Главный спартаковец
«Собственных воспоминаний о папе память почти не сохранила: ведь на момент его ареста мне не исполнилось еще и 7 лет, — сразу уточнила Елена Александровна. — Однако многое удалось узнать потом из рассказов моей матери, Марии Викторовны, а также благодаря воспоминаниям некоторых соратников отца».
Александра Косарева выбрали генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ в марте 1929-го, когда ему не было еще и 26 лет. Он и до того занимал заметные должности в комсомоле, но на всех даже очень высоких постах его всегда называли по имени: Саша — он казался людям «своим». Косарев был настоящим патриотом «страны светлого будущего», которую только-только начали строить в разоренной России. «У нас нет общечеловеческой морали, — провозгласил он на комсомольском форуме в июле 1932 года. — Наша мораль — это та, что взрывает капитализм, уничтожает его остатки, укрепляет диктатуру пролетариата, двигает вперед строительство социализма!» Конечно, здесь кто-то может увидеть явный перегиб, но на самом деле — это искренняя увлеченность.
Александр Васильевич был увлекающимся человеком и обладал даром увлекать других. Именно Косарев стал одним из главных «виновников» повального похода молодежи тех лет в авиацию. Своими энергичными выступлениями он добился того, что комсомольцы в массовом порядке пошли служить в морской флот... А еще — «спровоцировал» серьезную перемену в молодежной моде. Вместо прежнего расхожего армейского стиля — гимнастерок, кожанок — городские юноши и девушки стали отдавать предпочтение гражданским костюмам и платьям.
Ударные молодежные бригады на строительстве московского метро — тоже заслуга «младшего» генсека. Ведь поначалу никакие комсомольцы-добровольцы на прокладке подземной магистрали не работали. Основную массу метростроевцев набирали из числа крестьян, толпами приезжающих в Москву на заработки. Прокладка первой линии организована была скверно, то и дело происходили какие-то аварии, авралы... А расценки за такую каторгу — мизерные. Терпение у людей кончилось, и весной 1933 года на строительстве метрополитена вспыхнула забастовка. Вот тогда и было решено объявить сооружение подземки ударной стройкой, мобилизовав на нее в первую очередь «сознательную молодежь». По инициативе Косарева в комсомольских организациях выдвинули лозунг «Молодые — на строительство метро!». Генсек Саша и сам неоднократно спускался в шахты, участвовал в субботниках на сооружении первой очереди метрополитена.
Были и другие косаревские идеи, нашедшие широкий отклик. Из числа самых резонансных — активное участие Александра в пропаганде футбола и в создании команды «Спартак» (идея этого названия принадлежит именно Косареву). Летом 1936-го именно благодаря усилиям главного комсомольца страны был организован знаменитый демонстрационный матч спартаковцев на Красной площади перед трибуной Мавзолея, на которой стояли первые лица во главе со Сталиным. А годом раньше Косарев помог «реабилитировать» новогодний праздник, до того считавшийся в советской России старорежимным.
Елена Косарева: «Будучи интернационалистом, папа то и дело приглашал в дом зарубежных гостей. У нас бывали немцы, чехи... Однажды мы в нашей квартире встречали Новый год с целой группой детей, вывезенных из воюющей Испании… Отец дружил с Аркадием Гайдаром, переписывался с Горьким, к нему частенько приходил Маяковский, и порой они ночи напролет просиживали за разговорами. Папа опекал многих молодых талантливых ребят. Среди его подопечных оказались, например, двое студентов — Юлий Харитон и Яков Зельдович, которые годы спустя стали академиками, создателями советской водородной бомбы».
Враги с Лубянки
Генсек ЦК ВЛКСМ брался за самые рискованные дела. Например, когда в Германии к власти пришел Гитлер, Косарев тайно, под чужой фамилией отправился в эту страну. Встречался с тамошними лидерами коммунистического молодежного движения и убеждал их, чтобы активнее вели антифашистскую работу... Не боялся он вступать в противоборство с влиятельнейшими людьми из руководства страны, если чувствовал правду на своей стороне.
