Правила хорошего моветота
«Медвежьи услуги» — наш исторический национальный тренд и сервис, лишь слегка видоизменяющийся, эволюционирующий — в зависимости от политической конъюнктуры и культурно-просветительской ситуации.
В самом деле, с какой стороны ни глянь, наше бытие замешано на вездесущей фольклорной всегораздости косолапого дурня, не сознающего, кого тащит на своей спине в корзине с пирожками: «Высоко сижу, далеко гляжу!» Коли голодно, мы сосем лапу, как он, если пируем или шикуем, заворачиваем конфеты в фантики с шишкинской репродукцией «Утро в сосновом лесу», в момент испуга спохватываемся медвежьей болезнью. В нашем языческом воображении даже планета вращается по прихоти медведей, трущихся спиной о земную ось.
Говоря шире, наша вселенская неуклюжесть упрочивается (а не изглаживается) и стала притчей во языцех, эдакой рутинной повседневностью, так что впору говорить не об индийском слоне, британском льве, китайском драконе, американском Кинг-Конге, а о разорителе ульев в посудной лавке. Ничего другого, кроме раззора, от нас не ждут, а мы топорно, кондово, упрямо, косолапо оправдываем ожидания. То уходим с хоккейной площадки, не дослушав чужого гимна, то учиняем крымскую эпопею (вместо того, чтоб вернуть себе исконные земли полюбовно и бесконфликтно), то варганим пресс-конференцию Петрова и Боширова (уж не говорю о пустяшно стяжавшем славу «идеологической агрессии» мультфильме про Машу и ее четверолапого патрона — отнюдь не являющегося примером шедевральной тонкости в искусстве), теперь возбудили эскападу в Грузии. Вспоминается Чаадаев, восклицавший: «Иногда кажется, что Россия предназначена только к тому, чтобы показать всему миру, как не надо жить и чего не надо делать».
Вот скажите: какой искушенный политик, дипломат, историк по-хозяйски усядется в кресло спикера пусть маленькой, пусть прежде колониально-вассально-зависимой, а теперь суверенной страны? Напротив, если ты дальновидный и деликатный посланец могучей державы и бывшей поработительницы, будешь вести себя подчеркнуто скромно и уважительно, сдержанно, а не полезешь на чужие командные высоты. Тем более когда прибыл на правах православного миссионера к братьям-христианам. Учитель из Назарета, хотя Ему упрямо навязывали титул царя (еще и небесного), заповедал: избегай президиумов, держись в сторонке, пока не пригласят на авансцену.
Пишут: то была заведомая провокация в отношении российской делегации. Ее главе намеренно подсунули комфортное сиденье. Но ведь чрезмерное расшаркивание настораживает. Не так ли? Грех гордыни, забвение элементарных приличий и премудростей («не в силе Бог, а в правде», «последние станут первыми») — увы, преференции, торжествующие пышным цветом на ниве нашего т.н. истеблишмента и т.н. бомонда.
Если встать на размышляющую точку зрения, естественным образом возникнет соображение: возможна ли ситуация, при которой господин Володин, пусть временно, уступит свое насиженное высокое положение пришлому американскому сенатору либо аумсимрикемному шаромыжнику — какими бы титулами и религиозными постулатами тот ни был защищен? Но, допустим, такое произошло. (Хотелось бы увидеть выражение лица господина Володина, если бы кто-то взгромоздился в его пенаты.) Небезынтересно и то, какой была бы наша реакция. Как мы расценили бы чрезмерную уступчивость? Устроили бы демонстрации протеста? Или нам бы вкрутили в и без того запудренные мозги: таковы нынче правила хорошего моветона?
Спикер — своего рода тамада (для грузинского менталитета эта ипостась особенно существенна), может предоставить слово по своему усмотрению тому, кого сочтет наиболее подходящим. Но тостующему негоже беспардонно теснить лидера застолья, как бы ни хотелось возглавить посиделки. Даже если из вежливости уступают трон и скипетр, подумай сто раз, прежде чем посягнуть на не принадлежащие тебе знаки отличия. Видимо, представление о собственной значимости затмило и притупило здравую объективность.
