- Защитникам прав человека нужны средства на жизнь и работу. В 2013 году движение «Гражданское достоинство», возглавляемое Эллой Памфиловой, по распоряжению президента Путина стало распределять президентские гранты на поддержку некоммерческих организаций, в том числе и правозащитных. С 2017 года выдачей денег занялся Фонд президентских грантов.
Конкурсы фонда проводятся два раза в год. Деньги выдаются по 12 направлениям. Например, в осенний конкурс 2018 года на гранты было выдано более 4,5 миллиарда рублей. На первый (весенний) конкурс 2019 года подано 35 заявок, связанных с защитой прав заключенных, в том числе с помощью ОНК. Сейчас все проекты проходят экспертизу. Не позднее 1 июня будут названы победители.
Поскольку я сама была членом ОНК Москвы и знаю, как там все устроено, мне стало интересно, на что же идут деньги президентского гранта, касающиеся ОНК, с учетом того, как уже было сказано выше, что члены ОНК работают бесплатно.
Вот я и решила поговорить с руководителями тех общественных организаций, которые не просто регулярно подают заявки на президентские гранты, а систематически получают деньги на содействие работе ОНК и которые, по всей видимости, получат деньги и на этот раз.
«Так что, Лен, насчет нас ты можешь быть спокойна…»
Вот, например, Московский региональный общественный благотворительный фонд «Социальное партнерство». Один из учредителей фонда — известный правозащитник Валерий Борщев, а президент фонда — бывший член ОНК Москвы Любовь Волкова. На первый конкурс 2019 года они подали заявку на проект «Визит к больному за решеткой: содействие ОНК Москвы и Московской области в обеспечении права заключенных, в особенности больных ВИЧ и туберкулезом, на медицинское обеспечение». Просят на это 2 599 592 рубля. На абсолютно аналогичные проекты, но чуть с другими названиями, в 2017–2018 годах они уже получили, соответственно, по 2 051 272 рубля и 2 553 440 рублей.
В заявке на получение денег говорится, что реализация проекта предполагает взаимодействие ОНК Москвы и ОНК Московской области с уполномоченным по правам человека, ФСИН, ГУВД, прокуратурой, Минздравом. То есть фонд «Социальное партнерство» будет как бы посредником между ОНК и госорганами. И здесь возникает вопрос: а без посредников ОНК разве не может работать?
Далее в заявке говорится: «Жалобы на неудовлетворительное медобслуживание заключенных будут проверяться в ходе визитов в места принудительного содержания членами ОНК. Будет проведено не менее 40 визитов в СИЗО, колонии, ИВС, спецприемники и отделы полиции Москвы и Московской области. По итогам посещений будут составляться акты проверок и направлены руководству территориальных органов. При необходимости – в прокуратуру, Уполномоченным по правам человека, в СМИ». То есть места принудительного содержания будут проверять все-таки члены ОНК, которые, согласно ФЗ №76 «Об общественном контроле», должны работать бесплатно. Да, Валерий Борщев ныне член ОНК Московской области, но Любовь Волкова не член ОНК. Тогда кто будет проверять СИЗО Москвы? В заявке эти люди называются волонтерами.
— Да, волонтеры — это члены ОНК, да, они работают волонтерами, — говорит президент «Социального партнерства» Любовь Волкова.
— Но тогда зачем членам ОНК нужны вы? Деньги за посещения вы им не платите. Ходить в места принудительного содержания они и без вас могут…
Да, они и без нас могут пойти. Нам на само посещение денег не дают. Посещение заключается в том, что разбор жалоб, безобразий, которые там происходят, выставляется на обсуждение и в Общественную палату, и в Генеральную прокуратуру.
Но они ничего наружу не выносят. Нашли что-то, умылись и пошли. А мы это дело начинаем раскручивать, разматывать, содействуем, чтобы они добились своего результата, не просто так ходили. И сколько угодно уже этих больных заставили лечить, заставили делать МРТ, находили пути, чтобы родственники могли хотя бы оплатить эту МРТ. Они [ФСИН] не дают обследовать этих людей. А вот мы этим занимаемся: мы заставляем их обследовать. Работы хватает. А потом, мы ездим по туберкулезным отделениям — в Можайск, в Волоколамск, вот в Серпухов Валерий Васильевич Борщев поехал, в туберкулезное отделение. Оно ему надо лазить?
— Он едет туда как член ОНК Московской области, правильно?