Елена Косарева: «Иногда я готова думать, что отец нарочно испытывал судьбу. Находясь во главе комсомола, он успел поссориться с каждым из сменявших друг друга руководителей органов госбезопасности.
Сперва случилось «недоразумение» с Ягодой. Весной 1932-го на Красной площади проходил парад физкультурников. По регламенту командующий парадом должен был отдать рапорт. В воротах Спасской башни собрались несколько «руководящих лиц». Вперед шагнул главный чекист, однако командующий парадом обратился к стоящему позади него Косареву... Сталин потом в окружении соратников не преминул подколоть Ягоду: «Что же не ты, а Косарев рапорт принял?» После этого огэпэушник держался с отцом холодно.
Ягоду сменил на Лубянке Ежов, но и с ним отношения не заладились. А началось с их совместной работы в комиссии по расследованию дела об убийстве Кирова. Папа хорошо знал Сергея Мироновича, но, кроме того, был знаком и с предполагаемым его убийцей — Николаевым. Мама вспоминала, что отец вернулся тогда из Ленинграда «какой-то мертвый» и только повторял: «Это не он! Не мог Николаев притворяться в разговоре со мной!..» Позднее, когда в стране начался «большой террор», папа не раз обращался к Ежову, защищая арестованных комсомольских руководителей, доказывал, что обвинения им предъявлены несправедливо, требовал разобраться…
И в помине не было симпатий между Косаревым и Берией. Однажды отец вернулся домой мрачный и поделился с женой новостью: «Сегодня узнал: Берию переводят на НКВД. В ЦК уже пришла бумага за его подписью. Ведь это такой грязный человек! У него мерзкие методы работы!»
В числе папиных недоброжелателей оказался сталинский «серый кардинал» Мехлис. Однажды, когда выдался редкий выходной, отец — он был заядлым охотником — уехал за город. Вдруг в квартире раздался звонок по правительственной «вертушке». Мама подняла трубку и услышала голос Мехлиса. «Мне нужен Косарев. Ему следует срочно прибыть к Сталину!» — «Александра Васильевича нет сейчас дома». — «А где он? Не бойтесь, я никому не скажу…» Поддавшись на уговоры, мама по секрету рассказала про охоту. Но когда отец позднее приехал в Кремль, Сталин, едва увидев его, с издевкой спросил: «Ну как поохотился?» На выходе из кабинета вождя папа столкнулся с Мехлисом и, не стесняясь многочисленных сталинских соратников, которые их окружали, громко сказал: «Ну и г…нюк же ты!» Этого «политуправленец», конечно, не простил».
Роковой поцелуй вождя
Самое страшное по тем временам было лишиться расположения «хозяина»! Зачастую Сталин вел себя по отношению к Косареву совершенно по-иезуитски. «Мы, Косарев, с тобой в этой стране два руководителя такого ранга. Признайся, тебе не хочется из «маленьких» генсеков в «большие», а?» — вроде бы смеясь, интересовался время от времени Иосиф Виссарионович.
Елена Косарева: «На торжественном приеме в Кремле по случаю возвращения участников дрейфующей станции «Северный полюс» Сталин вдруг демонстративно чокнулся бокалом с папой, обнял его, расцеловал. Все вокруг зааплодировали, но присутствовавшая в зале жена заметила, как лицо ее Саши вдруг стало мертвенно-бледным. Потом отец ей признался: «Знаешь, что шепнул мне Сталин после поцелуя: «если изменишь — убью!».
