Леон Бергфельд — один из пяти детей несчастной четы Бергфельд, год назад получивших временное убежище в России. Они известны своей открытой борьбой с ювенальной юстицией. Об их невероятной истории написали многие СМИ.
Сегодня Соня и Маркус Бергфельд умоляют российские власти вмешаться и спасти их ребенка. Теперь уже одного из четырех — старший сын пары Нико умер.
Без денег, без крыши над головой, без документов, сбежавший Леон не знает ни слова по-русски. Он боится, что его могут выдать родине. Так между Россией и Европой он болтается уже дней десять.
«Россия помогла нам, мы надеемся на то, что она поможет и нашему сыну», — через «МК» обращаются Маркус и Соня к российским дипломатам. Свои прошения они разослали во все инстанции, правозащитникам, депутатам в надежде на то, что отзовется хоть кто-нибудь.
«Министру иностранных дел РФ С.В.Лаврову, уполномоченному при Президенте РФ по правам ребенка А.Ю.Кузнецовой...
Ко мне обратились супруги Маркус Бергфельд, бывший офицер вооруженных сил ФРГ, и Соня Бергфельд, граждане Германии, проживающие в настоящее время в Санкт-Петербурге, с просьбой о содействии в защите прав своего сына Леона Бергфельда 22.03.2003 года рождения.
Родители опасаются за жизнь и здоровье своего сына.
В связи с вышеизложенным, учитывая значительный общественный резонанс, вызванный ситуацией, прошу в рамках полномочий рассмотреть прилагаемое обращение и принять возможные меры для защиты прав Л.Бергфельда.
Депутат Государственной думы Сергей Шаргунов».
Шли 90 километров пешком до российской границы
«К немцам, что ли?» — открывает шлагбаум при въезде во двор охранник.
«Странные они люди, я вам так скажу, и зачем только приехали? Там Европа, а тут что?» — скептически кивает он на дверь одного из подъездов.
Перед визитом к Маркусу и Соне Бергфельд меня предупредили, что фотографировать внешний вид их временного жилища, как и сообщать, где оно находится, не рекомендуется в целях безопасности. У себя на родине Бергфельды объявлены в розыск. За то, что вступили в борьбу с государственным ведомством по делам молодежи в Германии, так называемым Югендамтом.
Подобные чиновничьи структуры по надзору над семьями есть во многих странах Евросоюза. Но все же понятие «ювеналка» гораздо привычнее для русского слуха, чем немецкий Югендамт или норвежский Барневарн, нередко изымающие детей из семей якобы для их же блага.
Кстати, не всегда в этих службах работают компетентные специалисты — иногда, об этом пишут в немецких СМИ, исполнителями становятся не слишком квалифицированные кадры и даже сидящие на минимальном заработке. Нравится ли им то, что они делают?
Все помнят русскоязычных немцев Мартенсов, бежавших с десятью отпрысками из Германии в Сибирь, так как папу Ойгена-Евгения посадили за решетку за отказ пускать дочку на занятия по секс-просвещению.
Вся Германия встала на сторону многодетных Мартенсов. С лозунгами «Дайте детям наслаждаться детством» сочувствующие вышли на улицы в Кельне, Дрездене, Гамбурге...
Сами переселенцы, кстати, в России не задержались. И их последующее возвращение стало еще более скандальным, чем отъезд (детали — в материале «Односельчане рассказали, почему «секс-беженцы вернулись обратно в Германию»).
Но в истории семьи Бергфельд из немецкого города Альсфельда в земле Гессен пока что нет ни одной оптимистической ноты, а еще сплошные белые пятна — и даже снег за окном их съемной питерской квартиры белый.
Моего школьного немецкого хватает на минуту светской беседы.
«У вас очень красивый дом», — говорю я Соне. «Спасибо. Мы арендовали эту квартиру. Леон приедет, и у него будет своя комната».
В будущей комнате Леона идеальная, нежилая чистота, какой никогда не бывает там, где есть дети, над застеленной кроватью висит огромная карта мира. Два полушария. Западное и Восточное. Вместе им не сойтись.
В ожидании сына Соня может флажками пометить те государства, которые ей с мужем пришлось пересечь, чтобы оказаться в Санкт-Петербурге.
