— Лев Александрович, с выходом на свободу вас, и примите соболезнования в связи с кончиной Людмилы Алексеевой. А спросить в первую очередь хотелось бы про время, проведенное в спецприемнике. В каких условиях вы сидели, что было самым сложным?
— Хочется обратить внимание на плохое питание. Дело в том, что каждый день мы подписывали бумагу о том, что получили питание на 250 рублей. Но по факту мы получали питание на гораздо меньшую сумму. Это можно было бы пережить, но раз вы спросили… Компания, которая поставляет питание, — в ее названии содержится что-то туристическое…
— Хороший туризм, экстремальный.
— Да, какой-то там «тур», мы еще будем это проверять. Хотелось бы провести на эту тему расследование наподобие того, что делает Навальный, и выяснить, насколько законно эта компания выиграла тендер на поставку питания. После того как меня пришел проведать член Общественной наблюдательной комиссии Андрей Бабушкин, ситуация изменилась, но я уверен, что как только меня выпустили — питание снова стало таким же скудным.
На матрасах невозможно было спать. В ответ на свой запрос я получил письмо из прокуратуры, что в бюджет 2019 года матрасы заложены, но это смешно: матрасы эти стоят копейки.
— Как к вам отнеслись сокамерники? Вы там кому-то оказывали помощь как правозащитник?
— У нас был полный контакт, я там был в авторитете. Довольно много людей сидит за езду без прав, кто-то — за домашнее насилие. Один человек был посажен явно незаконно — я сейчас не могу подробно рассказывать, но как только можно будет говорить, обязательно расскажу. Еще там было два парня из Чечни: они не смогли устроиться на работу, голодали и совершили кражу в магазине, небольшую. Но из-за того, что их было двое, их пытались записать в «преступную группу». Я позвонил своему адвокату, он сходил с ними на суд, и их освободили и отправили обратно в Чечню.
— С чем вы связываете свой арест и проверки движения «За права человека»?
— С местью Лубянки. Я считаю, что дело «Сети», признания по которому были получены под пытками, и дело «Нового величия», которое является провокацией ФСБ, должны быть прекращены. Они знают, что я подтянул к кампании против пыток Татьяну Москалькову и Михаила Федотова. Более того, мы, старейшие правозащитники страны, обратились к президенту с открытым письмом и просьбой определиться. Ведь, с одной стороны, он открыл Стену скорби, а с другой стороны, директор ФСБ Бортников говорит о том, что его ведомство продолжает «славное дело НКВД».
— ФСБ нужно ликвидировать?
— Я абсолютно уверен в том, что спецслужбы государству нужны, но они должны отсчитывать свою историю от путча 1991 года. А они продолжают дело КГБ и публично отметили свое 100-летие. Здесь есть коренное противоречие между позицией гаранта прав человека, которым должен быть Путин, и тем, что говорит Бортников. Или у нас военная хунта руководит страной?..
— Многие сейчас говорят о возвращении 37-го года, хотя кажется, что до этого еще далеко. Что вы об этом думаете?
— Процессы «Сети» и «Нового Величия» проходят по лекалам 37-го года, но в наше время, когда существует гласность, это не пройдет. И в их интересах закрыть это дело, чтобы предотвратить взрыв в молодежной среде, который неминуемо случится. Нельзя повторять методики 1937 года в XXI веке.
— Согласны ли вы с тем, что в наше время любой оппозиционный политик должен быть в первую очередь правозащитником? И достаточно ли политики этим занимаются?
— Недостаточно. И да, действительно сейчас большинство вопросов связаны с защитой прав человека, с беспределом правоохранительных органов, силовиков… Вся текущая политическая повестка дня — это правозащита. Разница — в том, что политики еще и ставят себе целью достижение власти.
— На прощание с Людмилой Алексеевой пришел Путин. Многие считают его появление там чуть ли не кощунством — вы с этим согласны?
— Я не считаю это кощунством. Было организовано все плохо, и ФСО слишком много взяла на себя; конечно, можно было сделать это гораздо аккуратнее, с уважением к гражданскому обществу. Он мог бы прийти утром до церемонии, проститься, а потом сняли бы всю охрану и пустили простых граждан.
— Почему вас не пустили на прощание?
— Я это понял, уже когда вышел. Рядом с гробом сидели члены Международной Хельсинкской группы, которым также и я являюсь, то есть я бы должен был быть там. И потом к ним же на сцену сел Путин, для него было место. То есть мы оказались бы рядом, были бы фотографии, я мог бы ему что-то сказать… Администрация Президента решила этого не допустить.
— О вас Путину говорили на заседании СПЧ. Как вы оцениваете это заседание в целом?
— Я довольно внимательно прочитал стенограмму встречи. В моем представлении Путин живет в другом мире. Все, что относится к нашей экономике, передано в руки профессионалов. Голода у нас, слава богу, нет, бедность увеличивается, но могло быть и хуже. А что касается взаимодействия с обществом — все отдано силовикам. Президент свою функцию гаранта прав человека не выполняет. Мол, делайте, ребята, что хотите, главное, чтобы власть сохранялась, и не было массовых протестов. В итоге они решили просто давить всю оппозицию. Но политически для самой власти это очень невыгодно.
