***
Копия заявления Елены Смирновой на имя председателя СКР, которое было зарегистрировано еще 18 декабря 2018 года, имеется в распоряжении редакции. Читаем: «дагестанцы, захватившие жилье детей, дали понять (…), что являются будущими чемпионами мира по боям без правил, в связи с чем ждать помощи им (Смирновой Е.Ю. и ее детям. — «МК») неоткуда, они останутся теперь здесь навсегда, что связано с большим риском для жизни и здоровья детей, девочек-подростков (…), дети остались без единственного жилья».
Мать детей сообщает, что захват квартиры произошел 8 декабря, после того как следователь следственного отдела СУ по ЗАО ГСУ СК России по Москве Мовладий Дукаев, которому было поручено провести доследственную проверку в отношении бывшего мужа Смирновой и других лиц, в чьих действиях прокуратура усмотрела нарушения закона (жалоба прокурору была связана с уклонением отца от надлежащего содержания детей. — «МК»), отказал в возбуждении дела.
Смирнова считает, что следователь косвенно может быть причастен к тому, что произошло с квартирой, поскольку она «прибежала к следователю Дукаеву, чтобы сообщить о рейдерском захвате жилья». Но «Дукаев М.С. сказал (...), что ему известно об этом, после чего (…) в ультимативной форме потребовал от Смирновой отдать детей Глинскому К.В (бывшему мужу. — «МК»)... дав ей понять (дословно), что тогда «все вопросы снимутся».
В подтверждение ее предположений Смирнова передала редакции аудиозапись разговора со следователем. Вот какой интересный диалог там записан:
Смирнова: Глинский (бывший муж Смирновой. — «МК») сказал, что в обход закона продал дагестанцам. У нас сейчас в квартире сидят...
Следователь: А что, он должен вам идти на уступки? Отдайте ему детей. Отдайте детей.
Смирнова (растерянно): Но он столько (лет. — «МК») не хотел их видеть...
Следователь: Отдайте ему детей.
Смирнова: Он через них перешагивал, он отвернулся от них. И вы про что сейчас говорите? Что он готов забрать детей?
Следователь: Отдайте детей! Готов он или нет. Отдайте! И всё — все вопросы снимутся!
***
Чтобы выяснить, что произошло, «МК» поговорил с обоими супругами.
Смирнова рассказала, что с бывшим мужем знакома с детства, оба родом из одного уральского города.
— В 90-е годы я поступила учиться заочно в московский вуз. Константин учился в ПТУ. Годы были тяжелые, на предприятии, где я работала, зарплату иногда выдавали хлебом. К четвертому курсу встал вопрос: как учиться дальше? Ездить в Москву было не на что, — рассказывает Елена.
В 1998 году Смирнова переехала в столицу, устроилась работать главным бухгалтером.
— Константин приехал следом, — продолжает Смирнова. — Я жила у своих родственников, Константина его родственники не приняли. Когда я узнала, что он ночует по подъездам, ушла вместе с ним в общежитие.
Как утверждает Елена, в 2001 году мать, насмотревшись на ее мытарства, решила купить ей хоть какое-то жилье. Денег хватило только на десятиметровую комнатку в двухкомнатной хрущевке. Оформили так: 1/3 на мать, 2/3 на Елену.
Константин Глинский же утверждает, что комнату покупал он, на свои деньги, а «оформили так, как оформили». Важный момент: пара к тому времени уже официально зарегистрировала свои отношения.
Через год у супругов родилась первая дочь, еще через три года — вторая.
У Елены, по ее словам, была хорошо оплачиваемая работа, а Константин — «то помощником официанта подрабатывал, то гардеробщиком». Глинский ее слова опровергает: это он «работал круглые сутки, чтобы прокормить семью, а жена получала копейки».
— В какой-то момент мужа уволили, он долго не мог найти новую работу, — рассказывает Смирнова. — Утром уходил, а вечером возвращался — ни с чем. И так с февраля 2005 года до самого лета. В конце концов предложил мне с детьми уехать на лето на Урал, погостить у моей матери, которая второй раз вышла замуж.
По словам Смирновой, муж матери взял на себя все заботы о ней и девочках, а Константин якобы «иногда присылал небольшие суммы». Просил ее остаться у родственников еще ненадолго, потом еще — пока дела пойдут на лад. Так прошло три года, девочки подросли, Елена решила вернуться в Москву.
