Аушвиц
Меньше часа езды от Кракова — и вот уже указатель с надписью «Освенцим». Маленький городок, где живут люди, работают магазины, кафе…
«Да, я вижу из окна своего дома лагерные бараки и колючую проволоку, ну и что?» — примерно так отвечают местные жители. Соседство с «фабрикой смерти» их не пугает. Но даже они считают, что место это аномальное, и отмечают разные странности (к примеру, когда вокруг небо чистое, над лагерем может стоять густой туман).
Итак, мы (в состав российской делегации вошли президент фонда «Холокост», писательница Алла Гербер, член СПЧ Генри Резник, режиссер Марк Розовский, сенатор Владимир Лукин и т.д.) прибыли.
Аушвиц — так нацисты именовали концлагерь (по названию города). Входные ворота с надписью «Труд освобождает». В реальности труд никого не освободил. Зачастую эсэсовцы прямо заявляли: «Выход отсюда один — через трубу крематория». Больных, стариков, беременных и детей (тех, кто не мог работать) обычно сжигали сразу по прибытию в Аушвиц, остальных — после того, как они вырабатывали свой «трудовой ресурс». Прошло столько лет, а переходить границу концлагеря до сих пор страшно…
За воротами мне послышались (не только мне одной, как оказалось) немецкая речь и лай собак. И если граждане Германии действительно сюда приезжают на экскурсию, и их речь иной раз тут звучит, то овчарок точно нет. Так что это слуховая иллюзия, которая могла быть вызвана психологическим феноменом (концентрация эмоций, боли и ужаса были таковы, что «запечатлелись» в пространстве). А еще некоторые здесь чувствуют запах гари. Как выразился выживший узник, которого мы потом встретили здесь, он до сих пор не может забыть специфический запах сожженных тел.
Длинные улицы с кирпичными бараками. Эти польские довоенные казармы приглянулись оккупировавшим Польшу фашистам. Сюда селили тех, кого привозили «поезда смерти».
Заходить в бараки страшно. Кажется, что и сейчас увидишь тут замученных узников, лежащих после смены или медицинских опытов на деревянных трехъярусных кроватях. Но ни кроватей, ни людей в полосатой робе, разумеется, давно уже нет. Пустые помещения используют как место хранилища вещей сожженных узников.
Комнаты с обувью особенно впечатляют. Горы сапог, туфель (есть изящные, на высоком каблучке)… Всего сохранилось 110 тысяч пар. Отдельно сложили детскую обувь — совсем крошечные сандалики и ботиночки. Господи, как их много! Детских вещей тут вообще немало. Смотреть на них страшно, потому что за каждыми колготочками, каждым чепчиком сразу видится малыш.
Вот помещения с чемоданами (почти 4 тысячи штук, большинство подписанные) и с посудой (12 тысяч только кастрюль, а еще там полно детских горшков!). Люди ехали в лагерь и везли все это, потому что верили, что будут жить, и им все это пригодится…
Гора очков. Сохранилось 40 кг очков узников Освенцима.
Комната с костылями, искусственными конечностями, железными корсетами. В Аушвиц попадали и инвалиды. Прежде чем их вели в газовые камеры или крематорий — требовали снять с себя протезы.
Зачем было все это хранить тогда и зачем — сейчас?
— Мотивы разные, — говорит Алла Гербер. — Зачем это сохраняли немцы? Они все хотели использовать для производства, своих нужд. Каждую туфельку, каждый чемодан — все в дело. А сейчас это хранится в память о тех страшных событиях. Низкий поклон тем, кто все это сохранил. Может быть, если бы мы это не видели, мы до конца бы не поняли. Прекрасные женские туфли на высоком каблуке, которые я сейчас видела, сказали мне куда больше, чем десятки книг и фильмов про Освенцим…
Самые жуткие комнаты — с женскими волосами (они за стеклом). Много-много человеческих волос — больше двух тонн. Фашисты использовали волосы в промышленности. Здесь есть полотна ткани и канаты, которые делали из них. На веревках из волос одних убитых женщин вешали потом других. Это действительно фабрика смерти, где материалом был живой человек.
