В России он потерял все, что у него было, включая американский паспорт.
Зато Джон Энтони Роблес стал первым официальным политическим беженцем к нам из США в новейшее время.
Он мечтает о том, что однажды навсегда переедет в Крым. И я будто воочию вижу его уставшую фигуру, застывшую в тумане голубого моря. Что ищет он в краю далеком?
Джон уверяет, что знаменитый американский разоблачитель Эдвард Сноуден, тоже обретающий ныне в наших весях, и в подметки ему не годится: «Я не хочу, чтобы вы сравнивали меня с ним. Когда-то он отказался дать мне интервью, потому что я вывел бы его на чистую воду. Бывших агентов ЦРУ не бывает. А я на своей странице в соцсети публикую настоящие сенсационные секреты не ради денег и славы, а ради правды».
Наивный идеалист? Борец со всемирной несправедливостью? Бездомный скиталец? Что кинул он в краю родном?
...Девять часов утра. У дверей ФМС толпа, человек двести, не меньше, страждущие висят на перилах, на лестницах, через их тела и голоса не протолкнуться. Неразборчивое: «Пускают по фамилиям или всех подряд?»
Запыхавшееся: «Экзамен по русскому начался, не знаете?» Кичливое: «Я вообще россиянин, за загранпаспортом. Почему я должен стоять со всеми?» Просительное: «Беженцы мы, с Украины, продлеваем убежище, пустите без очереди».
— Граждане, проходим по одному через рамку, — неумолимы охранники.
Пытаюсь отыскать в этом людском море Роблеса — его ни с кем не перепутаешь. «Джон-американец», — загорается экран телефона.
«Катья, — трагически начинает мой герой. — Все пропало! Я сказал сотрудникам ФМС, что со мной придет журналистка, которая напишет про них разоблачительную статью. Но они почему-то не захотели, чтобы я взял вас».
— Боже мой, Джон. Ну зачем же вы выложили все карты?
— Я не умею врать, Катья. Я боюсь, что однажды меня посадят в тюрьму или вообще депортируют за правду, — и он печально отключился.
Наконец Джон передо мной. В огромной сумке вся его многолетняя история пребывания в России, переписка с инстанциями, справки, отказы... Но на этот раз встречей с ФМС он почти доволен. Статус беженца ему опять продлили. «В этом году сотрудники были невероятно вежливы. Процесс нашего общения был почти приятен. Я рад, что российское МВД, помогая мне, своей оперативной работой противостоит давлению США». Однако паспорт РФ Роблесу по-прежнему не светит. Пока его заменяет удостоверение беженца серии 01 и почти с таким же порядковым номером. Видимо, в лихих 90-х, когда он осел здесь, других желающих обосноваться на 1/6 части суши не наблюдалось.
Заметив фотоаппарат, мой собеседник неожиданно расплывается в широченной улыбке «чи-и-и-из» и поднимает вверх большой палец.
О, этот показной американский оптимизм, неистребимый двумя десятилетиями суровой российской действительности.
«Боже, Джон, не нужно улыбаться, когда у вас столько проблем. В России этого не поймут».
Скитания довели Джона Роблеса до подмосковного городка.
С последней русской женой он разошелся. Сын, обвиненный в распространении наркотиков, сидит в далекой мордовской колонии. «Его подставили, Катья, уверен, это все из-за меня и моей деятельности». Я стесняюсь спросить, на что же живет Джон, что ест, где спит, чем занимается. Его последняя официальная работа журналистом на международном радио «Голос России» накрылась медным тазом, так как прекратила вещать сама эта радиостанция. Невезение будто следует за Джоном по пятам, а воронка неразрешимых проблем затягивает в себя все, что его окружает.
Даже хозяйка последней съемной квартиры недавно отказала американцу в аренде.
Все, что осталось от более или менее сносной жизни, — огромная американская машина, которая жрет двадцать один литр бензина на сто километров. Машине тоже двадцать два года. Ровно столько Джон Роблес мыкается по стране своей мечты.
Последний из Могикан
Джон Роблес индоамериканец. Один из последних представителей племени таино, по документам давно исчезнувшего с лица земли. Поэтому на Джона не распространяются льготы и бонусы правительства США, как на других индейцев из резервации.
