«В те дни опробовался вариант «цветной революции»
— В ночь на 4 октября 1993 года командиров силовых подразделений разного уровня по приказу Бориса Ельцина собрали в четырнадцатом корпусе Кремля, где размещался аппарат президентской администрации, — рассказывает Владимир Келехсаев. — Ранним утром нас провели в зал заседаний. Мы уже знали, что планируются мероприятия по прекращению сопротивления защитников Белого дома. В зал зашел Борис Николаевич Ельцин, обратился к нам с вопросом: «Готовы ли вы выполнить приказ?» Понятно было, что реализация этого плана предусматривает крайние меры со стороны вооруженных подразделений.
В зале стояла гробовая тишина. Офицеры сидели с каменными лицами. Наше подразделение было предназначено для борьбы с терроризмом и организованной преступностью. Естественно, что возникло недопонимание.
Всем памятны были события в Вильнюсе в январе 1991-го, когда подразделение послали в Литву, чтобы разблокировать здание телевизионного центра, а потом предали. На штурм группа «А» шла с холостыми патронами. При попытке проникнуть на объект погиб лейтенант, 20-летний Виктор Шатских. Ему подло выстрелили с крыши в спину. Ни одно силовое ведомство в течение пяти дней не признавало его своим офицером. Ни КГБ, ни ВДВ, ни МВД… Президент СССР Михаил Горбачев заявил, что ничего не знал об этой операции, никакого приказа не отдавал. И отказался лично вручать родителям погибшего лейтенанта орден Красного Знамени, сославшись на то, что это должен сделать председатель КГБ СССР Владимир Крючков.
— Неприятно, когда с тобой играют втемную, — говорит Владимир Ильич. — Помню слова начальника Главного управления охраны Михаила Барсукова: либо вы выполните приказ, либо я буду вынужден подписать приказ о расформировании и разоружении подразделения. Наши руководители ответили, что это нецелесообразно. Выдвигаясь к Белому дому, мы руководствовались одним: надо как-то предотвратить взаимное кровопролитие.
Прибыв на место, расположились около зоопарка. Приняли меры безопасности, на всех высотках посадили наших бойцов. Вся местность просматривалась, но полной картины мы все равно не знали, многое было непонятно. Стрельба шла отовсюду.
Сейчас, по прошествии времени, я могу сказать, что в те октябрьские дни опробовался вариант «цветной революции». Потому как провокаторы стреляли в одних, убегали, а потом стреляли в других. Для них было главное — пролить как можно больше крови. Развязать гражданскую войну…
В тот день, 4 октября, на двух БМП мы дважды обогнули Белый дом. Нам нужно разведать обстановку. На втором круге я увидел милиционера, младшего сержанта, который стоял на площади перед зданием правительства и по мегафону поочередно общался то с защитниками Белого дома, то с теми, кто находился на площади и готов был ринуться штурмовать здание. Позже я узнал, что того сержанта, ставшего общественным парламентером, что стоял с планшетом через плечо, звали Геннадий Сорокин. А тогда подумал, что вот через него мы и зайдем в Белый дом.
Когда остановились, я спросил: «Кто со мной?» Вызвались десять человек, потом присоединились и остальные.
— Сознательно ставили себя под удар, не думали, что вас могут расстрелять?
— Но не расстреляли ведь. Такое же подразделение в Киеве в 2014 году не смогло принять самостоятельного решения в рамках исполнения Конституции. В результате Украина была залита кровью. Представляете, что тогда могло произойти в масштабе нашей страны?..
Группа «Альфа», как называют нас в народе, выполнила свою задачу. Мы не допустили братского кровопролития. На нас нет крови. А это главное.
«Сынок, аккуратнее, не застрелись»
— Расскажите, как входили в здание.
— Я поднял кусок колючей проволоки, вытащил индивидуальный перевязочный пакет, разорвал его, обмотал проволоку стерильным марлевым бинтом. С этим импровизированным белым флагом и пошли вместе с моим подчиненным, Сергеем Кузьминым, к центральному подъезду. Чтобы бескровно покончить с противостоянием, решили вступить в переговоры с руководителями обороны российского парламента.
