Письмо Сталину от осужденной жены атамана Махно
ИЗ ДОСЬЕ «МК»:
В 1931 году на территории Мордовии был образован Темлаг (подразделение в системе ГУЛАГа). В 1948 году там появилось отдельное управление Дубравлаг с лагерями для политзаключенных.
Сейчас в Мордовии почти 30 учреждений уголовно-исполнительной системы, включая СИЗО, больницы и т.д. Здесь есть практически все виды колоний, в том числе единственная в России ИК для женщин, больных туберкулезом.
Мордовия — край суровый, край тюремный. Некоторые поселки целиком состоят только из жителей-тюремщиков. В одном из них под названием Явас есть уникальный музей, посвященный жизни за колючей проволокой. Полностью сохраненный интерьер служебного кабинета работника Темлага, подлинные письма известных осужденных (ученых, поэтов, писателей)... Ну и «вишенка на торте» — одиночная камера, где в темноте сидит зэк-манекен эпохи политических репрессий.
Из фактов, которые наверняка многих потрясут: в 30–40-е годы начальниками управлений мордовской уголовно-исполнительной системы несколько раз становились бывшие осужденные.
— Времена были такие, что среди арестантов оказывались люди образованные, представляющие ценность для культуры и науки страны и даже мира, — говорит представитель УФСИН по Мордовии Марина Ханиева. — У нас здесь отбывали наказание дочь Цветаевой Ариадна Эфрон, диссиденты Ирина Ратушинская, Александр Гинзбург, Андрей Синявский... Сидел тут священник, ставший впоследствии митрополитом всея Эстонии (он, кстати, потом приезжал сюда).
Галерея известных заключенных впечатляет. Вот только некоторые из них.
Жена легендарного атамана Махно Галина Кузьменко. Ее привезли сюда этапом в 1945 году, немолодую (47 лет) женщину осудили за «бандитизм в годы гражданской войны». Восемь лет она провела в Дубравлаге. Сохранилось ее письмо Сталину, в котором она накануне освобождения спрашивает про ключи к своей квартире в Берлине (их изъяли при аресте). Есть и документ с грифом «совсекретно», подписанный замначальника Дубравлага. Там сказано: Кузьменко может быть отпущена только после получения от ее дочери письменного согласия взять ее под опеку на иждивение.
Юрий Айзеншпис. Да-да, в мордовских лагерях сидел будущий директор и продюсер группы «Кино» (помните, как он на взятые в кредит деньги выпустил «Черный альбом» Виктора Цоя?). Свой срок он получил в 70-е за контрабанду и валютные операции: в его квартире нашли американские доллары.
Почти всех осужденных на этап раньше гнали через Мордовию, отсюда и страшные рассказы про «дорогу смерти». В сосновых борах прячутся заброшенные кладбища арестантов. Но самое ужасное впечатление все же производят колонии для «смертников». Что за чудовища и на каких «цепях» там сидят?
Гражданин начальник «мордовской зоны»
ИК-1 поселка Сосновка. Плакаты с надписями: «На свободу с чистой совестью» могли бы казаться издевательскими, но это не колония для пожизненно осужденных в чистом виде. ИК-1 — особого режима с участком для «смертников». Руководит участком Сергей Валентинович.
Его кабинет (единственным украшением которого является огромный бюст Дзержинского) располагается прямо между камер со «смертниками». Соседство с маньяками его не пугает. Сергея Валентиновича вообще в этой жизни, как мне показалось, мало что может напугать. Он сам, к слову, — ходячая история. Вместе с женой (она тюремный медик) приехал в Мордовию из Вильнюса в 90-е, да так до сих пор и остался сторожить тех, к кому все остальные боятся даже приближаться.
— Я принимал первый этап пожизненно осужденных в 1998 году. Работал тогда начальником спецотдела, так что все личные дела этих людей шли через меня. Помню, старенький дедушка Данилов сжег дом с людьми, цыган Панченко в составе банды ограбил и вырезал семью... Все истории примерно такие. У меня до сих пор в журнале хранится информация о каждом из пожизненно осужденных, пришедшем теми первыми этапами. Вели себя они относительно спокойно, но были растеряны. Они ведь все готовились к расстрелу, а тут им жизнь даровали. Некоторые при опросе говорили: «Лучше б расстреляли, чем так жить». Но через несколько лет точку зрения поменяли.
