Накануне главного праздника всех педагогов Рособрнадзор объявил о начале масштабной проверки всех российских учителей на профпригодность. В аудите, по самым приблизительным подсчетам, в первый год примут участие свыше 18 тысяч преподавателей из 45 регионов России. В будущем году — до 40 тысяч.
В дальнейшем результаты оценки профессиональной компетенции педагогов должны стать одним из базовых элементов национальной системы учительского роста, который сейчас разрабатывает Минпросвещения.
Но что означает «профпригоден»? Отлично знает свой предмет? Может подготовить к ЕГЭ? Учит разумному, доброму, вечному?
Или умеет наладить отношения с чиновниками от образования?
Каковы критерии этой оценки?
Печальная история Виктора Ивановича Комиссарова, учителя года Калуги и Калужской области, историка, краеведа, автора нескольких учебников, по которым и сегодня учатся маленькие калужане, лауреата и победителя многих профессиональных конкурсов, в том числе конкурса среди директоров России на лучшую речь к 1 сентября, доказывает, что никаких критериев профпригодности не существует.
Не профпригоден, а угоден
Двадцать с лишним лет Комиссаров проработал директором в одной из лучших общеобразовательных школ в Калуге, и в один день его выбросили оттуда даже без объяснения причин.
«Вот уже четыре года как это больше не мой день», — с горечью произносит 57-летний Виктор Иванович, когда я поздравляю его с Днем учителя.
Его трудовая книжка, кроме последней записи, состоит из одних благодарностей. Разложенные веером грамоты не умещаются на столе. При этом Комиссаров не может найти работы по специальности. И это заслуженный работник муниципального образования Калуги. Неужели калужская земля так богата педагогами, что может ими сорить направо и налево?
Среди бывших учеников Виктора Комиссарова — два действующих министра правительства Калужской области. Я не называю их имен, потому что если они молчат, никак не пытаясь защитить своего учителя, то о чем тогда говорить?
«Наверное, они просто не могут, — предполагает Виктор Комиссаров. — Они хорошо успевали, а отличники всегда боятся за свои места, боятся ошибиться... Да у меня половина города училась... И как я должен теперь всех умолять: помогите мне? Честно, я прошу только об одном, чтобы мне дали возможность устроиться в школу. Простым учителем истории. Ведь даже преступник, отбывший наказание, имеет право вернуться в общество и начать приносить пользу. Меня же, получается, сознательно приговорили к полному запрету на профессию. За что?»
Нужно было как-то кормить семью. Жена — тоже педагог. Был вынужден таксовать. А когда вопрос об уволенном Викторе Комиссарове подняли на самом высоком в Калужской области уровне, там ответили так: как может нести гордое звание педагога человек, который крутит баранку? Чему, дескать, он научит подрастающее поколение?
Полями сражений
«Я, Комиссаров Виктор Иванович, родился 25 ноября 1960 года в Калуге», — представляется он мне, как перед началом урока.
Его предки жили в этих краях аж с 1605 года. По матери — одна из старейших городских рабочих династий Аполлоновых. С молодости Виктор Комиссаров сидел в архивах, выискивал, систематизировал, анализировал прошлое. Отсюда, из желания найти свои собственные корни, родились его книги по истории родного края.
Быть настоящим историком, ученым, профессором — вот к чему нужно было стремиться.
«Но уехать в Московский университет не получилось, мама нас с сестрой тянула, — вспоминает Виктор Иванович. — А у нас в Калуге было только два института — технический и педагогический. Многие после истфака шли в аспирантуру, в освобожденные комсомольские работники. Но после первой же практики в школе понял: это — мое. Никуда я из школы не денусь».
Село Кольцово Ферзиковского района. Учитель истории и английского языка. Самая первая его запись в трудовой. Год отработал там по обязательному распределению, два — отслужил на флоте. Деревенских учителей в армию не брали, но перед 1 Мая пришла повестка, и Комиссаров отправился отдавать долг родине.
Виктор Иванович не может точно сказать, что же такое было в нем самом, в окружающем мире, что заставило его принять профессию учителя как данность, как крест. Который он добровольно нес свыше тридцати лет.