«Мы не могли вылететь из Евросоюза, так как у нас не было загранпаспорта для пересечения границы. Мы также не могли его оформить в Германии, так как был выписан орден на наше задержание»,— вздыхает Соня.
12 дней они ехали на поезде и автобусе через всю Европу, около 90 километров шли пешком к российско-латвийской границе.
Почти такой же путь на днях проделал их 15-летний сын.
«Полиция ворвалась к нам в 5 утра»
У Сони совершенно потерянный вид. Она говорит так много и обо всем сразу, что наш переводчик по ту сторону What’sApp, австрийский правозащитник Гарри Мурей, умоляет ее вещать хоть немного помедленнее.
Муж Маркус более отстранен. Бывший служащий вооруженных сил ФРГ, он сам будто является частью незыблемого немецкого орднунга, который они с женой осмелились нарушить.
«По статистике, ежегодно в Германии изымают примерно 77 тысяч детей из семей, не выполняющих требования Югендамта», — Маркус подчеркивает, что это может коснуться кого угодно: и полноправного гражданина, и мигранта, живущего на социальное пособие. Любого.
Он говорит, что они сами были совершенно обычной семьей, мать занималась домашним хозяйством. Старший, Нико, увлекался игрой на гитаре. Катарина любила лошадей. Мишель училась в музыкальной школе на флейте. Леон мечтал стать футболистом. А маленький болезненный Тайрон ходил в детский сад.
Семья активно участвовала в жизни местного евангелистского прихода.
Маркус: В 2011 году нам поступило предложение отдать детей в летний лагерь.
Соня: Туда должны были ехать и дети наших друзей. Их просили отпустить евангелическая церковь и гимназия.
Маркус: Но во время разговора по телефону с детьми, находящимися в лагере, мы узнали, что Нико прописали какие-то медикаменты. Что он якобы страдает синдромом гиперактивности. Мы были категорически против.
Соня: Да, когда мы ходили на природу или в лес, Нико частенько лазил по деревьям, и мы считали, что это вполне нормально. Мальчишки должны шалить.
— Что за препарат назначили в лагере вашему сыну?
Маркус: Это был сильнодействующий психотропный препарат. Среди его побочных эффектов галлюцинации, внутричерепные кровоизлияния, повреждения головного мозга. В России он относится к списку запрещенных наркотических средств и психотропных веществ.
У нас его выписывают многим детям, которым ставят диагноз гиперактивность и дефицит внимания, хотя существование этих болезней вызывает в обществе сомнения и споры, но родители не имеют права вмешиваться.
Соня: У вас, в России, многое не так, как у нас. Например, у вас до сих пор остается правом родителей вакцинировать детей. Многие прививки не являются обязательными.
У нас, в Германии, если родители отказываются от вакцинации, это может стать основанием для изъятия детей из семьи. По инструкции прием любых лекарств должны обязательно согласовывать с родителями. Но если родители отказываются, в дело может вмешаться государство. Так что выбора нет.
Бергфельды не хотели давать сыну сомнительные таблетки. На действия руководства лагеря и Югендамта они пожаловались в правоохранительные органы. Это и стало началом конца их семьи. Людям свойственно считать, что что-то плохое может случиться с кем угодно, но только не с ними.
«Я и до этого слышала, что детей забирают не только у неблагополучных родителей, но даже у адвокатов и врачей», — рассказывает Соня. Она говорит, что не очень верила в эти россказни. Пока не пришли к ней самой.
Порядок превыше всего. За сотни лет, с тех пор как существует эта знаменитая формула, так ничего и не изменилось. Ordnung muss sein. Не известно, что произошло раньше: сдвиг в сознании Бергфельдов и то, что они стали в оппозицию к государству, или изъятие детей, что послужило еще большей их радикализации.
В ответ на жалобу многодетных родителей Югендамт четыре раза подавал иск в суд с просьбой изъять детей у Бергфельдов, трижды суд отклонял иск Югендамта и только на четвертый раз принял положительное решение. Детей забрали 14 июля 2011 года, 22 июля суд лишил Соню и Маркуса прав на них.
«К нам домой в пять утра ворвалась полиция, — едва сдерживает себя Маркус. — Дети кричали, сопротивлялись, они не хотели уезжать.
Я пытался их защитить, но нас разъединили насильно. Я был избит. Их отвезли в разные приюты, за сотни километров от дома, чтобы они не могли поддерживать контакт не только с нами, но и между собой».