Злопамятный вождь накопил немало претензий к комсомольскому лидеру. В числе «провинностей» Косарева оказался даже выбор им в жены Марии Нанейшвили. «Вы, наверное, знаете ее отца», — заикнулся было Александр, когда Сталин вдруг поинтересовался у него изменениями в личной жизни. «Да, знаю. Он — мой личный враг!» — последовал неожиданно резкий ответ. (Оказывается, еще в 1924-м секретарь обкома Виктор Нанейшвили имел неосторожность поспорить с будущим «отцом народов» по национальному вопросу, и тот ему этого не простил.)
Косарев «подкачал», когда развернулась кампания по борьбе с врагами народа. Он искренне верил Сталину и выявленных «пособников контрреволюции» щадить не собирался. Но масштабность затеянных репрессий вызывала у комсомольского лидера категорическое несогласие.
Елена Косарева: «Один из секретарей ЦК комсомола, Валентина Пикина, рассказывала, как однажды ее вместе с Косаревым вызвали к «хозяину». В кабинете находился и нарком Ежов. Сталин начал упрекать отца, что руководство молодежной организации не помогает чекистам разоблачать врагов народа и много руководящих работников арестовано без помощи комсомола... Папа тогда старался объяснить, что ЦК ВЛКСМ компроматом на них не располагал и поэтому никакого содействия органам оказать не мог. Сталин обратился к Ежову: «У вас есть материалы?» — «Да у меня тут на комсомольцев целая папка собрана!..» И начал читать протоколы допросов… Косарев возмутился: «Эти данные не верны!». Сталин оборвал: «Мы предъявляем вам факты, а вы нам — эмоции!» А в конце «аудиенции» бросил очень многозначительную фразу: «Косарев, я вижу, вы не желаете возглавить эту работу…» Вышли потом из Кремля, сели на скамейке в Александровском саду. Отец не скрывал своей растерянности: «Не понимаю! Откуда вдруг может взяться у нас столько врагов народа?!» Вместо того чтобы заняться «чисткой рядов», он поехал в Харьков, в Донецк, где принимал участие в комсомольских собраниях, на которых разбирались персональные дела исключаемых. А вернувшись с Украины, написал записку Сталину: «Мною получено только в Харькове до 150 заявлений о неправильном исключении из комсомола и снятии с работы по мотивам связи с врагами, враждебной работы... Честных людей на основании простых слухов, без малейшей проверки выгоняют из наших рядов…»
В Кремле его не захотели услышать. Состоявшийся летом 1937-го пленум ЦК ВКП(б) отметил в специальной резолюции, что «Цекамол, и в первую очередь тов. Косарев… проявили нетерпимую политическую беспечность и проглядели особые методы подрывной работы врагов народа в комсомоле».
Тучи над головой «младшего» генсека сгущались. По указанию Сталина в конце 1930-х чекисты начали готовить в СССР новое масштабное дело — на сей раз «комсомольское». И важнейшим его эпизодом должен был стать арест и разоблачение главного комсомольца страны.
Косаревская клятва
При этом «кремлевский горец» продолжал играть с Косаревым. В 1938 году Александру было «высочайше позволено» быть избранным в члены Президиума Верховного Совета СССР, но в то же самое время его не пустили на Всемирный юношеский конгресс борьбы за мир, который проходил в Нью-Йорке…
Елена Косарева: «29 октября отец сидел рядом со Сталиным в президиуме на торжественном заседании в честь 20-летия ВЛКСМ. Вождь был внешне очень дружелюбен, улыбался ему... Однако уже через три недели грянул гром: на внеочередном пленуме ЦК комсомола Косарев был снят с должности. Причиной стало письмо-донос, отправленное инструктором ЦК ВЛКСМ Мишаковой, в котором папа обвинялся в пособничестве врагам народа.
После окончания пленума в кабинет к отцу зашла Валентина Пикина и увидела его в полнейшем смятении: «Валя, ты знаешь, как я люблю свою дочку. Так вот именем ее клянусь: я ни в чем не виноват!» За ним сразу же установили слежку. Наша госдача в Волынском была буквально оцеплена чекистами.