«Гражданин начальник» с самого начала завел правило: осужденные не делятся на касты и категории. В «мордовской зоне» все равны и все начинают с чистого листа.
— Чем убийца старушек лучше убийцы детей? — рассуждает начальник. — Как один из них может предъявлять другому за педофилию? Или как кто-то может быть авторитетнее, если у всех одинаковый приговор?
В конце 90-х в «мордовскую зону» стали прибывать и первые маньяки. Почти все они уже умерли и покоятся на специальном кладбище в Барашеве. Те, кто живы, уже настолько немощны и стары, что сами не помнят — за что они тут оказались.
Сергей Валентинович достает «амбарную книгу» — как раз в ней все записи. Красным цветом выделены те, кто умер, и причина их смерти. Мы пробегаем глазами сухие строчки в поисках самых известных советских маньяков.
Маньяк Олег Кузнецов умер 4 августа 2000 года от острой сердечной недостаточности.
А ведь никто не знает о том, что его больше нет. В Википедии указано: «Отбывает наказание в Мордовии». 19 лет как не отбывает...
На счету Кузнецова минимум 10 жертв — девочки, девушки, женщины. Он их насиловал, а потом убивал. Почти все преступления совершил в Москве в районе Измайловского парка.
— Вину свою он не признавал, — вспоминает Сергей Валентинович. — Наверное, думал, что к нему тут сотрудники лучше относиться будут, если он будет кричать, что следствие и суд в отношении него совершили ошибку. Его никто не навещал, никто не слал посылок. С сокамерником почти не общался. Так и умер в одиночестве.
Маньяк Сергей Ряховский умер 12 ноября 2007 года от туберкулеза легких.
Странно, что общественность похоронила «балашихинского потрошителя», на счету которого 18 доказанных убийств, на два года раньше — еще в 2005 году. Так написано в той же Википедии и других источниках. Вообще, точной информацией по смертям пожизненно осужденных обладает лишь ФСИН. А о кончине сообщают только близким родственникам. У Ряховского они были, но интереса к его судьбе не проявляли.
— Мать почему-то ни разу не приезжала даже на короткую свиданку, — говорит Сергей Валентинович. — Он писал ей письма бесконечно. А еще целыми днями мемуары составлял (но вам не будет интересно, там сплошное безумие). Он считал себя «санитаром леса» — убивал проституток и гомосексуалистов.
Всего с 1998 года, суда по записям начальника, умерли 60 человек из числа приговоренных к смертной казни, которым ее заменили на пожизненный срок. А еще эта книга говорит, что никто из осужденных «мордовской зоны» отсюда живым не вышел. За все существование «централа» не было и ни одного удачного побега.
«Не виноватый я»
Не маньяками едиными жива «мордовская зона», как грустно пошутил один из ее сотрудников. Один кавказец, к примеру, убил в порыве ревности свою жену, когда застал ее дома с любовником (а тот успел сбежать, потому выжил), и 11-летнего пасынка. Или вот оленевод Андрей Выучейский в селе Ненецкого автономного округа спалил юрту со всей семьей — заживо сгорели пять человек, включая детей, среди который был шестимесячный Артем. Пришел домой пьяный, требовал деньги на водку, а когда не дали, разозлился… Сам он уверяет, что, наоборот, пытался спасти домочадцев из огня. Может, правда не помнит по пьяни, как все было на самом деле, а может, придумал себе эту версию и поверил в нее, чтобы дальше жить можно было. То, что был пьян в момент трагедии, не отрицает — объясняет, мол, белый олень сбежал, он его искал по всей тундре, вот и выпил...
Оленеводу 30 лет, но есть осужденные намного моложе — по 20–25 лет. Их десятки, и от этого страшно. Истории таких ребят типичны — убивали таксистов или гастарбайтеров, грабили дома (расправлялись с хозяевами на месте). Житель Хакасии Максим Смирнов сел за решетку в 19 лет. Вместе с товарищами они изнасиловали, жестоко убили и сожгли трех китаянок, которые работали в теплице (компания бродила по району в поисках водки, наркотиков и денег, а женщины попались им под руку).