«Хорошо помню одно сентябрьское утро 1981 года. Я, еще студент третьего курса, вместе с учениками и их классным руководителем шел пешком в разрушенную Оптину Пустынь. Пять часов утра. Какая-то совершенно раздолбанная дорога в грязи и пыли, храмы, руины монастырей, интерес к которым тогда не особенно еще приветствовался... Дорог не было, туристического маршрута тоже, ребята сами все организовывали, это была их инициатива, и вот мы шли все вместе, и это было такое ощущение единства, общности, истории, страны...»
В конце 80-х его старшеклассники поднимали из земли останки погибших на северной части Курской дуги. 745 советских солдат захоронил их ученический поисковый отряд, самый первый из созданных в Калужской области. Каждой весной проводили выездные школьные экспедиции, учились в палатках.
Осенью отправлялись в поход на Куликово поле. Накануне годовщины легендарной битвы здесь устанавливали памятные камни от каждой области. «Вы откуда, ребята?» — кинулся к ним какой-то депутат. «Мы калужане». Выяснилось, что ни одной официальной делегации из Калуги не прибыло, и честь региона защитили школьники.
Кстати, директором школы Виктор Комиссаров стал в неполные 33. Слишком молодой. «93-й год. Опыта никакого нет. Отопления в классах нет. Срезали батареи. Заводские шефы обанкротились. Ночами не спал, только чтобы детей в школе не поморозить. Со временем построил новую пристройку, все депутатские средства, которые получал, вкладывал сюда», — четыре срока подряд, в самые смутные времена 90-х и начала нулевых, Комиссаров был муниципальным избранником.
А вот в «Единую Россию», что уж говорить, единственный изо всех здешних директоров школ, так и не вступил. «Я не могу сказать, чтобы меня заставляли это делать, — размышляет он. — Нет, обязаловки не было, но, наверное, моя прямолинейность, нежелание лицемерить тоже сыграли свою роль».
Спины не гнул. Вел страничку в соцсети. Довольно смелую по нынешним временам. «Высказывал мысли о проблемах образования. Вообще о жизни. Но я не единственный, кто критиковал систему ЕГЭ, таких директоров школ по России полно, да, иногда от меня доставалось и нашим местным чиновникам. Я имею право написать свое собственное мнение. И детей тому же учил, не молчать, не бояться», — стоит на своем учитель истории.
21 год Виктор Комиссаров директорствовал в одной из старейших общеобразовательных школ города, №6. Эта школа создавалась как пушкинское училище через тогдашний «краудфандинг» — простые люди сами сбрасывались на ее строительство, процесс шел больше десяти лет, с 1899 года — года столетия Пушкина — и до 1914-го, начала Первой мировой войны.
Здесь работал учителем физики и астрономии Константин Циолковский.
А ровно через сто лет после основания, в канун 2014-го, престижной школе запретили выдавать аттестаты своим одиннадцатиклассникам. Комиссаров встал на защиту детей.
А был ли мальчик?
В жизни любого директора школы есть две кошмарные вещи. Это лицензирование и аккредитация. Все школы в обязательном порядке проходят их. Чем же отличаются эти процессы друг от друга?
Лицензирование контролирует, что за условия созданы для обучения детей, работают ли туалеты, какие парты стоят в классах и соответствуют ли они установленным стандартам Роспотребнадзора.
Аккредитация определяет уровень подготовки учеников. Методом случайной выборки знания учащихся пятых, десятых и одиннадцатых классов проверяют путем компьютерного тестирования.
Такого, чтобы общеобразовательное учебное заведение, причем с историей, с прошлым, с десятком медалистов ежегодно, не прошло аккредитацию, не припомнят даже директора московских школ. А тут провинция.
Аккредитация в калужской школе №6 состоялась в декабре 2013 года.
— Пятый и десятый классы написали контрольные в два раза выше, чем по области, а из одиннадцатого кто-то один написал плохо, и нам сказали, что аккредитацию мы не прошли... — возмущается Виктор Иванович.
— Один? И кто это?
— Нам не дали доступа к материалам проверки. У нас не было возможности оправдаться, как-то защитить себя, подать на апелляцию, да хотя бы просто взглянуть на эти работы. Меня вызвали в местное министерство образования и сразу потребовали объяснений. А что я мог ответить, не видя ни единого документа? Поставили перед фактом, что, несмотря на остальные высокие показатели, сделан неутешительный вывод, что уровень подготовки наших школьников не соответствует федеральному государственному образовательному стандарту.