— Да. Скажи мне, пожалуйста, какими деньгами это все можно компенсировать, если что случится? А из ОНК, между прочим, мы никого не можем загнать в туберкулезные отделения, никого. Сами мы не можем пойти, а их просим, они не идут, боятся. Мы им содействуем, а они не хотят.
— А как вы можете им содействовать? Они рискуют своим здоровьем, и идти или не идти, это им решать.
— Они туда не идут. Единственное, что мы можем, когда есть жалоба, позвонить Приклонскому или позвонить Ларионовой, чтобы они свою медсанчасть заставили что-то сделать (Александр Приклонский — начальник управления организации медико-санитарного обеспечения ФСИН, Ирина Ларионова — первый заместитель указанного управления. — Е.М.)
— А разве сами члены ОНК не могут написать жалобы? Они же имеют право писать точно так же жалобы тому же Приклонскому.
— Может быть, они и пишут. Но одно дело, когда просто член ОНК пошлет и там никто не обратит внимания, а другое дело, когда Борщев будет звонить. Он же десять раз в день звонит, если не может достать кого-то, он же сразу звонит во ФСИН. А эти [члены ОНК] могут позвонить во ФСИН, вот какой-нибудь обыкновенный рядовой [член ОНК]? Он не может никуда позвонить, кто его будет слушать? А Борщев звонит.
— Вот цитата из вашей заявки, на которую вы осенью 2017 года получили больше двух миллионов рублей: «Особое внимание будет уделено помощи членам ОНК Москвы и ОНК Московской области в проверке соблюдения прав заключенных на медицинское обеспечение». Это как?
— Вот они [члены ОНК] сходили и не знают, что с этим материалом делать. Борщев берет и пишет в Генеральную прокуратуру, или звонит, или ездит, договаривается о встрече и начинает их драконить.
— То есть деньги идут на то, чтобы Валерий Васильевич написал бумаги в Генпрокуратуру или чтобы подъехал туда…
— Лена, мне не нравятся твои вопросы, скажу тебе честно. Еще мы семинары проводим. (В каждой заявке на грант фонд «Социальное партнерство» указывает о проведении двух однодневных семинаров. Для справки: 12-часовая аренда конференц-зала «Москва» в корпусе «Бета» гостиничного комплекса «Измайлово», где проводит семинары фонд «Социальное партнерство», в этом году стоит 23 500 рублей. Два года назад цена была 16 100 рублей. — Е.М.)
— Но семинары за два с половиной миллиона — это как-то многовато.
— Там не только семинары. Мы будем делать общественные слушания (которые обычно проходят в Общественной палате, где помещения предоставляются бесплатно. — Е.М.) с приглашением консультанта из Барнаула. Дорогу оплатим, гостиницу.
— Ну хорошо, Приклонскому вы же не будете платить, вы его просто приглашаете на слушания?
— Нет, конечно, не платим. Они работают бесплатно, как взаимодействие с гражданским обществом. Но кофе-брейк надо сделать? Делаем. (Для справки: сейчас стоимость кофе-брейка на одного человека в корпусе «Бета» гостиничного комплекса «Измайлово»— 290 рублей. Два года назад это стоило 200 рублей. — Е.М.) Я тебе хочу сказать, что там каждая копейка расписана, и этого действительно мало. Я бы с удовольствием еще для изучения опыта приглашала бы людей из регионов. Но не получается, кроме консультанта, который читает лекции по медицине. Мы же не можем по ВИЧ и туберкулезу их учить, я не разбираюсь в этих болезнях, а он разбирается.
— Но это же не два с половиной миллиона, правда?
Лена, ты хочешь нас припечатать? А что, кого ты хочешь припечатать? Ну, и бери тех, которые два притопа, три прихлопа. А у нас очень тяжелый грант: мы занимаемся ВИЧ и туберкулезом.
- Понимаю.
- Так что можешь быть спокойна: ни одной лишней копейки нам президент не даст. Все защищено тысячу раз… Нам на канцтовары дают, да. На телефоны дают, чтобы связь была, на почту дают. Вот такие все расходы.
За каждый полученный грант фонд «Социальное партнерство» отчитывается перед Фондом президентских грантов. Среди отчетных документов есть и реестр выездов на проверки в места принудительного содержания. Вот, например, один из отчетов: «Посещение Спецприемника №1 ГУВД Москвы 25 мая 2018 г. Члены ОНК: Еникеев Е.В., Клин Б.Л. Результаты посещения: Камера 1, 8 человек. Р. Запрещают передавать фрукты и соки. Камера 6, 6 человек. Жалоб нет. Камера 8, 5 человек. Жалоб нет. Камера 7 пустая. Камера 2, 3 человека. Жалоб нет (орфография и пунктуация авторов сохранены. — Е.М.)», ну и далее в таком же стиле. Таких справок в реестре отчетности фонда «Социальное партнерство» очень много. И тут закономерно возникает вопрос: какое отношение эти отчеты имеют к полученному гранту в два с половиной миллиона рублей? Да никакого, просто массив бумаг.