Официальной задокументированной причиной изъятия младших Бергфельдов стало то, что их воспитывают неправильно, не кормят и что «они одеты не по погоде» — самая частая причина изъятия.
За последующие годы Бергфельды-старшие прошли все инстанции, чтобы восстановить свои родительские права: Верховный земельный суд, Конституционный суд ФРГ и, конечно же, ЕСПЧ...
— В Европейском суде вам тоже отказали?
Соня: Я дошла до Страсбурга всего за год, хотя большинству это удается не менее чем за пять лет. Но, вероятно, они побоялись выносить решение за нас... Отправили дело в Большую палату на рассмотрение, оттуда мы получили отказ безо всяких объяснений.
Они обращались даже к римскому папе Бенедикту XVI, пытаясь передать ему письма от 200 немецких семей, находящихся в похожей ситуации, — конверт был настолько толстый от посланий, что не пролез в личный почтовый ящик Папы.
Маркус потерял работу в армии. Пара организовала по всей стране митинги с лозунгами «Верните нам наших детей!», на одном из которых произошла перестрелка, и Соню тяжело ранили, ей удалили часть почки. Тогда они уехали на Мальту, где жили вместе с четырьмя сотнями своих единомышленников.
Открыто воюя с государством, Бергфельды окончательно настроили его против себя. Они имели полное право поступать так, как считали нужным для спасения своей семьи, но все эти годы их пятеро детей находились по другую сторону решетки.
Бизнес по изъятию детей приносит миллионы
Забирая детей, государство одновременно накладывает обязательства по алиментам, которые родители должны выплачивать за содержание каждого ребенка. В случае с Бергфельдами это было 5 тысяч евро в месяц. Умножьте сумму на пять — за Нико, Катарину, Мишель, Леона и Тайрона, получится 25 тысяч евро.
Если алиментщики не отдают деньги, то теряют даже призрачный шанс на воссоединение, к тому же судебные приставы могут описать их имущество. Более обеспеченные слои и платят за содержание своих детей в казну гораздо больше, чем маргиналы.
Кристина Беккер, лишенная дочери Дарьи, рассказывала журналистам, что на бизнесе по изъятию детей делаются миллионы. Возможно, поэтому количество несовершеннолетних, лишившихся родителей по воле государства, с каждым годом растет.
Если в 2005 году 26 000 детей были взяты под опеку молодежного ведомства, то в 2014 году уже более 48 000. В 2015-м — 77 000 детей, по данным Федерального статистического ведомства Германии.
Протестующие против системы были, есть и будут, как и везде, они устраивают свои митинги и пикеты, а толку?
Дети Бергфельдов тоже пытались бунтовать как могли — бежали из приютов. Их ловили и возвращали. Один из таких побегов закончился трагедией.
Десятилетняя Мишель искала дорогу домой и была подвергнута сексуальному насилию. Об этом писали немецкие газеты, преступник был пойман и осужден. Это сильно сказалось на ее состоянии. Раз за разом, год за годом девочку помещали во все новые лечебные учреждения. Все дальше и дальше от дома.
Маркус и Соня не могут сказать, насколько Мишель действительно нуждается в постоянном наблюдении — они не видели ее много лет. «За это время она лежала в 26 психиатрических больницах», — утверждает Маркус.
Я думала, что ослышалась, и переспрашиваю: «Во скольких? В шести?» — «В двадцати шести», — поправляет отец.
Катарине Бергфельд назначен пожизненный опекун, девушка также признана недееспособной.
Обеим сестрам даже по достижении совершеннолетия судом запрещено общаться с родителями. На такое не обрекают и приговоренных пожизненно. Те имеют право на регулярные свидания с родными и могут попросить о помиловании через 15 лет.
Только двух младших мальчиков продолжали отпускать домой на выходные за хорошее поведение, не так часто, раз в три месяца, но однажды Маркус и Соня воспользовались этим послаблением, выкрав собственных детей, они бежали с ними из Германии в Испанию. В тот год на законных основаниях вернулся домой Нико, которому исполнилось 18 лет. Он мог отныне распоряжаться своей судьбой.
Впрочем, за это Бергфельдам предъявили счет об уплате 250 тысяч евро — столько стоило содержание сына в приютской системе.
