получили. Всесоюзная перепись 1989 года насчитала в Узбекистане около 107 тысяч месхетинцев.
Причина погромов 1989 года до сих пор не совсем ясна. А тогда, в разгар событий, важно было как можно скорее навести порядок.
Наша оперативная группа 5-го управления КГБ вылетела в Узбекистан в конце мая, как только поступила первая оперативная информация об инцидентах в городе Кувасае, где происходили драки между турецкой и — с другой стороны — узбекской и таджикской молодежью. Местные власти пытались уговорить толпу разойтись, однако остановить беспорядки удалось только после прибытия в город дополнительных сил милиции. В этих событиях пострадали почти 60 человек, из них 32 были госпитализированы, один скончался в больнице.
3 июня беспорядки вспыхнули в поселке Ташлак. Там собралась группа молодежи, которая начала избивать турок, поджигать их дома. Потом нападавшие отправились в поселок Комсомольский и продолжили там разграбление и уничтожение домов месхетинцев. Нападения на турок начались в Маргилане и Фергане. На следующий день толпа в Ташлаке потребовала выдать на расправу турок, собравшихся под охраной милиции в здании райкома, и освободить арестованных накануне погромщиков. Здания райкома и управления милиции подверглись нападению — 15 милиционеров были ранены, один умер. В центре Маргилана и Ферганы собрались агрессивные толпы, которые пытались прорваться в здания горкома и обкома…
В Фергане группы погромщиков останавливали машины и автобусы — искали в них месхетинцев. В Коканде нападающие действовали особенно решительно и активно. 7 июня из ближайших сельских районов в город на грузовиках и автобусах съехались больше 5000 человек. В течение этого и следующего дня участники беспорядков смогли захватить несколько предприятий, здание горотдела внутренних дел, освободив из следственного изолятора 68 заключенных, а также железнодорожный вокзал, на путях которого был состав с горючим. Они слили бензин из цистерны и пригрозили поджечь его и взорвать состав, если власти не выдадут турок и стрелявших по толпе милиционеров. Впрочем, через некоторое время все упомянутые объекты были отбиты силами охраны правопорядка.
Власти смогли собрать турок и перевезти их из Коканда в соседний Таджикистан, укрыв в горном пансионате в Ленинабадской области. 10 июня в пансионат отправилась колонна грузовиков с молодыми людьми, вооруженными холодным оружием. Чтобы остановить колонну, с вертолетов был высажен десант внутренних войск, применивший оружие на поражение…
Только к середине июня удалось прекратить массовые беспорядки и взять ситуацию под контроль.
Между тем в других частях страны о ферганских беспорядках ничего толком не знали. Первая информация об инциденте появилась в СМИ только 6 июня. На проходившем тогда съезде народных депутатов Рафик Нишанов, 1-й секретарь ЦК компартии УзССР, говорил, что все произошло на базаре «из-за тарелки клубники»: якобы турок нагрубил продавщице-узбечке и опрокинул клубнику, за женщину заступились, началась драка… Однако вскоре официальная версия стала меняться.
В Фергане, в кабинете срочно прибывшего туда с началом горячих событий 1-го заместителя председателя КГБ генерала армии Бобкова, раздался звонок по телефону ВЧ. Звонивший из Кремля чиновник предложил руководителю оперативной группы КГБ еще раз пересмотреть с прокуратурой имеющиеся материалы: мол, нужно переквалифицировать статью «Массовые беспорядки» на «Хулиганство» и передать все дела в МВД.
В данной ситуации сыграл роль опыт Филиппа Денисовича, а главное — его выдержка и спокойствие. Ровным голосом генерал предложил звонившему:
— Насколько мне известно, вечером еще есть один рейс Москва— Фергана. Вы успеете. Прилетайте. Передо мной как раз лежит альбом, подготовленный прокуратурой, — 109 трупов. Посмотрите видеозаписи, как разгромили четыре отдела внутренних дел… А сколько сожгли домов турок-месхетинцев — подсчитаем точно к вашему приезду. Тогда и примете решение о «хулиганстве»…
Больше из Москвы с советами типа указаний «есть мнение» нам никто не звонил. А Бобков в этой сложной ситуации держался уверенно, даже шутил. Когда ему доложили о том, что один пожилой месхетинец в окрестностях Ферганы, когда к нему в дом пыталась ворваться разъяренная толпа погромщиков, открыл по ней огонь из двустволки, уложил несколько человек из числа нападавших, выскочил в соседний двор и скрылся на своем «Запорожце», — Филипп Денисович прочитал этот доклад, задумался, улыбнулся и произнес: «Жаль, что у него автомата не оказалось…»
Из Ферганской области в Россию транспортной авиацией было срочно вывезено больше 16 тысяч турок. А до конца 1990-го Узбекистан покинули свыше 90 тысяч месхетинцев.