Среди отчетов посещений членами ОНК Москвы есть и фамилия первого заместителя председателя ОНК Москвы Евы Меркачевой. Я спросила у Меркачевой, знает ли она, что работает волонтером на проекте «Скорая помощь для арестанта…», которым занимается фонд «Социальное партнерство».
— Не знаю ни про проект, ни про «Социальное партнерство» тоже не слышала, и я лично точно не отправляла свои отчеты никакой сторонней организации, — отвечает Ева.
— А вы обращались в фонд «Социальное партнерство» с просьбами, чтобы они обратились от имени своего фонда к руководителям медицинского управления ФСИН о помощи больным заключенным?
— Ну а зачем бы мы это сделали, если мы сами можем выйти на них? Если нужно, я бы сама позвонила той же Тимчук (Галина Тимчук — начальник медико-санитарной части УФСИН по Москве. — Е.М.) или Ларионовой. У нас есть все контакты. Какой смысл обращаться через какую-то стороннюю организацию к тем людям, которых мы лично знаем и у которых можем просить о помощи заключенным. Это бессмысленно, мне кажется.
«Не ходить и искать где крыса пробежала…»
Еще одна организация, желающая получить деньги на помощь заключенным, — это Региональная благотворительная общественная организация «ИМЕНА»+» из Санкт-Петербурга. На проект «За гуманизацию! Защита прав заключенных, реабилитация и трудовая интеграция лиц, готовящихся к освобождению и освободившихся из мест лишения свободы, в том числе ВИЧ-инфицированных, наркозависимых, лиц с инвалидностью и подростков. Развитие реабилитационных центров» организация запросила 1 871 678 рублей. На аналогичные проекты «Имена»+» в 2017-2018 годах уже получила, соответственно, 2 638 560 рублей и 2 998 302 рубля.
— На что конкретно пойдут деньги, которые вы сейчас запрашиваете у Фонда президентских грантов? — спрашиваю я у директора и одного из учредителей благотворительной организации «Имена»+» Татьяны Бакулиной.
— На подготовку, организацию кружков, или их еще можно назвать реабилитационными центрами, в которых занимаются осваиванием новых профессий, с которыми можно было работать дома. Человек, которого не приняли на работу, как только вышел (а ведь самое сложное время это первые месяцы после освобождения), ему деваться некуда, он опять совершает преступление и попадает обратно. Поэтому у нас задача ресоциализировать человека. Мы даем ему профессию.
Мы сами ходим в колонии и делаем мастер-классы, показываем, как делать, например, из самых простейших материалов те же самые магнитики, какие-то сувениры из гипса, мыловарению учим, росписи по ткани. Я вообще профессиональный художник. На такие мастер-классы приходят примерно 10–12 человек.
Чтобы делать такие вещи в колонии, общественной организации нужно получить для этого разрешение, заключить договор со ФСИН, нужно пройти все проверки, которые положены, для того чтобы человек был допущен.
— Но вам легче проходить в учреждения, потому что вы член ОНК Санкт-Петербурга.
—Мы делаем все это как общественная организация, но мы являемся и членами ОНК. А ОНК дает некие инструменты, то есть больший доступ, большее доверие, больший даже интерес к организации, ко мне как к личности. То есть таким образом мы свои интересы общественной организации расширяем. Мы можем уже поговорить и про медицину. У нас, например, ходят и в женскую колонию, и в мужскую врачи-инфекционисты.
— И эту работу вы оплачиваете из денег, которые получаете на грант?
— Оплачивать это смешно даже говорить, но, конечно, это грантом оплачивается. Там в основном идет волонтерская работа, а небольшая поддержка, какое-то вознаграждение, да, конечно, платится. Это крохотный гонорар, тем более если сравнивать с Москвой, так это вообще, что за эти деньги деньги?! Около 12 тысяч рублей всего. Ну что, вы будете за эти деньги ходить по колониям, разговаривать с осужденными?
— Как член ОНК Москвы и как член СПЧ я ходила и разговаривала с заключенными бесплатно.