Родители были в ужасе. Провал аккредитации означал самое страшное: одиннадцатиклассники не могут получить аттестаты. При том что сама школа работает, уроки ведут прежние учителя, но выдавать документ о получении среднего общего образования здесь больше не имеют права.
Сплошные нервы из-за ЕГЭ, а тут еще и перспектива, что дети вообще останутся с «волчьим билетом»... Из-за кого-то одного, неизвестного, провалившего тесты... Да был ли вообще мальчик?
Комиссаров говорит, что отстаивал правду как мог, во всех кабинетах. Вся местная пресса писала тогда за него. Директор требовал, чтобы детей не лишали права получить аттестаты учебного заведения, где они проучились 11 лет.
«Родители собирали собрания, сочиняли петиции. Обратились с письмом о защите прав несовершеннолетних. В конце концов в совершенно другой школе детям все-таки выдали «корочки». Только представьте себе, какое это было разочарование, всю жизнь проучиться в одном учебном заведении, которое каждый в Калуге знает, а получить аттестат с печатью школы, к которой вообще не имеешь никакого отношения», — разводит руками Комиссаров.
Они, конечно, жаловались в правоохранительные органы, в прокуратуру, в Москву...
Пока суть да дело, в феврале 2014 года руководители управления образования города Калуги сняли с должности директора Виктора Комиссарова. Оправдаться ему не дали. Просто разорвали с ним трудовой контракт по статье 278, п. 2, ТК РФ без объяснения причин. Кто-то же должен был отвечать за провал школы...
«Даже чисто юридически меня уволили безграмотно — постановлением городской управы, а не приказом или распоряжением, как были должны. Интересно, как все эти люди учились в школе? — усмехается Комиссаров. — Более того, меня никто даже не ознакомил с оригиналом нужного документа. Но такие мелочи никого не волновали. Наш суд не счел возможным меня восстановить».
Зато по жалобе Комиссарова из Москвы в Калугу собиралась компетентная комиссия из Министерства образования и Рособрнадзора. До этого москвичи целый месяц проверяли все присланные бумаги и выявили грубейшие нарушения. «Но к тому времени я был уже уволен», — поясняет Комиссаров. Получается, он больше не имел права жаловаться от имени школы.
А назначенная новая директриса, которая раньше заведовала коррекционной школой, написала, что претензий к проведению аккредитации не имеет, с ее выводами полностью согласна, не надо никаких комиссий из Москвы.
Самое удивительное, что полгода спустя все выпускники школы №6, включая того, неизвестного, сдали ЕГЭ с высокими результатами и все поступили в вузы. На следующий год это учебное заведение спокойно прошло повторную проверку. И больше подобных проблем с этим здесь никогда не было. Так была ли она вообще, та проваленная контрольная, или таким способом кто-то просто решил поквитаться со строптивым руководителем?
Родители, получив-таки долгожданные корочки, успокоились и... стали жить себе дальше.
И Комиссаров стал. Без школы.
Нет правды на земле
Одна из последних сентябрьских его записей в Сети:
«Вот и все. Жизнь в тебе, разрыв во времени, заполненный тобой, школа. Когда еще не было 23 лет — пришел в нее... В 53 года изгнали из тебя. Четыре с половиной года безуспешных попыток вернуться в профессию. Видимо, борьба за школу закончена. Вот здесь ее итог. Больше я не вдохну этот запах школьных коридоров, наполненных голосами. И слово «история» у меня будет ассоциироваться не с расписанием уроков, а только с прошлым. Далеким и не очень. Я проиграл. Но не сдался. И не предал тебя, школа. Только вот теперь, на прощание, и осталось все это закончить стихами Дербенева: «Снова птицы в стаи собираются... Мокрая листва грустит на дереве...» До свиданья, школа, до свидания... До свидания, значит, прощай. Я не твой герой, школа. «Вложи в других героев свою веру». Споем же свою прощальную песню. Сочтете возможным — поделитесь ею».