Официальные данные о числе погибших различались, но не сильно. Например, МВД СССР заявляло о 106 погибших, а Генпрокуратура — о 112. Из этого числа около 50 были турками, более 30 — узбеками. Следствие выявило примерно 2000 лиц, причастных к правонарушениям. К уголовной ответственности привлекли 364 человека. Два участника беспорядков были приговорены к высшей мере наказания».
Анекдот для генерала
«Филипп Денисович Бобков всегда очень тщательно относился к отработке методов работы с выявленными антисоветскими группами. Предложения некоторых горе-работников типа «напоить и подложить» у него не проходили.
В конкретных делах, особенно при реализации оперативных разработок, начальник 5-го управления требовал нетривиальных подходов, но без нарушения Уголовного кодекса. Он заставлял оперативных работников действовать в тесном контакте со следственным отделом КГБ и скрупулезно выполнять его требования по созданию доказательной базы — причем вещественной прежде всего. Филипп Денисович учил нас, молодых работников: «Если в результате разработки выходишь на предложение о применении норм уголовного законодательства, то это надо делать не на основе показаний других лиц в отношении объекта или даже его личных показаний, а только на основании вещественных доказательств…»
Когда Ф.Д.Бобков курировал следственное подразделение КГБ, то требовал неукоснительно следовать этому принципу. «Рецидивы 37-го года никогда не должны повториться», — говорил он.
Ветераны 5-го управления вспоминают, как однажды Филипп Денисович проводил совещание по делу одной «вредной» организации. Оперативный работник, докладывая ситуацию, возмутился требованием следователя к показаниям свидетелей: мол, их следует писать по установленной форме, под диктовку. «Ну как же можно под диктовку — это фальсификация типичная! Каждый же видел свое — пусть и напишет, пусть коряво, но как он видел происшедшее!» — горячился опер.
«Это действительно так?» — спокойно спросил Бобков. Даже излишне спокойно. Все знали: это верный признак крайнего неудовольствия, даже ярости, если хотите.
Он глянул на начальника следственного отдела, потом — на присутствующего здесь же следователя. От этого генеральского взгляда тем наверняка захотелось превратиться в невидимок.
«С подобным мнением подполковник не может вести следствие! Решите, кто будет заниматься этим делом», — резюмировал Бобков.
Нужно еще отметить, что к провокации на этапе проведения агентурно-оперативных мероприятий отношение у Бобкова было двойственным. Он принимал эксперименты на грани оперативной игры, способной парализовать антигосударственную деятельность, но не допускал в следственных действиях.
По поводу анекдотов и антисоветских стишков, за которые кого-то в советские годы якобы привлекали к уголовной ответственности, Филипп Денисович выразился очень четко:
— Не было такого в нашей практике. Репрессивные меры если и применялись, то только лишь в случаях серьезных противоправных действий. Но и в этих случаях несовершенное законодательство связывало нас по рукам и ногам. Особенно формулировки статьи 58–10 и 70-й УК РСФСР, в которых упоминалась лишь одна форма подрыва власти: антисоветская агитация и пропаганда. Под нее подпадали и создание подпольных антигосударственных группировок, и изготовление, распространение антисоветских листовок, и организация нелегальных типографий — одним словом, самые разнообразные правонарушения…
Тут уместно вспомнить интересный разговор с Филиппом Денисовичем. Ему рассказали, что в преддверии 100-летия Ф.Э.Дзержинского в МГУ кто-то пустил слух-анекдот: КГБ на юбилей объявил конкурс на лучший политический анекдот. А награды такие: за 3-е место — 10 лет, за 2-е — 15 лет, а победителя ждет встреча с юбиляром…
Филипп Денисович рассмеялся и говорит:
— А что? Интересное предложение студентов. Может, нам и впрямь объявить какой-то конкурс?.. Только без премий…
О выявлении авторов анекдота и наказании распространителей даже речи не возникло».
Подготовил