— Бесплатно… Нам платят не как членам ОНК, а как сотрудникам организации, но мы еще и члены ОНК. И у нас все-таки задача, используя инструмент ОНК, делать больше полезных вещей. Не кричать там: «Пытки, пытки». Я, например, не заинтересована искать пытки только потому, что я самим сотрудникам и учреждениям ФСИН даже благодарна в какой-то степени, потому что ребята [заключенные] из колонии выходят профессионально подготовленные.
— Но про пытки невозможно не говорить, если они существуют. О пытках в системе ФСИН в каждом втором регионе России недавно заявил даже генпрокурор Чайка.
— Вы знаете, можно говорить о пытках, когда просто тебя закрыли в комнате. Вот, не дай бог, меня закроют в помещении, у меня уже начинается клаустрофобия, я тоже могу сказать, что это пытки. Многое, что говорится о пытках, не является пытками, если говорить честно.
Вот у нас в ОНК есть люди, которые бегают в колонию и говорят: «Где у вас пытки? Где вас пытали? Раздевайтесь, я хочу вас осмотреть...» Ну это бред сивой кобылы. Это недоверие, понимаете. Мы 20 лет работаем со ФСИН как общественная организация, и поэтому у меня к ним есть доверие. Я вижу, как люди работают, как они много делают. А у вас задача, у так называемых правозащитников, только найти пытки.
- А вы член ОНК скольких созывов?
- Ну, я второй сейчас, наверное, буду на третий подавать (назначение Советом Общественной палаты РФ в ОНК Санкт-Петербурга пройдет осенью этого года. - Е.М.).
— За практически шесть лет вашего срока пребывания в составе ОНК Санкт-Петербурга у вас не было ни разу случаев, когда бы заключенные жаловались вам на пытки и эти жалобы имели бы подтверждение?
— Мы работаем в основном с вопросами охраны здоровья. Был случай, я помню, когда протезирование не делали. Мы разбирались с этим, писали, ходили в управление и т.д. Человеку сделали протез. С каждым случаем идут разбирательства. А вот пытки, пытки, крики-крики — это все настолько надумано и натянуто. Нынешние условия содержания и то, что было 20 лет назад, — это две большие разницы, огромная пропасть. Сейчас сделано столько всего! И в связи с реформой, сейчас сотрудник лишнее слово не может сказать, не то что крикнуть на этого заключенного. Они [сотрудники ФСИН] ходят сами, можно сказать, по струнке.
Вам же нужны какие-то черные факты, а я вам говорю про жизнь, как она есть, что там происходит. Там безумная работа. Я вообще, честно говоря, преклоняюсь перед сотрудниками ФСИН. Вот возьмите разрешение, придите в любую колонию, посмотрите, как там сотрудники работают.
— Я была в очень многих колониях в разных регионах России.
— Так вы были, вы пытки там искали или вы смотрели, как они работают? Я думаю, что в нашем регионе даже просто нет такой возможности устраивать пытки. (Члены ОНК Санкт-Петербурга Яна Теплицкая, Екатерина Косаревская и Роман Ширшов неоднократно фиксировали в учреждениях УФСИН региона случаи избиений, пыток электрошокером, отравления неизвестными веществами, вымогательства, неоказание медицинской помощи. Наибольшее количество подобных жалоб члены ОНК получали в ИК №7 («Яблоневка») и в СИЗО №6 («Горелово», Ленобласть). — Е.М.) Члены ОНК должны идти с другой мотивацией. Не ходить, искать, где крыса пробежала, или искать пытки, а, как мы делаем, читать лекции, мы фильмы показываем, беседы проводим. Вот это вопрос вопросов, понимаете?
— А те члены ОНК, которые не входят в вашу общественную организацию, они как-то участвуют в вашем проекте?
— Они участвуют, да. Как волонтеры. (На мой вопрос члену ОНК Санкт-Петербурга Екатерине Косаревской, знает ли она, что является волонтером общественной организации «Имена»+», Косаревская ответила: «Нет, я совершенно в этом проекте не участвую. Про проект я слышала, что они получают гранты, ну, о’кей». — Е.М.)
«Мы не много просим, мы мало просим»
Среди общественных организаций, запросивших грант на правозащитную деятельность, есть и ставропольская краевая общественная организация «Славянский союз Ставрополья». На проект «Консолидированная программа деятельности ОНК из субъектов СКФО: Правовой компас» она попросила 19 973 009 рублей. В 2017 году эта организация уже получила из Фонда президентских грантов 3 403 205 рублей 62 копейки на проект «Россия страна равных возможностей», а в 2018 году — 3 767 831 рубль 60 копеек на проект «Россия — страна равных прав».