Беглецам удалось скрыться от немецких властей в маленьком прибрежном городке. Леона и Тайрона пристроили в частную гимназию.
«Наш Нико! — восклицает отец. — У него была разрушена вся иммунная система, кровь. Все это похоже на побочные эффекты от постоянного многолетнего приема психотропных медикаментов. У нас собраны документы по этому поводу. Каждые три дня Нико требовалось переливание. Его органы отказывались функционировать».
Соня: Треть последнего года своей жизни сын провел в клинике. Я надеялась до последнего, что Нико выкарабкается...
Незадолго до ухода юноша записал видеообращение, в котором обвинил ведомство Югендамт в своем состоянии и рассказал о том, что обращался в полицию с заявлением расследовать их деятельность, — но делу не дали хода.
Нико не стало 7 февраля 2018 года, в Гранаде в возрасте 20 лет он умер от гемофагоцитарного синдрома.
Смерть Нико выдала их тихое испанское убежище. Нельзя покинуть этот мир без того, чтобы государство не узнало об этом. Руководство госпиталя обратилось в посольство Германии по поводу оплаты лечения Нико, так как у его родителей не было денег. Властям стало известно об их местонахождении.
Спустя несколько дней после ухода брата Леона и Тайрона задержали прямо в школе и вывезли на территорию Германии.
Маркуса и Соню обвинили в краже собственных сыновей (в соответствии со ст. 235 УК Германии за такое грозит до 10 лет тюремного заключения) — какие чувства овладели ими? Растерянность? Отчаяние? Зачем вдруг они отправились искать правду в России?
«Мы доехали до Латвии, до Риги, дошли до вашего посольства, где предъявили свои паспорта с просьбой предоставить нам статус политических беженцев. Сказали, что нас преследуют. Нас доставили до границы. Мы смогли ее пересечь», — говорит Соня Бергфельд.
Им дали временное убежище сроком на год. Сначала Маркус и Соня не знали, как будут жить здесь, что есть и пить, но обустроились, нашли работу через Интернет в западных компаниях, оплачивают съемную квартиру. Они редко бывают в большом мире и за минувший год так и не выучили по-русски ни одного слова.
Леон бежал без вещей и документов
За всей этой историей на заднем плане остается несовершеннолетний мальчик, их сын Леон, он-то как оказался в третьей стране? Я встречаюсь с Бергфельдами накануне первой годовщины смерти их старшего сына. «Леон хотел быть дома с нами в этот день», — объясняет мать.
«Мы не враги своего государства, мы родители, которые просто хотят, чтобы их сыновья вернулись», — уверяют меня Бергфельды. Они говорят, что, пока их история не завершилась хеппи-эндом, не стала прецедентом, не предана огласке на весь мир, у 77 тысяч немецких детей, изымаемых ежегодно у мам и пап Югендамтом, нет ни единого шанса.
Десять дней назад Леон бежал из детского дома в Тюрингии, где проживал после своего возвращения из Испании. Ни вещей, ни документов — ничего с собой... Ночью один на автомобильной трассе.
Все, что Маркус и Соня смогли сделать, находясь за сотни километров, это организовать для него сопровождающего, чтобы одинокий ребенок не привлекал внимания полиции.
По словам родителей, у Леона нет четкого плана действий. В 15 лет так бывает. Он твердо знает только то, чего не хочет. «Пусть меня расстреляют, но обратно в детский дом я не вернусь», — заявил он маме по телефону.
По словам Сони, их самый младший, Тайрон, услышав про побег брата, решил его повторить, но был схвачен полицией. «Тайрона отправили в карцер, пока он не научится вести себя правильно, считается, что у ребенка не в порядке с головой, если он склонен к побегам», — горько усмехается Соня.
Я специально не пишу названия города и даже европейской страны, где в данный момент скрывается Леон. Это может навести преследователей и на его след. А ему и так несладко.
Работники консульства РФ, когда Леон к ним пришел, а он сделал это почти сразу, выслушали его историю и заявили, что не имеют возможности оказать ему содействие, зато с чистым сердцем порекомендовали подростку обратиться в... немецкое диппредставительство, получить там загранпаспорт, поставить в него российскую визу и — вперед к маме с папой. Хотя с Леоном чисто технически они говорили на одном языке, но были людьми будто с другой планеты.
