Тем, кто объясняет трагедию политической ситуацией, конъюнктурит по полной программе — что наши государственники-патриоты, что украинские нацики, — им мое человеческое презрение. Те, кто говорит, что мы живем в атмосфере войны и ненависти, а значит, вот откуда берутся такие съехавшие с колес упыри, просто ничего не понимают. Ну нужно им что-то сказать, вот и говорят.
Еще говорят про глобализацию, про Интернет, про компьютерные стрелялки. Про американский «Колумбайн» и его многочисленных поклонников. Пусть говорят…
Я говорю о кино, что тоже в принципе бесполезно. Любые слова уже не важны, они ничего не проявят, никого не предостерегут, не вылечат. Это будут только слова, слова, слова… Говорить про кино — значит, говорить про искусство вообще. А у искусства, как известно, нет запретных тем. Важно только не что, а как. Искусство может говорить и показывать все, что угодно, на то оно и искусство. И «Как пришить старушку» — это не пособие классика для рубрики «Срочно в номер!», а о покаянии и невозможности просто жить с этим. Если мы ориентируемся на некрепких умом товарищей, то тогда нужно запретить ну хотя бы всего Шекспира с его «в общем, все умерли». Запретить американские боевики, всего Тарантино. Ведь он играл в это «смертоубийство», шутил над ним, иронизировал, выходил на новые смыслы, а тупой необразованный псих не поймет этой куртуазности и ну лущить людей направо и налево.
Но я про своего любимого режиссера — Алексея Балабанова, светлой памяти. Человека понимающего, чувствующего кино как никто. Циничного, жестокого, нежного, любящего и иногда подражающего этому Тарантино.
Его фильмы-шедевры можно смотреть бесконечно. И когда на РЕН ТВ опять показывают «Брат» и «Брат‑2», я всегда это смотрю, не могу оторваться. Но там есть один момент… Когда Данила Багров — Сергей Бодров идет себе лихо по коридорам чикагского ночного клуба и стреляет этих хохлацких мафиози, как зайцев. Потом врывается в офис того самого американца («Вот скажи мне, американец, в чем сила?») и тут же походя, не глядя отстреливает его напарника. А до всего этого крупным планом под русский рок Данила мастерит себе обрез и начиняет заряд гвоздиками.
Но это же искусство! Может, это лучшее произведение про наши 90‑е. Адекватный человек все поймет, простит и даже восхитится. А неадекватный? Но искусство не рассчитано на неадекватного человека.
А я всегда, когда смотрю эти кадры, думаю: и все-таки это грех. И все-таки это люди, какими бы «укрофашистами» они ни были, а их тут как мух давят…
Мы теперь боремся с порно со страшной силой. То, что в советские годы было можно, теперь низ-з-зя. Даже прекрасную грудь Натальи Негоды, которую мы подростками рассматривали во всех ракурсах в 1988‑м, теперь штрихуют и закрашивают. Во как интересно!
А насилие, убийство — с ними-то что? Неужели из-за маньяков здесь тоже наступит цензура? Оно нам надо? Может, и надо. Я уже ничего не понимаю.
Галич наш
Невероятно! Удивительно! Сейчас, в 2018 году, как будто в советское замшелое время спрашивали: неужели покажут? На Первом канале?! Не может быть!
Показали, конечно, какие проблемы. На Первом канале. Сначала фильм памяти Галича «Навсегда отстегните ремни» режиссера Елены Якович, потом, на следующий день, концерт к его 100‑летию. А вы сомневались? Не самиздат, чай, время-то совсем другое. Или то же самое?
Времена не выбирают. Неверие, что покажут про Галича, — это знак. Знак беды. Как будто мы и не вылезали из того темного советского прошлого, по которому многие так тоскуют. Как и я, впрочем. Как будто не было гласности, перестройки, отмены 6‑й статьи Конституции про руководящую и направляющую, августовской победы над ГКЧП. Как будто не было лихих и таких свободных 90‑х. Как будто ничего не было.
Время такое, эклектика. В Россию вернулись советские диссиденты во главе с Солженицыным. Сам Александр Исаевич принял в своем доме президента Путина. Нет уже партсобраний, где пропесочивали за личную жизнь по полной программе. Есть свободный Интернет, свободное радио и местами свободная пресса. Когда-то запрещенная литература и «полочные» фильмы продаются во всех магазинах и показываются по всем каналам.
Но почему так страшен Галич? Он, столько лет находившийся в тени Высоцкого, к своему столетию вдруг вырос (а что, раньше мы этого не знали?) в огромного, неимоверного поэта. Но еще важнее, что он этой своей поэзией окунул опять нас в то самое непотребное советское варево, в котором мы теперь оказались.
Ты слушаешь его песни и понимаешь: ничего не изменилось. Просто КГБ превратилось теперь в три другие веселые буквы, но методы те же. Опять диссиденты, высылки, слежка, эмигранты. Опять закрывают за несогласие с линией партии. Опять хотят контролировать мысли и чувства верующих. Вновь появилась одна партия. Одна, но самая главная.
Вот тут Галич и пригодился. Его разоблачительные стихи до запахов, до портянок пронизаны этим «совком». Вроде бы предания старины глубокой, ан нет: они уже здесь, никуда не делись. Они, советские традиции, заветы Ильича и Виссарионыча, проросли сквозь траву, словно лопухи. И Галич просто окунает нас туда и говорит: никуда вы, ребята, не денетесь.
А по телеку гонят про Светлану, дочь Сталина. А по телеку разоблачают этого Сталина со страшной силой, что в документальном виде, что в художественном. И запрещенная в «совке» церковь сейчас сидит во главе угла, во главе стола — за веру, царя и отечество. И вещают нам партийные бонзы из ящика о прекрасном, и учат жизни.
Все смешалось в доме Облонских, и Колчак уже герой, а Ленин — зверь. И наоборот, кому как нравится. То белые побеждают, то красные, мы еще не определились. Хотели было их примирить, да не выходит. Гражданская война продолжается. В умах, конечно. Пока что в умах.
А фильм Елены Якович на самом деле прекрасный. Он вернул нам Галича, надеюсь, навсегда. И концерт его памяти, о который уже сломано столько копий, ведь тоже замечательный. Да, там его незабвенные песни пели артисты, попса пела. Кое-кто из них давно уже скурвился, многие просто молчали, никогда не высказывались, может, только на кухне. Но как же они преображались, исполняя Галича! Будто он вложил в них и то достоинство, мысль, ум. Свободу!
На этом вдохе-выдохе абсолютно понимающие зрительские глаза, всё считывающие между строк. Ох как трудно когда-нибудь придется власти посмотреть в эти глаза. «Мы поименно вспомним тех, кто поднял руку». Но пока…
Ничто никуда не делось. Молчальники опять вышли в начальники. И опять «как мать говорю и как женщина, требую их к ответу». И опять «промолчи, попадешь в палачи». Опять…
«До чего ж мы гордимся, сволочи, что он умер в своей постели!» — пел Галич о нас и о Пастернаке.
До чего же мы гордимся, что отмечаем именно сейчас 100‑летие Александра Галича.