— На что на этот раз пойдут почти двадцать миллионов рублей, если вы их получите? — спрашиваю я у председателя «Славянского союза Ставрополья» Артура Круталевича.
— По сути, сейчас идет продолжение предыдущих двух проектов. По третьему проекту у нас стало понимание, на что необходимо делать акцент именно по лицам, по местам принудительного содержания. Первое — это законное право человека, который находится там, осуществлять религиозный обряд. Было выявлено, что людям, которые хотят быть мусульманами, не хватает карманных молельных ковриков. Их сложно было где-то приобрести… В России я искал их, не нашел, они делаются только в Китае. И поэтому мы уже заказали в одной из колоний производство таких ковриков.
— Эти коврики из какого материала?
— Шелк. С чехлом. В районе 200–300 ковриков будет.
— Какова себестоимость такого коврика?
—- Не уверен, что я могу это говорить, но дешевле, чем в Китае. (Для справки: на AliExpress карманный молитвенный коврик китайского производства стоит 153 рубля 68 копеек. — Е.М.)
— Вы говорите про реализацию президентского гранта по проекту «Россия — страна равных прав», на который вы получили деньги из бюджета. Как я понимаю, в том числе на эти деньги вы и заказали эти коврики.
— Да, которые будут раздаваться бесплатно.
— И себестоимость этих ковриков — это секретная информация?
— Это не является секретом, это является коммерческой тайной. Кроме религиозной утвари там еще будут и православные крестики, которые изготавливаются тоже в колонии.
— Из какого материала?
— Я сейчас не готов сказать. С технологом будем на следующей неделе встречаться и разговаривать.
— Но это не драгоценные металлы?
— Само собой, нет-нет, это будет или дерево, или это будет нержавеющее железо, сталь. (Для справки: на Яндекс.Маркет стоимость нательного деревянного креста на шнурке — 41 рубль. — Е.М.)
— Что еще кроме ковриков и крестиков вы будете делать?
— У нас три блока в проекте. Первый, как я уже сказал, это улучшение условий содержания людей, находящихся там. В улучшение что входит: религиозная утварь, спортивный инвентарь…
— Вы уже приобрели спортивный инвентарь?
— Также заказали в колонии. Мы заказали девять комплектов теннисных столов, девять комплектов колец баскетбольных с щитами, восемь антивандальных уличных тренажеров.
Еще мы делаем большой акцент на пополнение библиотеки. Благодаря первому проекту, пообщавшись с людьми, которые там находятся, мы узнали, какая литература им интересна, какая нужна. Это фантастика. Сейчас мы на этих авторов, которые им нужны, делам заказ и более тысячи книг передаем в места принудительного содержания.
— У вас в заявке написано, что будет работать бесплатная телефонная линия 8-800 «Ты не один». Она работает уже?
— Она работает. Вот полный номер: 8-800-2345771. Там отвечает наш юрист. (Для справки: неоднократно звонила по этому номеру. Телефон не отвечает. — Е.М.)
— Еще в вашем проекте говорится о взаимодействии членов ОНК со Следственным комитетом, с представителями государственных и негосударственных структур. Что подразумевается под этим?
— Под этим подразумевались в первую очередь вопросы, которые заключенные считали нужным донести, чтобы у них не было опасения. То есть показать людям, которые там находятся, что ничто от них не скрывается, никто не собирается прятать их законные права.
— А как показать? Встречи проводить?
— При посещении мною колоний…
— Вы это делаете как руководитель организации «Славянский союз Ставрополья» или как член ОНК?
— Да здесь даже нет места разделению. Вообще я первый председатель Союза народов Ставрополья на Северном Кавказе.
— Но члены ОНК работают бесплатно. А вы получаете достаточно большие гранты.
— С бешеной зарплатой даже — 16 тысяч рублей. У нас грант, который мы получили, — 3 миллиона 700 тысяч, за вычетом налогов остается значительно меньшая сумма.
— Возвращаясь к проекту, на который вы сейчас просите почти 20 миллионов. Что в нем будет основное?
— Один из основных блоков — это видеокомнаты для создания новостей, каких-то роликов в самой колонии. Это будет целая киностудия: видеокамера, компьютер, чтобы это можно было обрабатывать, программа лицензионная…
— Чтобы заключенные могли снимать на территории колонии, делать какие-то ролики, например, ко Дню колонии?