— И тогда муж заявил мне, что у него новая женщина, они живут вместе, — говорит Смирнова. — В комнату я попасть не смогла — ее превратили в пошивочный цех, привезти в такое жилище детей было нельзя, да и ключи мне не давали. Я вызвала полицию, но муж заявил, что я его обокрала. Нам сказали: разбирайтесь сами.
В 2010 году Глинский и Смирнова официально развелись. Елена говорит, что муж с этого времени к детям не проявлял интереса. И даже отворачивался от них при встрече. Константин возмущается: «она врет», он от детей никогда не отказывался, деньги давал, но жена завалила суды несправедливыми исками к нему.
Действительно, Елена передала «МК» несколько решений суда. В одном из них указано, что Глинский «с момента расторжения брака перестал участвовать в воспитании детей, материальную помощь не оказывает». В решении написано: «Суд считает необходимым взыскать в пользу истца неустойку за несвоевременную уплату алиментов на содержание несовершеннолетних детей (…) за период с 01.07.2011 по 31.08.2014 г. в размере 169 361 руб. 18 коп.».
***
Вернемся к жилью. Разводились Смирнова и Глинский в суде, на заседании которого было поделено и имущество. Мужу досталась половина жилой доли жены. С этого момента у комнаты стало три собственника — мать Елены, сама Елена и Константин, у каждого по 1/3.
Брошенная жена, по ее словам, попыталась еще раз устроить личную жизнь. Замуж, говорит, так и не вышла, но родила еще одну девочку. Константин уверяет, что Смирнова живет с новым мужем неофициально — забрала общих с Константином детей и уехала на Урал, в закрытый город, куда он попасть не может.
Нормальные взаимоотношения родителям наладить так и не получилось. И в 2016 году Смирнова в очередной раз пошла в суд. На этот раз предметом ее иска стало то, что алименты от Глинского «на протяжении четырех лет (…) составляют ничтожные суммы, выплачиваются нерегулярно, исключительно по принуждению со стороны судебных приставов».
А тем временем хрущевка попала в программу под снос. Через местного депутата Елена обратилась в правительство РФ и к московским властям. Власти пошли навстречу многодетной семье и выделили однокомнатную квартиру в новом доме на Ярцевской улице, дом 24, корп. 1. Когда ее оформляли, бывший муж «автоматом» получил третью часть. До недавнего времени квартира была в собственности матери Елены, ее самой и бывшего мужа в равных долях, а трое детей в ней только прописаны. Весной 2018 года мать с детьми и их бабушкой-инвалидом въехали в новое жилье. Все лето, по словам Елены, девочки были в Москве, а потом она отправила их на Урал до Нового года, поскольку квартиру нужно было обустроить.
Глинский оставить квартиру бывшей семье не пожелал и предложил Смирновой и ее матери выкупить его долю за два миллиона. Те, по его словам, согласились только на 1 млн 100 тысяч рублей, что его не устроило.
А тут еще Смирнова обратилась с заявлением в Кунцевскую межрайонную прокуратуру, в котором сообщила, что муж при содействии своих работодателей предоставил в суд, который рассматривал вопрос об алиментах, недостоверные документы о низкой зарплате. На основании этих справок суд назначил минимальные выплаты на детей — по 900 рублей в месяц каждой из дочерей. Прокурор проверил доводы матери, усмотрел нарушения закона и направил материалы для доследственной проверки в Кунцевский межрайонный отдел СУ по ЗАО ГСУ СК РФ. Материалы, которого, как мы уже знаем, попали к следователю Дукаеву.
Что происходило дальше, Смирнова описала в жалобе на отказ Дукаева в возбуждении уголовного дела.
В заявлении на имя руководителя следственного управления по ЗАО ГСУ СКР по Москве Романа Семушкина она указала, что Дукаев «непонятно на каком основании ознакомил опрошенных лиц с заявлением о преступлении», после чего «Глинский сбежал, отказавшись давать объяснения, Хурянский К.В. (один из работодателей Глинского. — «МК») указал, что уклонялся от уплаты налогов, не предоставляя отчеты в инспекцию… (указано в постановлении следователя от 12.09.2018 об отказе в возбуждении уголовного дела); (…) опрошенный Сокович О.В. дал объяснения, что Глинский обворовал его как работодателя (…), при этом в материалах имеется аудиозапись с его признаниями о фактических доходах Глинского, получаемых от Соковича», которые были «многократно выше, чем те, с которых отчислялись средства несовершеннолетним детям по решению суда».