Вернемся, однако, в мир сказок. И смикитим: призвав неповоротливых топтыгиных уподобиться милому плюшевому Винни-Пуху (я — тучка, а не медведь), заслужишь упрек в прозападной либеральной ориентации. Вообразив Украину медведем с отрубленной лапой и липовой скрипучей ногой, удостоишься окрика: «укроп». Если апеллировать к сказке о вершках и корешках, скажут: не уважаешь сметливость народонаселения, объегорившего тупого зверя.
Сказки тем не менее имеют проекцию в нынешние дни. Речь не о спорных фрейдовских излияниях про тотемы и табу, а о том, что иные добытчики-промысловики избегают стрелять в животных, символизирующих национальную гордость, идентичность и неприкосновенность. (Чингиз Айтматов сочинил об этом роман «Белый пароход». В Индии стараются не обижать коров, в Японии — оленей, в Великобритании — воронов Тауэра.) Есть нечто пробирающее до мурашек в том, что творим с олицетворяющими страну прообразами. Губернатор палит в спящих мишек, дети губернатора расстреливают беззащитных медведей в клетках, простой люд забавы ради бросает в пасть белой медведице взрывчатку или догоняет улепетывающего гризли и давит его колесами грузовика… Как назвать, определить проанатомировать такое отношение к проматери или праотцу — аналогу бессмертия? Если задумаешься об этом, станут объяснимы мотивы многих наших международных и внутриусобных промедвежьих и антимедвежьих поступков.
Отчего не отхватим одну из голов еще и нашей двуглавой эмблемы?
Бессилие чего-либо изменить
Не везет не только белым и бурым медведям. Мы впрямую столкнулись с безвыходной аналогичной ситуацией в водной стихии. Выловленных белух и косаток (и моржей) долго не выпускали из неволи. Аргументация: в живой природе погибнут. Адаптировать пленников к диким условиям — слишком дорого: «Они уже почти дрессированные». Их предназначали к продаже в Китай. Может, все-таки стоило продать? Чтобы не ловить новых? Ведь ловцы не угомонятся. С какой стати должны нести урон? Полное бессилие государства перед все сметающей жаждой наживы. Бессилие мира перед пожирающей алчностью, уничтожающей природу.
Родимые пятна
Обнаруживается: есть политики, журналисты и писатели (перечисляю влияющих на общественное сознание деятелей), сильно отстающие в своем развитии. (Не об этом ли толковала недавно в своей медицинской программе госпожа Малышева? На нее тотчас за это обрушились и окоротили.) Мыслящих рутинно после этого, увы, не убавилось. Формации, ими выстраиваемые (органы власти, издательства, газеты, ТВ) являют собой отсталые, а то и дефективные сегменты-дистрикты. Смыкаясь воедино, эти ареалы образуют отсталые депрессивные регионы-пятна (родимые пятна далекого прошлого).
Такие регионы, в свою очередь, складываются в беспредельное поле больной державы.
Отдельные непроплешины на этом унылом поле могли бы воспрянуть, но если не подбросить свежих семян, жнивье истлеет, не озарив меркнущий надел новыми всходами.
Самоконтроль под диктовку
Патологически тяжелое впечатление оставляют массовые, унифицированные общенародные диктанты. Поначалу были забавны — незатейливая игра, проверка на грамотность, желание себя проконтролировать. Но постепенно вполне цивилизованная (и лишь подспудно патриотическая) блажь превратилась в подавляющий политизированный спектакль, а то и маниакальный психоз, с выходом за рамки и границы (вроде бы невинных) гуманитарных опытов, смахивающих уже на экспансию и культурную аннексию — утраченного собственного влияния в пределах чужих территорий.
Такие диктанты слишком сложны для утратившего навыки чтения и письма населения. Стоит заменить их более доступным ликбезом.
Мое резюме, возможно, покажется банальным. Я предложил бы нашим верховным государственным диктантщикам — вместо начетнических расплывчатых рапортов об успехах и мобилизующих призывов — прочитать народу главу из «Войны и мира» или проделать исторический экскурс по стопам Чаадаева. Пусть население само скумекает и выберет, каким путем следовать в будущее.