— Там не будет День колонии, день рождения начальника, день рождения замначальника, а там будет государственный момент именно с акцентами — что происходит в России, чем она укрепляется, чтобы не было различных спекуляций, тем более на Северном Кавказе.
— А как заключенные будут владеть правильной информацией? Информация же поступает в колонию ограниченная, односторонняя. Ну, есть Первый, второй канал, есть газета «Казенный дом». У заключенных ведь нет доступа в Интернет? Как они будут получать информацию через эту видеостудию?
— Здесь они будут ее распространять. Понимаете, есть слухи, которые люди, когда не знают, начинают каждый свое додумывать. А здесь людям не надо будет додумывать, потому что у них будет непосредственно вещание как в колонии, так и в системе в целом.
— В вашей заявке написано о взаимодействии с ОНК. А в чем оно заключается, это взаимодействие?
— Помощь человеку, когда он выходит, чтобы он понимал, куда он выходит. У нас разработана информационная книжка, где есть различная информация, касающаяся правозащитных служб. Когда человек выходит, чтобы у него были телефоны различных общественных советов, учреждений, куда бы он мог при необходимости обратиться за помощью.
— Так, первый пункт взаимодействия — это издание брошюр. Следующий?
— Самое главное взаимодействие с членами ОНК — это проведение видеоконференций, проведение общих совещаний для обмена опытом именно по Северокавказскому федеральному округу.
— А почему сейчас такую большую сумму вы запросили? До этого у вас были суммы в районе трех с половиной миллионов, а сейчас вы просите почти 20 миллионов.
- Проект рассчитан на три года — это раз. У нас будет не один регион, а семь субъектов СКФО, и в каждом субъекте намечены мероприятия, соответственно, у нас будут затраты — это два. Мы не много просим, мы мало просим.
- Хорошо, видеоконференция. Какие примерно затраты на эту видеоконференцию?
- Видеоконференция у нас вообще будет бесплатно. Взаимодействие… У нас задача – повышение эффективности деятельности ОНК Ставропольского края.
-Как это будет реализовываться?
- Совершенствование внутренних и внешних принципов взаимодействия. То есть совершенствование в этом и заключается, чтобы не мотаться друг к другу, а как-то настроить эти возможности связи для обмена опытом, создание рабочей группы. Это бесплатные моменты вообще.
-А деньги тогда на что пойдут, если это бесплатно?
- Вас именно деньги интересуют?
-Да, меня деньги интересуют, конечно, в данной ситуации деньги. Потому что работа членов ОНК бесплатная. Вы говорите о взаимодействии с ОНК, вот я и хочу понять на что деньги пойдут.
- Для этой работы необходимо будет небольшое оборудование, довольно незначительные затраты. У нас опять же планируется, как я говорил, религиозная утварь, спортивный инвентарь для учреждений, чтобы была возможность у людей заниматься.
- То есть в основном это обеспечение заключенных молельными ковриками, крестиками, спортивным инвентарем, книгами, что в некоторой степени улучшит их пребывание в местах лишения свободы?
- Да, улучшит, вы правильно говорите, но здесь задача, чтобы человек понимал, что, сделав преступление и находясь там, что он не перестал быть частью общества, ему нужно создать в голове правильные мысли, чтобы он дальше вел свое поведение, чтобы в дальнейшем становиться на путь законопослушный, и когда он выйдет, чтобы он понимал, что он нужен обществу.
- А при чем здесь ОНК? Ваша организация это могла делать и без ОНК.
- Общественная наблюдательная комиссия это единственная у нас комиссия, которая имеет более простой способ посещения колоний. А благодаря президентскому гранту есть возможность своевременно реагировать на эти поездки.
-А сколько человек в ОНК Ставрополья?
- Семь.
— Этот грант дает возможность оплачивать расходы всех членов ОНК или только части членов ОНК?
— Нет, только части. Ну, точнее, даже не части, а где я еду, в рамках проекта я могу оплатить.
— А другие члены ОНК за свой счет едут в колонии? Или им организации, которые их выдвинули, могут компенсировать их затраты?
Другие могут также подавать заявки своих организаций на президентские гранты, выигрывать и также ездить.
- Наверно, вы нигде не работаете, а заняты только общественной работой?
- Да, не хватает даже времени. (Артур Круталевич является руководителем и учредителем трех общественных организаций. - Е.М.) С 2006-го, как только закончил Ульяновское высшее авиационное училище гражданской авиации, приехал сюда в Ставрополь. Я учился на поисково-аварийного спасателя обеспечения полетов.