«В этой жизни мне пришлось пробиваться самому», — вздыхает Роблес. Он появился на свет в Пуэрто-Рико, который еще называют 51-м штатом США, и автоматически при рождении получил американское подданство. «Правда, по закону я не могу стать президентом Америки, но не очень-то и хочется», — уверяет меня Джон. Еще у него есть испанские корни, и он неплохо говорит на этом языке. «Я знаю русский, испанский, немецкий, английский, конечно, немного французский и итальянский. Но какой от этого толк?»
Родители развелись, в детстве он жил то у одного, то у другого, никому, по его мнению, не нужный. «Отец защищал диссертацию по генетике и нередко использовал нас с братом в качестве подопытного материала. Он часто меня бил. Хотя я и был очень умный. В 15 лет я скопил 900 долларов, огромные деньги по тем временам, чтобы купить билет из Пуэрто-Рико в Калифорнию. И бежал».
В Америке он попал в детский приют. «Дом восходящего солнца» — так называлось это заведение. В своих мечтах он представлял себе, что вырастет и перевернет этот мир, станет знаменитым и уважаемым, но пока был забитым, неуклюжим молчаливым подростком под государственной опекой.
«Я вырос и стал дальнобойщиком, у меня даже была своя крошечная транспортная компания в Пенсильвании, которая приносила небольшой доход — настоящая «американский мечта». Но первая жена меня бросила с двумя маленькими детьми. Я разорился...»
Почему он стал учить русский язык? Зачем крутил ночами ручку радиоприемника, чтобы сквозь треск помех услышать далекую Москву? Он говорит, что следовал за своей судьбой.
«Все индейцы — настоящие коммунисты. Это у нас в крови. Социальная справедливость, равенство, братство. Мы и придумали коммунизм, я уверен, Ленин просто позаимствовал его у нас. Как-то я специально поехал на мировой выставка в Канаду, подошел к советскому павильону и там у меня был первый контакт с КГБ. Я сказал, что против американского империализма. Что я — член Компартии США. Наверняка они решили, что я шпион. Все мои попытки завязать отношения с русским посольством тут же становились известны нашим спецслужбам — и у меня начались неприятности». Еще бы!
Он переписывался с русской женщиной Галиной. Влюбился в нее по фотографии, но ни разу не видел лично и не говорил по телефону. Мобильников и Интернета в те времена еще не было. Уехать в Россию и начать новую жизнь вместе — вот о чем мечтал Джон.
«Вы прямо как Ли Харви Освальд», — делаю я ему комплимент.
«Нет. Освальд работал на ЦРУ, а я нет», — категорически против такого сравнения Джон Роблес.
Подхватив двух детей, сына Джонни-младшего, четырех лет, и дочку Кейлу, шести, Джон отправился к своей русской Галине через всю Центральную Америку и Европу. Он добирался больше года. Опасаясь преследований и того, что если его арестуют, малышей, граждан США, отберут и отправят в детский дом. И он их больше никогда не увидит. «А потом их продадут в секс-рабство или разберут на органы, — делает большие глаза Джон. — Я не мог допустить, чтобы их детство было похоже на мое. Я не мог лететь прямо до России на самолете, потому что меня задержали бы на границе. Также не мог плыть на корабле. Пришлось ехать окольными путями. Какое-то время мы с детьми жили в лагерях для беженцев при ООН. Пытались улететь в Москву из Гаваны. В конце концов я купил авиабилеты из Мехико до Амстердама и уже оттуда на автобусах отправился через всю Европу. С американским паспортом это было просто сделать тогда».
Ел, что придется, спал, где застанет ночь... «На границе с Брестом я попросил политическое убежище в России, но власти Белоруссии отправили меня обратно в Варшаву, потому что мой российский виза, которую мне дали в Мексике, к тому времени уже закончился».