— По вам стреляли?
— Когда шли, прямо перед нами щелкали пули: было пять выстрелов. Стреляли из здания мэрии (СЭВ), которое выполнено в виде книжки. Кто-то преграждал нам путь…
— Как думаете, кто?
— Подобные тем, кто стрелял в Киеве на Майдане и по своим, и по чужим. Третья сила… Когда входили в Белый дом, я еще не знал, что погиб наш боец — младший лейтенант Геннадий Сергеев. Они объезжали здание на второй БМП. Увидев раненного в бедро солдата, который лежал на земле, Юрий Николаевич Торшин и Гена Сергеев попытались занести его внутрь БМП и попали под огонь снайперов. Гену смертельно ранили: пуля попала ему в незащищенную бронежилетом часть тела. Но стреляли не из Белого дома. Огонь велся со стороны гостиницы «Украина». Подразделение явно хотели спровоцировать на штурм.
— В котором часу зашли в Дом Советов?
— Было около трех часов дня. Около центрального подъезда мы встали лицом к Белому дому. Положили на ступеньки оружие. Единственное, я оставил себе три гранаты РГД-5: в правом кармане две и в левом — одну. Свел у них на всякий пожарный случай «усики»: в плен ведь никто сдаваться не собирался…
Сержант милиции по нашей просьбе сообщил в мегафон, что на переговоры идет подполковник группы «Альфа». И попросил, чтобы к нам вышел кто-то из представителей обороны Белого дома.
— Какая обстановка была в вестибюле?
— Как только зашли в здание, увидели внизу казака, который лежал за тумбой, прямо перед нами. В глаза бросилась папаха с красной ленточкой. Рядом с ним лежал паренек. Прямо на нас был наставлен автомат. Подняв голову вверх, я увидел на балкончике Альберта Макашова (был назначен Александром Руцким заместителем министра обороны. — Авт.) и Виктора Павловича Баранникова (был назначен Руцким министром безопасности России. — Авт.). Макашов спросил: «Кто такие?» Я представился, сказал, какое подразделение представляю.
Казак, как только услышал про группу «А», сразу положил автомат. Я понял, что надо ковать железо, пока горячо. Когда стали подниматься по лестнице, нам встретился молодой человек в берете. В руках у него был пистолет Макарова с взведенным курком. Проходя мимо, я поставил пистолет на предохранитель и сказал: «Сынок, аккуратнее, не застрелись». Он тихо заметил: «Спасибо».
Мне все стало понятно про защитников Белого дома. Там были офицеры, казаки, штатские. Обычные люди, которые не вызывали какой-то агрессии или тревоги. Видел и убитых — их было человек пять.
— Как пытались договориться?
— Пока шли, меня спрашивали, как дальше будут развиваться события. Я сказал, что, возможно, будут выборы. У меня была задача, чтобы нас не выставили, чтобы начался диалог. Рассказал про нашего руководителя, Геннадия Николаевича Зайцева, сказал, что мы — военнослужащие, а не политики, и предложил подумать, как сохранить жизни людей. Меня поддержал Виктор Павлович Баранников. К нам присоединился благообразный мужчина, депутат Иона Андронов. Он предложил прервать полемику и пройти в зал Совета национальностей, чтобы обратиться к депутатам. Иона настаивал, что надо наконец самому парламенту предоставить право решать свою судьбу.
План был такой: поговорить с депутатами. Если они решат, что надо покинуть здание, мы поднимемся к руководству и доведем до них это решение. А дальше пусть сами думают, как поступать. Так и сделали.
— Каким увидели зал, где укрывались депутаты?
— Впечатление было немного угнетающим. Человек четыреста сидели в темном зале со свечками в руках. Я подошел к трибуне, меня представили как подполковника группы «А». Я заметил, что перед столь высоким собранием выступаю впервые. Что нас для переговоров никто не посылал, что мы сами решились на этот шаг. Рассказал, что перед нашим подразделением поставлена задача овладеть Белым домом. Но суть «Альфы» — это борьба с террористами и оргпреступностью, и подразделение призвано прежде всего защищать. Сказал, что мы не хотим убивать безоружных людей. А их все равно атакуют. Предложил сдаваться, выйти из Белого дома, а мы обеспечим коридор безопасности.