- А почему вы не работаете по специальности? Мне кажется, это хорошая работа.
- Это благородная работа, и когда, приехав на работу в Ставрополь, мне сказали, что все получают четыре тысячи рублей в месяц, но ты как молодой специалист будешь получать четыре с половиной тысячи... Но на такие деньги даже нельзя было бы себе вещи какие-то купить, а заниматься воровством или другими какими-то моментами, ну не совсем это…
И тогда вы решили заняться общественной работой?
- Ну, в начале у меня были личный бизнес по сельскому хозяйству, а потом я уже занялся общественной работой...
«У нас стандартные основные затраты»
Но все же среди получателей президентских грантов на защиту прав заключенных встречаются организации, где не юлят, а честно говорят, на что идут деньги.
— Сумма гранта 1 миллион 628 тысяч 189 рублей на что пойдет, если вы получите эти деньги? — спрашиваю я председателя правления Автономной некоммерческой организация Центр общественных технологий «Гражданская Миссия» из Кировской области Дениса Шадрина.
— На аренду помещения — офиса для приема граждан, прежде всего родственников заключенных, которые будут к нам обращаться, и на проезд до колоний. У нас стандартные основные затраты. (Проект, на который «Гражданская Миссия» запрашивает деньги, называется «Содействие ОНК Кировской области в соблюдении прав заключенных на медицинское обеспечение». В 2017 г. «Гражданская Миссия» уже получала президентский грант на сумму 1 559 344 рубля на проект «Содействие и помощь». – Е.М.)
— А месячная аренда помещения в Кирове примерно сколько стоит?
— Что-то похуже — тысяч 15, что-то получше — тысяч 20 в месяц. Аренда помещения у нас закончилась вместе с грантом, то есть офиса у нас сейчас нет. Если получим грант, то сможем опять арендовать офис.
У нас колонии находятся от Кирова на расстоянии 200–300 километров. Туда мы выезжаем на несколько дней. Мы там либо живем у знакомых, либо в гостинице, потому что там колонии находятся кустами, по несколько штук. Ездить туда каждый день не получится, поэтому мы стараемся там бывать наездами.
— А по прошлому гранту сколько у вас ушло на транспортные расходы?
— Около 230 тысяч рублей в год.
— Транспортные расходы компенсировались только вам лично или всем членам ОНК Кировской области?
- Как мы получили грант, сразу же было доведено до членов ОНК, что если у вас будет потребность, то пожалуйста. Но потом у нас ОНК разделилась на две половины — одна правозащитная, другая «уфсиновская». «Уфсиновцы» не захотели с нами никуда ездить и объявили нас врагами народа и, соответственно, с нами по гранту не работали, а наоборот, писали на меня заявления в Следственный комитет, в прокуратуру, в Минюст, в ОБЭП. Проверку проводили в отношении моей организации, я везде ходил, пачки документов предоставлял о том, как у нас идет расход денег. Заявления были по поводу того, что моя организация получила деньги и грант разворовала, потратила его нецелевым образом.
- На сайте ОНК Кировской области председатель вашей ОНК Михаил Кузьминых обвиняет, правда без фамилий, членов ОНК Кировской области в получении грантов, на которые можно было купить две квартиры в Кирове.
- Это про нас, да. Это все про нас, у него целый официальный сайт ОНК этому посвящен. Он сотрудничает с УФСИНом. Да, это он на меня писал заявления. Так как он сам выходец из правоохранительных органов (он был начальником ГИБДД), решил привлечь к этому правоохранительные органы. И стал заявления везде писать.
- А сейчас он работает? На какие деньги он живет?
- Как он сам говорит, у него пенсия хорошая, он полковник.
— Этим грантом пользовались только вы?
- Пользовалась правозащитная часть ОНК. Потому что «уфсиновская» часть ОНК не хотела с нами ездить, как я уже сказал. Они с прокурорами, с УФСИНом ездят, они их возят на своих автомобилях. Если мы едем по грантовой программе, то все оплачивается за счет гранта – гостиница, еда, автомобиль и т.д. У нас идет порядка 10 посещений за месяц. Раз в квартал мы точно ездим надолго, чтобы все колонии охватить. Ездим мы на машине, потому что поезда не всегда ходят, плюс это слишком большая зависимость. Мы берем в аренду автомобиль, чаще с водителем. Потому что когда ты утром выехал, целый день ходишь по колонии и вечером тебе в дорогу, ну, я так не решаюсь делать.