Ну хорошо, понятно, зачем хранить туфли, посуду, но волосы? Можно ведь их закопать в могилы — тем более это единственное, что осталось от тел.
— Нельзя, видимо, — отвечает мне режиссер Марк Розовский. — Этот кровавый раритет — доказательство. Убери его — и не будет доказательств. Без них никто не поверит, что такое вообще было возможно, что это творили люди с людьми…
На территории Аушвица — четыре больших крематория. Они стояли в нескольких метрах от бараков, то есть людей сжигали на глазах друг друга.
— Часть прибывших в лагерь, которые не прошли отбор и не были годны для работы, сразу отправляли в крематорий, — рассказывает сотрудница мемориального комплекса. — Сохранились фотографии — вот смотрите. На них люди идут спокойно, потому что думают: их сейчас ведут в баню мыться, а потом будут расселять по баракам. И они проходили между бараков, видели тех, кто там живет, и верили. Потому все заходили в так называемые «бани» или «сауны» добровольно. Внутри были фальшивые лейки. Когда все заходили из отверстий, подавался газ — «Циклон В».
Капсулы с газом, с ядом тоже, кстати, сохранились.
Внутрь крематория идти жутко. Темно. Вот в этом помещении подавали газ, а вот — печи… Вот — металлические емкости для праха. Невозможно представить, что это все придумали люди. Праха крематории производили каждый день так много, что его некуда было девать. Тогда решили удабривать им почву. Земля Освенцима в буквальном смысле смешана с пеплом людей…
— Я испытала в крематории, когда спустилась туда, ощущение приближения смерти, — говорит Гербер. — А потом, когда вышла, я ощутила огромную благодарность за то, что жива.
Мы все умерли, когда вошли туда, и воскресли, когда вышли.
Биркенау
Аушвиц в годы войны разрастался. Из-за его удобного расположения (в самом центре Европы, есть железнодорожное сообщение со многими странами) сюда стали свозить все больше и больше людей со всех континентов. Вскоре Аушвиц стал комплексом лагерей. Самая большая его часть носит название Биркенау.
Мы отправляемся туда.
В Биркенау погибло больше всего людей. Именно здесь были построены самые большие газовые камеры. Тех, кого привозили, зачастую даже не сортировали: всех до единого отправляли туда.
В какой-то момент крематории перестали справляться со работой, и тогда отравленные трупы из газовых камер переносили и сжигали прямо на открытом воздухе. Эту страшную работу поручали так называемым зондеркомандам. Среди их членов были протестующие, и они тайно снимали на фотоаппарат все происходящее, благодаря чему о зверствах узнал мир.
Часть газовых камер превратилась в руины, но есть одна большая, куда мы держим путь. Здесь пройдет церемония памяти.
Пожилые поляки с полосатыми платочками на шее. Это выжившие узники Освенцима. Многие пришли с детьми, внуками и правнуками, которых бы не было, если бы Красная Армия не освободила узников лагеря смерти. На тот момент, когда пришла наша армия, в нем было больше 500 детей.
Это случилось через год после снятия блокады Ленинграда. Два события не просто похожи, но связаны цепью человеческих судеб.
— Выживших узников Освенцима спасала (они все были истощены до предела) врач Маргарита Жилинская, — говорит представительница Научно-просветительного центра «Холокост» Светлана. — Она была начальником медицинского отделения полевого подвижного госпиталя в Ленинграде и имела уникальный опыт лечения дистрофии. По своему физическому состоянию жители блокадного Ленинграда и узники Освенцима не отличались: алиментарная дистрофия была основным диагнозом для тех и других. Благодаря методике Жилинской выжили почти все дети.