Немного офигевая, я слушаю этот драматический триллер, но не могу не верить в его реальность, ибо вот он, коммунистический индеец Джон, с доказательствами своей правоты — многочисленными документами — сидит передо мной. Не буду подробно останавливаться на том, как ему все же удалось попасть на нашу землю обетованную, ибо это не роман, а лишь статья в газете, но в 1996 году он с двумя малыми детьми все-таки оказался в России. В разваливающемся государстве, с очумевшим от реформ народом, бандитскими разборками, турецкими челноками, чеченской войной... Для полного счастья здесь не хватало только Джона Роблеса.
Разумеется, никакая Галина по адресу из писем не жила. «Может быть, она вообще была мужчина», — вздыхает Роблес. Но он верил, что новая родина будет счастлива принять его в свое лоно: «Я чувствовал, что теперь я дома». Однако российские чиновники посчитали иначе.
Бег по кругу
«Я готов рассказать вам все секреты, которые знаю», — продолжает Джон Роблес, кивая головой на внушительную сумку с бумагами.
«Если это секреты, за которые могут убить, то лучше не надо, Джон», — остужаю я его пыл.
Пока Роблес жил со своим американским паспортом, у него все было хорошо. Была постоянная работа в школе — учителем английского. Он женился по большой любви на русской девушке Марине. «Так звали и жену Ли Харви Освальда», — перебиваю я его. «Да, конечно», — неохотно соглашается Джон. Сравнение с «убийцей Кеннеди», который сначала попросился в СССР, а затем бежал обратно в Америку, чтобы оказаться в Далласе на пути 35-го президента США, ему явно не нравится.
Сам Роблес гордится тем, что мог быть полезным именно российским спецслужбам, ибо в совершенстве знал несколько языков, ничего не боялся и с удовольствием переводил документы с американских сайтов компромата, прародителей Викиликса.
«В том числе мне удавалось найти и очень-очень важные документы, — гордится он собой. — Это было достойно и правильно — помогать товарищам. Я... как это сказать... Не взламывал, нет, но добывал через FTP-сервер разную информацию... Я открыл свой собственный сайт, где также выкладывал все подряд... За эти годы я накопил 200 гигабайт секретных материалов, разоблачающих агентов «Моссада» и МИ-6, тех, кто на самом деле убил Кеннеди, кто виноват в трагедии 11 сентября, куда пропал исчезнувший малайзийский лайнер... Я делал это по велению сердца, служа России».
Когда он с невероятной гордостью произносит это, я невольно думаю о том, что генетические эксперименты его отца, видимо, не прошли даром — вот только выжить с таким набором нравственных качеств, как у Джона, с его горящими сердцем и душой в сегодняшнем мире практически невозможно.
«Что же вы получили взамен, Джон?»
«Ничего! — вздыхает он. — В 2007 году я потерял свое американское гражданство. Пришел в посольство поменять паспорт, мне сказали заплатить через кассу 68 долларов, но когда я вернулся обратно, они, как я помню, заявили: «Сначала закрой свой чертов сайт, Роблес, на котором ты публикуешь черт знает что против Америки, а до той поры мы аннулируем твой чертов паспорт». Я ничего не мог поделать, они забрали его!»
Пока Джон оставался гражданином США, к нему не возникало никаких вопросов. Он был уважаемым членом общества, и многие старались подружиться с ним.
Но как только он превратился фактически в бомжа, как все покатилось в тартарары. «Меня уволили из школы, где я проработал 13 лет. «Идите прочь, Роблес, — сказали мне, — вы не можете работать с детьми, потому что у вас нет регистрации».
Правда, со знанием языков его взяли на радио «Голос России» — старейшую радиостанцию, которая вещала аж с 1929 года, пропагандируя на весь мир идеи СССР и потом РФ. Кто, как не Джон, тайком слушавший это радио в детстве, был достоин трудиться здесь?
«Я брал интервью у сооснователя Викиликса Кристин Храфнссон и еще у очень многих важных персон. Я снова был нужен».
Пока в 2014 году это радио не приказало долго жить. Очень хочется верить, что не из-за Джона...