— 50 процентов считают себя жертвами судебной ошибки или же признают вину, но частично и со сроком не согласны, — говорит Сергей Валентинович. — И пытаются убедить в этом меня. Я им отвечаю: я не следователь, не прокурор, не судья, мое дело — охранять. А вы пишите в высшие инстанции, добивайтесь справедливости, я вам не мешаю. Я не берусь судить. Все может быть. Но иногда даже простой беседы достаточно, чтобы понять, что версия осужденного не выдерживает никакой критики и он виновен.
В худом арестанте в черной тюремной робе ни за что не узнаешь курсанта училища МВД в Санкт-Петербурге Илью Комарова. В 2013 году он, по версии суда и следствия, из-за конфликтов (соседи его заливали) и с целью наживы вырезал семью наркополицейского: 38-летнюю женщину, 12-летнего мальчика и собаку. До этого момента ничего подобного в вузах внутренних войск не случалось, потому на место выезжал главком ВВ МВД Николай Рогожкин.
Илья Комаров один из тех, кто вину свою не признает и никогда не признавал. Но вот послушайте его ответы на мои вопросы и сами сделайте выводы.
— Следствию нужно было срочно найти виновного, потому что преступление громкое, — начинает Илья. — Я был идеальным подозреваемым. Я был в квартире в день убийства, буквально за полчаса до этого. Я никогда этого не отрицал. У меня в туалете хомут растянулся, и я пришел к соседям посмотреть, как он крепится (они одинаковые во всех квартирах). Я даже предложил женщине позвонить мужу и разрешить мне войти. Он разрешил. И потом она говорила во время моего визита по телефону с подружками. А по версии следствия, я ушел, вернулся и побежал искать золото, а когда меня увидели, всех убил. И вот вам не странно, что я якобы нанес собаке один удар в сердце, а женщине и ребенку 72? Я не понимаю логики.
— Но ведь даже орудие убийства нашли, как я читала в репортажах из зала суда.
— Нож нашли, но он абсолютно тупой. Он был куплен для походов. Я им с хомута ржавчину счищал. На хомуте есть отметина, что я чистил действительно. И вот, по версии следствия, я всех зарезал и ушел, а золото оставил в подъезде. Зачем?
— Не знаю. Но знаю, что вас задержали, когда вы ехали из больницы, где вам лечили раненую руку.
— По их версии, ребенок нанес мне эту рану. Но это не так. На самом деле рана — от драки с истинным преступником в их квартире. Я с ним столкнулся там. Следствие не стало его искать. Им проще было меня обвинить.
— Если вы застали убийцу на месте преступления, да еще пытались задержать, то почему сразу не вызвали полицию? Почему через какое-то время просто спокойно пошли в больницу?
— Это моя ошибка, и я этого не отрицаю. Но я считаю, что вина моя не доказана. А мне пожизненное дали. Это дико — такой срок сам по себе... Но надежда умирает последней. Мне сейчас 26 лет всего.
— Чем занимаетесь в колонии?
— Работаю. Шью. У меня иски есть — судебные издержки в 70 тысяч и еще военному училищу я должен компенсировать расходы по обмундированию и обучению. Родители поддерживают, письма пишут. А свидания с ними не хочу. Почему? Скажем так — стыдно. И чем меньше видишь, тем меньше хочется. Так проще всем.
Если вы думаете, что в былые времена с военными такого произойти не могло, — ошибаетесь. «Мордовская зона» свидетельствует: так было всегда. В одной из камер сидит (точнее, лежит, он частично парализован после инсульта) бывший советский военнослужащий, старший лейтенант Артиллерийских войск по фамилии Бородин. Пил он как-то в одной компании, разразился скандал, поножовщина... В общем, несколько трупов на его совести, в том числе 90-летней бабушки. Старушка была лежачая, как и он сейчас. Ну чем не закон кармы? Или вот житель Калининграда Юрий Савин убил двух мужчин, а конечности им отпилил садовой пилой, чтобы легче спрятать и труднее опознать было. Так вот он сейчас в колонии сам без ноги (ампутировали из-за заболевания).
В продолжение: «Тетенька, ручки болят»: исповедь знаменитого советского маньяка-педофила Иртышова»