Хотелось бы, чтобы выжившие узники и их потомки знали эту фамилию, помнили кого-то из солдат-освободителей. Но — забегая вперед — ни одна фамилия, увы, так из их уст и не прозвучала, не было ни одного слова на русском языке. А роль Красной Армии старались по возможности не упоминать — словно бы не она освободила узников лагеря…
Но, может, не это важно — важно помнить про сам ужас Освенцима, а эту память тут действительно берегут. Так, например, планируют отреставрировать несколько бараков в Биркенау. Уже реставрировано жуткое гинекологическое кресло из экспериментальной лаборатории врача Клауберга. Лучше не знать, сколько женщин испытали на нем страшные муки. Одной из важнейших частей экспериментов фашистов был поиск эффективной стерилизации — для этого людей облучали, вырезали им половые органы и т.д. Некоторые эксперименты проводились на детях…
Сенатор (бывший уполномоченный по правам человека России) Владимир Лукин на земле Освенцима прочитал стихотворение Наума Коржавина:
— Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились — мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины...
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
…Они хватались за людей.
Они молили. И любили.
Но у мужчин «идеи» были,
Мужчины мучили детей.
Лукин сказал главное: никакие идеи не могут оправдывать детские муки. А ведь самое «безобидное», что происходило в Освенциме с детьми, — у них брали кровь для немецких солдат. Относительно «повезло» близнецам: их сразу не убивали, а изучали, ставили эксперименты (примерно полторы тысячи пар близнецов побывали в Освенциме).
Сохранились записи лейтенанта Красной Армии Громадского, участвовавшего в освобождении. Его первые впечатления: «Встреча с русскими заключенными в лагере. Сжигали там детей. 12 вагонов только детских колясок». Русские солдаты были потрясены тем, что увидели в лагере. Среди них, кстати, были те, кто до этого освобождал от блокады Ленинград.
Но вот началась сама церемония. Бывшие узники вспоминали страшные дни. Выступали представители польских властей. Говорили, что именно Польша понесла самые большие потери в той войне.
Посол России в Польше тоже поднялся на импровизированную сцену и рассказал на церемонии памяти и про погибших под Ленинградом и в самом городе от голода, и про потери Красной Армии в боях за освобождение Польши, про общие потери советского народа во Второй мировой войне — больше 26 миллионов человек…
И вот главная часть мероприятия. На открытом воздухе около Международного памятника жертвам лагеря зажгли свечи. Молебен по замученным узникам Освенцима провели четыре священнослужителя — православный, католический, протестантский и иудейский. После этого (ну разве не чудо?) вышло солнце и залило своим светом все вокруг! Ничего не было видно. Может, это души простили своих мучителей. Или Бог простил человеку то, что он сделал с человеком.
Одна из узниц (она была в лагере вместе с сестрой-близняшкой) Ева Кор во время процесса над нацистами обняла бывшего сотрудника СС Оскара Гренинга, известного как «бухгалтер Освенцима» и сказала, что прощает. Если уж она смогла, то всем нужно простить. Но не забыть.
— Сколько в мире сегодня вражды, средневековых насилий! — вздыхает режиссер Марк Розовский. — Фашизм, который позволил себе глумление над человеческой личностью и просто над живым человеком, был побежден в 1945 году. Были даны все оценки, был Нюрнбергский процесс. А все равно нацистская идеология никуда не делась. Мне кажется, мир требует нового «Нюрнберга», где были бы провозглашены истины. Да, они сто раз провозглашались, но, согласитесь, что-то не работает, если есть голод, пытки в самых разных концах Земли. Из этого места — Освенцима — должен быть исторгнут не только плач, но и вопль требования справедливости…
— Уроки, которые, как мы считаем, человечество должно было выучить, оно выучивает плохо, но надежда есть, — заметил член СПЧ Генри Резник.
Самое сильное впечатление на него в Освенциме после комнат с туфлями и волосами произвел молебен. Именно после молебна мы все поверили в то, что сказал Генри Маркович: надежда есть.