Несколько последующих дней для папы прошли в мучительной неизвестности. Не выдержав, он позвонил по прямой линии одному из важных кремлевских лиц, Андрееву. Тот успокоил: все в порядке, тебе подыскивают другую работу… А вслед за этим на даче отключили правительственную «вертушку».
Среди ночи 29 ноября в доме раздались подозрительные звуки. Мама, накинув халат, открыла дверь в коридор и увидела незнакомого человека — в военной форме, но без сапог. Он крался куда-то в одних носках. Как потом оказалось, этого чекиста послали искать оружие, которое могло быть в доме. Вслед за тем появились еще несколько сотрудников НКВД, они начали обыск. Операцией лично руководил сам Берия. Отец ему сказал: «Напрасно вы это! Я честный человек!» А в ответ услышал: «Ничего, разберемся. Поехали!». Обо всем этом знаю от мамы: сама я крепко спала. Папа, прощаясь, постоял над моей кроваткой, но целовать не стал: боялся разбудить... Когда «воронок» отъехал, мама на крыльце увидела Берию. Сверкнув на нее злым взглядом сквозь пенсне, он распорядился: «И ее тоже прихватите!». Так и увезли прямо с порога, в халате и домашних туфлях — даже без ордера на арест.
Интересное совпадение. Отца репрессировали за несколько месяцев до того, как был подписан пресловутый пакт Молотова—Риббентропа. Я допускаю, что это не случайно. Сталин знал косаревскую бескомпромиссность, ненависть к фашизму. И наверняка опасался, что отец, оставшись на свободе, мог, узнав о сговоре с руководителями Третьего рейха, организовать какие-то несанкционированные выступления молодежи… Вот НКВД и действовало на упреждение».
Подручные Берии занимались арестованным генсеком комсомола «по полной программе». Его не раз возили на допросы в печально знаменитую Сухановку, где находились самые страшные пыточные камеры. Обвинения звучали глупые: якобы он — польский шпион, завербованный в Варшавском зоологическом саду.
Елена Косарева: «Палачи пытались получить компромат на отца от его близких и товарищей по работе. Моей матери устраивали знаменитый «пятый угол» — когда четверо дюжих следователей, встав квадратом, швыряли ее от одного к другому. «Психологи» с Лубянки пытались даже пробудить в ней женскую ревность: «Он же вам изменял! У Косарева было столько романов!». Однако в ответ она твердила: «Это неправда!». Через какое-то время интерес чекистов к показаниям против отца вдруг пропал. Именно тогда мама поняла: его больше нет в живых!..»
Близкие генсека тоже подверглись репрессиям. Жена Мария почти 16 лет провела в лагерях и в ссылке, дочери Елене пришлось не по своей воле отправиться на дальний север… «Когда в 1949-м меня забрали и решением особого совещания приговорили к ссылке, бабушка написала маме, запертой в заполярной Дудинке: «Лена заболела твоей болезнью», — вспомнила Елена Александровна.
Не сразу стала известна дата гибели знаменитого комсомольского лидера.
Елена Косарева: «Сперва маме выдали справку, где значилось: умер от воспаления легких в феврале 1939 года. А уже после смерти Сталина и нашего возвращения из ссылки летом 1954-го нас пригласил к себе Генпрокурор СССР Руденко. Он сообщил о том, что отец был расстрелян. И дату назвал: 23 февраля. Уже значительно позднее, в начале 1990-х, в КГБ показали следственное дело отца. Мама не узнала его почерка: дрожащие линии, пропущенные буквы… Однако отец даже под пытками не захотел оговаривать кого-то из своих соратников, остававшихся к тому времени на свободе. Все его «признания» касались только тех, кто уже был репрессирован. Благодаря этому ведомство Берии так и не смогло раздуть масштабное «комсомольское дело».
Александр Косарев стал последним генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ. Его преемник получил уже куда менее звучную должность 1-го секретаря. А реабилитировали Александра Васильевича лишь полтора десятилетия спустя.