И все-таки Глинскому, видимо, удалось найти «общий язык» со следователем, поскольку Дукаев в возбуждении дела отказал.
В этой же жалобе Смирнова пишет, что постановление об отказе было признано прокуратурой незаконным и отменено. Но, по ее мнению, «в Кунцевском МРСО умышленно не приняли мер к предотвращению и пресечению преступления, а также фиксации следов преступления и доказательств, требующих закрепления, изъятия и исследования».
А вскоре произошло следующее. Мать Смирновой, придя домой, не смогла открыть дверь своим ключом. В квартире ее встретили два молодых кавказца и заявили, что теперь они будут здесь жить. Перепуганная пожилая женщина вызвала полицию. Но дагестанцы показали полицейским выписку из ЕГРН.
— Нам они никаких документов не показывали, но я запомнила одного из них, который представился по имени. Его зовут Ибрагимов Залухман Ибрагимович, — говорит Смирнова.
Полицейские просмотрели документы, пожали плечами и уехали. Но со дня на день дети Елены должны были вернуться в Москву — старшая дочь поступила в техникум, среднюю ждали в школе. Как девочки будут жить в одной комнате с посторонними мужчинами? Что вообще теперь с ними будет? Ведь ни для кого не секрет, что означает столь неожиданное подселение.
Елена пулей понеслась к следователю Дукаеву, который, как она уже не сомневалась, похоже, встал на сторону ее бывшего мужа.
— Константин может убедить кого угодно в чем угодно, — говорит Смирнова. — Я думала, может, мужская солидарность. Но теперь-то, думаю, следователь все поймет.
На всякий случай Смирнова включила диктофон (аудиозапись, приведенную выше, она также передала «МК»). Напомним, следователь, согласно аудиозаписи, оказался уже в курсе вселения кавказцев в квартиру и настойчиво потребовал от Смирновой отдать детей Глинскому. А также, как следует из жалобы Смирновой, отказался принять ее сообщение о вторжении в квартиру.
***
Что в голове у следователя — вопрос. Может, он и вправду решил, что Глинский — жертва, а Смирнова — не мать, а ехидна, поэтому детей у нее надо отобрать и передать отцу (у которого, по его же словам, давно другая семья). Но кто дал ему право это решать?
На наш взгляд, роль в этом деле следователя Дукаева нуждается в тщательной проверке. Дело в том, что когда Смирнова обратилась в «МК», мы ее предупредили, что прежде, для достоверности и объективности, поговорим с ее бывшим супругом (тогда детей еще не было в городе).
Так вот, Глинский, когда до него дозвонился корреспондент, долго жаловался на бывшую жену, называл ее обманщицей. А когда последовали самые неудобные вопросы о квартире, заявил, что больше ничего говорить не будет, и бросил трубку. А через пару дней позвонил сам. И сказал, что все-таки хочет нам «рассказать все, как было», проговорившись, что ему это посоветовал... следователь.
Возможно, Глинский это сказал и для красного словца. Но когда мы его спросили, как он мог устроить своим детям, если действительно заботится и любит их, такую жизнь, и понимает ли, чем все это для молодых девчонок может обернуться, он вдруг заявил:
— А девочкам ничего не угрожает. Это хорошие парни, они даже сумки теще помогают носить.
Интересно, почему он так уверен, что «контролирует» ситуацию?
***
За несколько дней до Нового года дети вернулись в Москву. Представляете, какой у них был праздник? Их встретили сразу два бородатых «Деда Мороза»! Только вот исполнять одно-единственное желание девочек — вернуться в свое жилье (напомним, что сейчас дети вынуждены ютиться у добрых соседей) — они точно не собираются.
— На днях дети днем пришли в квартиру, чтобы бабушка накормила их обедом, — рассказывает Елена Смирнова. — Мама решила сбегать в магазин, попросила девочек закрыться и никого не пускать, пока она не вернется. И тут пришел новый жилец, своим ключом открыть двери не смог, начал стучать и требовать впустить его в квартиру. Дети испугались, плакали. А когда мама вернулась из магазина, этот разозленный «сосед» заявил ей, чтобы мы готовились: он якобы уже прописал на свою долю земляков и заказал для них огромный диван...
***
Интересно, что в районе Кунцево уже, наверное, не осталось ни одного должностного лица, которое не в курсе этой дикой ситуации. Но реакция — ноль.