За последние несколько лет сменил несколько школ, в каждой из которых с Виктором Комиссаровым сначала с удовольствием подписывали контракт на ставку учителя истории, а через пару дней честно просили его написать «по собственному». На нем словно черная метка. Это все вокруг знают. Педагогический мир областного центра маленький, узкий. Поэтому его теперь никуда не берут. Так спокойнее.
Другой причины своей опальности, кроме возможного «звонка свыше», Виктор Иванович назвать не может. Как он говорит, примерно то же самое в личной беседе ему подтвердили и вынужденные уволить его коллеги-директора. Что он внесен в некий «черный список». Не потому, что какой-то яростный оппозиционер, просто вовремя к ногтю не прижался.
«Возможно, кто-то из наших чиновников на меня за что-то обиделся и поставил запрет, который теперь никто не смеет нарушить».
Он готов был даже пойти в сельскую школу, но и там ему не нашлось места. Единственное, что ему якобы смогли предложить, — это за почти сто километров от Калуги, в Козельском уезде, в малоукомплектованную школу, где деревянная изба и печка топится дровами.
Будь помоложе, он мог бы попытать счастья в Москве — когда-то даже звали работать в Китай при нашем посольстве, но не уехал, не смог бросить своих ребят, а в возрасте под шестьдесят срываться с насиженного места все-таки тяжело. «Да и почему из-за чьей-то прихоти я должен уезжать с родной земли?» — недоумевает Виктор Иванович.
Быть таксистом бывший директор школы ничуть не стыдится. «Многие русские аристократы в Париже, чтобы выжить, работали таксистами. Если кто не знал. Ничего плохого в этом нет, любой труд почетен», — убежден он. По поводу отношения с вышестоящими: «Чем я, маленький человек, мог насолить сильным мира сего? Это прямо какой-то пример из многострадальной русской литературы... Ну какая выгода заставить меня встать на колени? Из вредности? Из желания подчинить себе? Так я все равно не встану».
Он никогда не преподавал по учебнику. «Я считаю, что задача истории, как и литературы, — это воспитание нравственности, морали человека, помочь научить различать понятия добра и зла. Мы учим этому детей. Дети учат нас. И я всегда говорил им о том, что рабы могут воспитать только рабов. Свободных людей могут воспитать только свободные».
Последний раз его уволили в этом сентябре. После того как он опять открыто сообщил на своей странице в Интернете, что счастлив, отработав шесть уроков «как с листа» истории и обществознания, директриса школы, взявшая Комиссарова, после совещания директоров в управлении образования попросила его написать заявление. «За излишнюю активность в соцсетях», — так она озвучила причину, по которой он должен немедленно уйти.
«Когда-то давно я помог этой женщине, взял на работу в 90-е годы, она с маленьким сыном бежала из Средней Азии, и ей было совершенно не на что жить. Ее никто не брал тогда. Кроме меня... Да, она, вероятно, хотела мне тоже помочь, но, видимо, ей сказали: или я — или она, и пришлось выбирать», — разводит руками бывший учитель.
«Эх, зачем же вы написали про свою новую работу в соцсетях! Промолчать нужно было!» — не выдерживаю я. Виктор Иванович смотрит на меня как на предательницу.
Увы, профессия «учитель» больше не звучит гордо. Одна из самых важных, основополагающих, общечеловеческих, она не приносит ни больших денег — недаром премьер Медведев призывал всех, кто хочет зарабатывать, уходить из педагогики, — ни самоуважения.
Учителя зависимы, на них легко надавить — к примеру, заставить подделывать те же избирательные листы на выборах. Как делается повсеместно. Их легко напугать. Заставить. Унизить.
Хотя, казалось бы, чего бояться — увольнения? Зарплата маленькая, работы много. Очереди из конкурентов нет.
Конкурс на бюджетные места в провинциальные педагогические вузы давно уже на уровне самовоспроизводства.
Людей, особенно в глубинке, готовых отдать педагогике всего себя, сгорев дотла, остается все меньше и меньше... Уходят на пенсию. Уходят из жизни. Последние, искренние и честные, непримиримые. Те же, кто остался в школе, делают это скорее от безнадеги, от того, что деться из этой клетки некуда.
«Рабы могут воспитать только рабов», — когда Комиссаров произносит это, я, кажется, понимаю, за что его все-таки выгнали.