Гражданин великой черепахи
В том же 14-м он добровольно отвозил гуманита ную помощь в Ростовскую область для Донбасса. И даже чуть не расстался со своим огромным американским джипом, который у него попросили, чтобы ставить на него пулемет. Слава богу, что не отдал. Хотя мог. Может быть, он и сам рванул бы защищать ДНР, кто знает, но с удостоверением беженца его не пропустили через границу.
Ничем, кроме как мировым заговором, он не может объяснить то, что с ним происходит. «Конечно, это все происки ЦРУ, что я не могу иметь паспорт РФ», — убеждает он меня.
Все его попытки получить российское гражданство разбиваются о бетонную стену наших чиновников, их коллективный когнитивный диссонанс, видимо, они искренне не способны понять, что Джон еще делает здесь и почему до сих пор не сделал ноги. Может быть, и правда он шпион с тщательно продуманной легендой?
Но если вдуматься, куда он уедет? Кто и где его ждет?
Его сын отбывает тюремный срок. Две дочери, родившиеся от двух уже бывших российских жен, больше не общаются с ним. «Я думаю, чтобы не иметь проблем с США». Да и кому нужен отец, у которого ни работы, ни зарплаты, ни квартиры.
Лучшая часть жизни прошла в очередях в ФМС и постижении великой российской мечты. Уставший человек с побитыми молью идеалами, кому-то кажущийся смешным, а кому-то, не исключено, даже чудаковатым...
Но Джон Энтони Роблес, я уверена, гораздо больший патриот, чем иные русские, которые получили право так называться просто по факту своего рождения. Только вот его любовь к России, похоже, осталась без взаимности.
«Сообщаем, что материал по вашему заявлению о приеме в гражданство Российской Федерации был возвращен из ФМС России без рассмотрения», — отвечают ему из Министерства внутренних дел.
«Учитывая, что в своем обращении новых доводов вы не приводите, а на аналогичные обращения вам неоднократно направлялись ответы по существу, дополнительные разъяснения вам не направляются», — раз за разом объясняют в Федеральной миграционной службе.
«Желаем вам и вашим близким здоровья. Надеемся, что все ваши проблемы рано или поздно успешно разрешатся», — присылают оптимистические отписки из Госдумы.
«Насильно мил не будешь, Джон, как говорят у нас», — качаю я головой. Ничего тут не поделать.
Ровно год назад в отчаянии, уже и не зная, куда ему обращаться, Джон Роблес написал письмо в Кремль, бросил его, как бутылку в море, в Интернет, это было послание от имени Конфедерации ирокезов и Союза североамериканских индейских племен с предложением возобновить индейцам дипломатические отношения с Российской Федерацией в соответствии с договорами Two Row Wampun Treaty о мире, заключенном в 1710 году Петром Великим.
«Я, Джон Роблес, представитель народа таино из Борикена. Моя семья и я не могут получать элементарные права человека, не гражданства, не справедливости, не правосудия. Но речь о другом. Мы, представители данных народов, очень надеемся на Россию. Если Россия признает, что американские индейцы являются истинными, коренными владельцами территорий Америки, которую мы, индейцы, называем Островом великой черепахи, что захватчики нарушили все договоры и соглашения, и находятся на нашей территории незаконно, это уничтожит все обязательства России перед Соединенными Штатами. В том числе внешний долг. С согласия племен инуитов мы приветствовали бы Россию в Аляске, пока Россия будет следовать за «поясами двух рядов» и договорами. Это было бы историческим соглашением для России. Спасибо за внимание».
Он говорит, что обязательно будет так, как он написал, он расшибет лоб, но сделает это, потому что никого в своей жизни ни разу еще не обманывал. Честное индейское. «Старшие по племенам говорят, все, что происходит, не просто так, и значит, моя хреновая жизнь — всего лишь часть великого плана...»
А когда-нибудь он мечтает перебраться в теплый Крым, чтобы хоть там обрести покой. Но даже на это маленькое по сравнению со всем, через что он прошел, путешествие у Джона нет средств. Взять ему их неоткуда.
«Я верил в люди, верил в пропаганду. Но эта вера давно умер, как мне жить без нее?» — горестно вздыхает мой собеседник.
«Только не пишите, что я наивный человек, потому что хочу справедливость».
О’кей, Джон, не напишу.