О произошедшем знают в прокуратуре, куда неоднократно обращалась Смирнова. Там ей повторяют: ваше обращение в производстве.
Врач районной поликлиники обследовал 13-летнюю девочку и зафиксировал, что она «утратила интерес к жизни, закатывает истерики, замкнулась в себе, боится оставаться дома и ходить в туалет». И — ничего.
А 27 декабря — кстати, после нашего разговора с Глинским, — квартиру неожиданно посетила комиссия в составе инспектора отдела по делам несовершеннолетних ОМВД по району Кунцево, главного специалиста ОСЗН района Кунцево и специалиста Центра социальной помощи семье и детям «Пальмира».
«Ну наконец-то!» — выдохнула Смирнова.
Комиссия зафиксировала в акте обследования, что «у несовершеннолетних имеются условия для проживания и обучения, но, в связи с проживанием посторонних лиц мужского пола... они вынуждены находиться у соседей, которые не отказывают им в приюте». И все.
Получается, члены комиссии, увидев бородатых мужиков, уютно устроившихся среди детских игрушек, все, что сделали — написали очень важную фразу о том, что соседи не отказывают детям в приюте?
В акте также указано, что эта проверка проводилась «в связи с отдельным поручением Следственного комитета». Но за ней не последовало никаких действий, тогда что это за «отдельное поручение» и кто его конкретно дал?
И вообще возникает вопрос: а знают ли в районном отделении полиции, в районной прокуратуре, куда изо дня в день обращается Смирнова, законы? Мы готовы провести краткий ликбез.
Адвокат Смирновой считает, что в произошедшем усматриваются признаки преступления, предусмотренного п. Б, В ч. 2 ст. 179 УК РФ «Принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения под угрозой применения насилия, уничтожения или повреждения чужого имущества, а равно распространения сведений, которые могут причинить существенный вред правам и законным интересам потерпевшего или его близких, при отсутствии признаков вымогательства с применением насилия, организованной группой».
— Незадолго до продажи своей квартирной доли посторонним людям бывший муж предложил другим участникам долевой собственности выкупить у него принадлежащую ему долю за два миллиона рублей, — поясняет произошедшее адвокат. — Для других собственников это предложение стало кабальным. Сделка была совершена заведомо с нарушением прав других участников долевой собственности, так как ответа от других собственников о покупке доли или об отказе в ее покупке продавец не дождался. После чего Глинский, уже юридически не являясь владельцем квартиры, привел туда нового приобретателя доли. Вселение нового постороннего участника долевой собственности в однокомнатную квартиру, где и без него уже проживают трое малолетних и двое взрослых лиц, при этом другого пола, происходило в отсутствие согласия остальных законно проживающих в квартире жильцов. Такое вторжение в квартиру оказало психологическое давление на других участников долевой собственности. Какой-либо внятной реакции со стороны правоохранительных органов, несмотря на многочисленные обращения о захвате жилплощади, не последовало, хотя «профессиональный сосед» как минимум должен был быть доставлен в отдел полиции, где ему должны были разъяснить, что вселение в квартиру помимо воли других законно проживающих там лиц невозможно. Но вместо этого правоохранители сообщили другим участникам долевой собственности об ответственности за причинение «профессиональному соседу» препятствий в пользовании квартирой. Следует также отметить, что приобретатель доли в праве общей собственности на квартиру до ее приобретения в квартире не был, что покупал — не видел, что дополнительно свидетельствует о мнимости или притворности сделки.
То есть новый собственник, при несогласии других на его вселение, обязан был обратиться в суд с просьбой определить, как ему пользоваться приобретенным имуществом. И совершенно очевидно, что суд вряд ли согласился бы с тем, чтобы кавказские парни, пусть и самые хорошие, жили в квартире в одной комнате с несовершеннолетними девочками. Особенно если учесть, что квартиру семья получила при поддержке правительства именно в интересах детей, которые уже проживали в ней. Вряд ли суд посчитал бы пришлых собственников малой доли квартиры добросовестными приобретателями, имеющими право на вселение и проживание. А до решения суда полиция просто обязана была выселить мужчин из квартиры.
В этом случае в суд, безусловно, может и должна обратиться сама Елена Смирнова. Но ей очень страшно действовать в одиночку, без поддержки прокурора, следователя, других чиновников, которые обязаны ей и детям эту поддержку оказать. И понятно почему.
«МК» просит считать данную публикацию официальным обращением в СКР и Генеральную прокуратуру РФ.