- А вы член ОНК уже сколько созывов?
- С 2013 года, то есть это второй мой созыв заканчивается.
— В прошлом году, когда у вас не было гранта, как вы работали, на какие деньги ездили в колонии?
- Часть денег нам удается привлекать от предпринимателей, от знакомых, которые понимают, что наша работа тоже важна. Это не криминальный бизнес, мы с этим не связываемся. Хотя «уфсиновцы» неоднократно обвиняли нас в том, что мы на воров в законе работаем. Также мы принципиально не просим денег у родственников заключенных.
- В заявке у вас написано – проведение семинаров для членов ОНК. По поводу чего будут эти семинары?
- У нас этой осенью будет новый набор в ОНК. Нам уже нужно понимать, кто у нас пойдет в ОНК, и дать какие-то первоначальные знания людям, то есть куда они идут и зачем они идут. Мы обычно привлекаем экспертов из Перми, из Сыктывкара, то есть тех, кто к нам поближе, но в ком мы уверены, что они хорошо нам тему прав человека расскажут.
— Сумма, которую вы сейчас запрашиваете, — 1 миллион 628 тысяч рублей — это все-таки значительно больше, чем 230 тысяч рублей, что у вас ушли на поездки и что идет на аренду помещения под офис.
— Да, мы хотим, чтобы в этот раз ни от кого не зависеть, чтобы все сработало, чтобы быть уверенными, что мы в этот год выполним проект.
— То есть вы просите деньги с запасом?
—Да. Это сумма на два года.
***
К сожалению, в последние годы ОНК стала для так называемых правозащитников и для части реальных правозащитников способом зарабатывания денег. Да, многие правозащитные организации действительно оказывают реальную помощь заключенным. Да, правозащитным организациям надо на что-то жить, и они выдумывают проекты, лишь бы получить финансирование. Полагаю, что Фонд президентских грантов понимает, на что в основном идут деньги, и организации понимают, что блефуют. Такое негласное молчание с обеих сторон. Хотя честнее было бы получать деньги на ежегодную работу, а не на фейковые проекты.
Вот, например, Общероссийское общественное движение защиты прав человека «За права человека» известного правозащитника Льва Пономарева осенью прошлого года запросило президентской грант на сумму 9 972 365 рублей на проект «Способствование реализации принятых решений в области прав человека на государственном уровне». «В основу проекта будет положена реализация рекомендаций Президента РФ, выработанных на встречах с СПЧ в 2016–2017 гг., рекомендаций УПЧ в РФ, сформулированных в докладах, а также рекомендаций СПЧ, соответствующих указанному выше грантовому направлению, которые не были окончательно выполнены, — сказано в заявке. — По каждому направлению будет проведен анализ ситуации — выполнены или нет поручения Президента РФ». И Пономарев в том числе на это просил почти 10 миллионов рублей! Но я, как бывший член СПЧ, могу сказать, что СПЧ сам скрупулезно занимается анализом выполнения поручений Путина. Причем члены СПЧ, так же как и члены ОНК, работают бесплатно. Впрочем, и сам Пономарев не скрывал, комментируя отказ в выдаче гранта, что на деньги от гранта он собирался в том числе содержать две правозащитные организации с офисом в Москве и 15–20 региональных отделений.
А вот организация председателя комиссии по безопасности и взаимодействию с ОНК Общественной палаты РФ Марии Каннабих «Совет общественных наблюдательных комиссий» деньги получает систематически. Это организация с названием, до степени смешения дублирующим ОНК, ежегодно получает многомиллионные гранты на обучение членов ОНК. В 2017 году «Совет ОНК» получил из Фонда президентских грантов 6 748 290 рублей, а в 2018 году — уже 8 247 108 рублей. Ну и скольких человек обучили? И самый главный вопрос — чему?
Когда Элла Памфилова взялась за распределение президентских грантов, она заявила: «Возникла идея: раз наши правозащитные организации не хотят регистрироваться как иностранные агенты и готовы отказаться от зарубежного финансирования, пусть государство выделяет средства, но при этом не давит на них». Прекрасная идея! Только не надо правозащитные организации загонять в тупик и заставлять врать! Нужно финансировать их ежедневную деятельность, а не какие-то левые проекты, которые вынуждены придумывать правозащитники. Но при этом нельзя не заметить, что часть правозащитных организаций таковыми не являются. Для них правозащита — это просто способ зарабатывания денег. Зерна, что называется, надо отделять от плевел.