«Мы надеемся, что Россия поможет прекратить страдания Бергфельдов»
Я слушала историю Бергфельдов, думая, кого же она мне при всей своей непохожести зеркально напоминает. Что-то, что случилось совсем недавно, уже у нас.
У россиянки Юлии Савиновских опека отобрала двух приемных детей за то, что она сделала операцию по удалению большой груди. Опека действовала в рамках существующего законодательства. Женщина с подобными странностями, даже если те обусловлены физиологией, не имеет права брать сирот на воспитание.
Юля почти год боролась за возвращение своих мальчишек, затем с оставшимися кровными детьми эмигрировала в ту же Испанию и там совершила каминг-аут, признавшись, что действительно ощущает себя небинарным трансмужчиной, которого отныне зовут Френсис.
Из своего прекрасного далека она теперь призывает российских усыновителей спасти из детского дома Костю и Диму.
Лишенные семьи, проблемные малыши почти разучились говорить, со своими пугающими диагнозами они никому не нужны... кроме самой системы. Которая замрет, поперхнется, остановится, если не будет подбрасывать в свою топку, пожирая без счета, таких вот Костиков, Дим, Леонов... И не важно, в каком государстве находятся ее винтики, действуют ли они, искренне веря, что это во благо, или за один евро в час минимального заработка. В том-то и дело, что нет никакой разницы.
Разрушение семей, индивидуальностей, личностей… Когда, с одной стороны, запрещено быть живым мальчиком, лазающим по деревьям.
А с другой — преступление вести в Интернете дневник от лица трансгендерного мужчины, являясь, по сути, многодетной матерью. Кто решил, что это нельзя? Кто взял на себя право быть единственным правым?
Дайте людям самим выбирать, какими они хотят быть, если этим они не нарушают права других людей.
Юля-Френсис уверяет, что только в Европе наконец смогла дышать и говорить свободно.
Соня Бергфельд уверена, что лишь Россия может ей помочь воссоединиться по крайней мере с одним из детей. Что только здесь заботятся о традиционных многодетных семьях.
Наверное, они были бы удивлены, встретившись и пообщавшись друг с другом.
Хорошо там, где нас нет.
И обе по-своему правы. Жаль только, что говорят они на разных языках. Им бы объединиться...
Гарри Муррей, директор Европейского информационно-правозащитного центра:
- Мы с самого начала следим за ситуацией, которая сложилась вокруг семьи беженцев из Германии в Россию Маркуса и Сони Бергфельд.
Мы считаем, что действия немецких властей можно оценить как откровенное преследование. Мы провели анализ юридической документации, в судебных решениях по делу Бергфельдов есть существенные процессуальные нарушения, например отсутствуют подписи судей, что делает их филькиной грамотой.
Прежде чем обвинять родителей в неправильном воспитании детей, немецкая сторона должна была привести убедительные доказательства их вины. Здесь же была применена грубая сила.
Когда Леон бежал из приюта, полиция у старшей Катарины в поисках брата выломала дверь, ворвалась к ней без ордера. Это противозаконно, на наш взгляд, этим они напугали девушку до слез.
Леон Бергфельд бежал из евангелического приюта не просто так. Он дал показания о том, что неоднократно подвергался издевательствам, травле, избиениям, малолетних воспитанников заставляли выполнять тяжелую работу. Это не первый случай в Германии, когда подобные проблемы возникают в евангелических приютах, куда Югендамт помещает изъятых из семей детей.
Почему это не пресекается? Дело в том, что рассвет этой церкви случился с приходом канцлера Ангелы Меркель, которая сама исповедует лютеранско-протестантскую веру. Видимо, церковники чувствуют поддержку со стороны высшего руководства страны. Сбежавшие дети приходили в полицейские участки, но полиция отказывалась брать у них показания.
Россия является членом Совета Безопасности ООН. Она может и обязана оказать помощь семье, оказавшейся в трудной жизненной ситуации. Мальчик обратился к российским дипломатам за помощью, в том числе медицинской. Мы надеемся, что Россия поможет прекратить страдания Бергфельдов.
Да, Леон Бергфельд не является гражданином РФ, в то же время нормы общего международного права в области защиты прав человека не проводят разграничений между защищаемыми лицами по признаку их гражданства.
