Когда на глазах одного поколения какое-то занятие, привычный и повседневный элемент жизненного уклада, превращается в маргинальное и тем более в преследуемое по закону, — это самое наглядное подтверждение постулата о том, что мир меняется. Именно маргинализация уже не менее десятка лет происходит во всем мире с курением. Именно это происходит с личными автомобилями — вождением, владением, автомобильным образом жизни. Именно это происходит с плодами сексуальной революции: освободившись от всех традиционных условностей, лучшие и прогрессивные слои человечества немедленно начали маргинализировать и даже криминализировать любой флирт — и весьма в этом преуспели.
Примерно это же — только в более жесткой форме — происходило примерно век назад с другими практиками. Помните марк-твеновского Тома Сойера: все мы в детстве хохотали над «универсальным болеутолителем» тети Полли, которым Том поил кошку. А недавно писательница из Риги Елена Соковенина — большой любитель Твена и повседневной истории — выяснила точное название и основное действующее вещество лекарства.
Да, вы правильно догадались: «болеутолитель Перри Дэвиса» содержал опиаты и этиловый спирт. Это было вполне легально до начала ХХ века — как и «ампула с кокаином» Шерлока Холмса. Было легально и даже несколько респектабельно, а стало так, как стало.
Но есть нюанс: наркотики (прежде всего опиаты и кокаин, а уж после «приравненные к ним» многочисленные другие вещества) были криминализированы из той простой и грустной логики, что когда наркоман (идите к лешему, прогрессисты, с вашим политкорректным «наркопотребителем») доходит до черты и нуждается в дозе, он жаждет ее настолько, что может и украсть, и убить. А уж «вынести» весь дом — само собой. Поэтому наркотики действительно не личное дело того, кто совершает таким образом медленное самоубийство. А табак, автомобили и сексуальная революция — несколько другое дело.
Репрессии в отношении курителей табака обосновывают вредом от пассивного курения и неприятными запахами — в общем, тем, что курильщик «портит воздух» окружающим. На остановке автобуса, на лестничной площадке, под лестницей в университете. Автомобилистов травят за то же самое, плюс за то, что занимают «своими вонючими помойками» место, где иначе могли бы быть красивые дорожки и детская площадка. Флирт же, от которого полшага до харассмента и даже обвинения в изнасиловании, безусловно, нарушает психологические границы тех, кто не хочет подвергаться никаким ухаживаниям.
Кажется, увидеть во всех трех случаях общий механизм нетрудно. Если сто лет назад общество потребовало борьбы с явлением, которое может подстеречь обывателя на дороге и убить его или ограбить, то сейчас вредом считается просто слишком тесное соседство с неприятной практикой. Не курение стало вреднее, чем сто лет назад, нет, — плотность населения в мегаполисах стала больше. Не автомобили сами по себе стали более вредными, чем в начале или середине ХХ века, — их скученность раздражает (в городе из 30‑этажек, построенных на месте плоскостных гаражей, особенно). Не заигрывания бесят, а то, что этих заигрывающих вокруг тысячи и тысячи. Хочется уже стерильного «энвайронмента», пробковых стен, берушей и спокойного сна без плохих запахов, звуков и уж точно прикосновений.
Так, может быть, нужно что-нибудь в плотности населения подправить?