Кто-то крикнул из зала: «А какие гарантии, что мы выйдем отсюда живыми?» Я сказал: «Слово офицера». И мне поверили. Помню, ко мне подошла белокурая женщина, обняла, сказала: «Спасибо». Уже позже понял, что это была депутат Сажи Умалатова.
В сопровождении Виктора Павловича Баранникова мы поднялись на 5-й этаж, в кабинет, где находился Руцкой, потом подошел Хасбулатов. Они все спрашивали, как моя фамилия. Я сказал: «Давайте ограничимся именем». Меня поддержал генерал Баранников, сославшись на специфику работы спецслужб. В результате они довольствовались моим званием.
После переговоров было принято решение о сдаче Белого дома. Написали, что «подполковник Владимир провел последнюю сессию Верховного Совета». Виктор Павлович Баранников на листе бумаги А4 начертил план местности около 4-го подъезда, где я должен был их забрать на БМП, что я и сделал.
— Выход защитников Белого дома проходил без эксцессов?
— Условие было одно: все выходят и складывают оружие в вестибюле. Некоторые офицеры поднимали руки — я говорил: «Руки-то отпустите…»
Когда я спустился вниз, началась стрельба. Это была провокация. Расчет был на то, чтобы нас там внутри всех порешили. Пришлось подождать, после чего я поехал за автобусами. Потом мы встали цепью, выстроили живой коридор из своих бойцов. С набережной хлынула толпа. Я дал команду дослать патроны в патронники, привести оружие в боевую готовность. И по мегафону объявил: кто подойдет ближе чем на пять метров к сотруднику подразделения или создаст опасность для жизни выходящих из здания людей — будем стрелять без предупреждения. Все атакующие разбежались.
Мы по максимуму вывели из здания всех защитников Верховного Совета. Только потом узнали, что в подъездах близлежащих домов сидели милиционеры, которые жестоко избивали всех выходящих из Белого дома людей, в том числе и депутатов…
— Вас как-то отметили?
— О награждении мы и не думали, потому что хоть и выполнили приказ президента, но в лоб, на штурм не пошли, выдвинули свой, альтернативный вариант ликвидации конфликта — бескровный. Потом решался вопрос: расформировать группу «А» или нет. «Вымпел» передали МВД. Наши руководители сделали все, чтобы наше подразделение не было подвергнуто анафеме и осталось в структуре. Нас четверых из подразделения наградили орденом «За личное мужество», в том числе и меня.
— Со дня расстрела Белого дома прошло 25 лет. Восприятие тех трагических событий со временем не изменилось?
— Тогда мне было 35 лет, сейчас — 60. Мы действовали не только как офицеры, но и как граждане своей страны. По прошествии лет понимаю, что руководствовались тогда Божьим помыслом. Нас что-то вело. У подразделения был единый, мощный внутренний духовный стержень. Конечно, мы рисковали. Нас могли арестовать, уволить, разогнать, убить… Но крови мы не пролили. В сложнейшей ситуации, когда, казалось, выбора не было, смогли вывести людей из здания под свои гарантии.
А достойно ли мы были оценены? Тяжело об этом говорить. Как оценила страна, так и оценила. Мы же не выбираем… Я 20 лет отслужил в группе «А». 10 лет был начальником отдела. Самые счастливые годы были те, что провел на службе.
«Увидели в горящем здании школьников: учитель с периферии привез на защиту Верховного Совета целый класс»
Легенда спецназа, полковник спецподразделения ФСБ России «Альфа» Виталий Демидкин был в 1993 году заместителем начальника отделения и хорошо помнит, как подразделение 4 октября буквально прошло по лезвию бритвы, предотвратив гражданскую войну.
— Когда нас вызвали по боевой тревоге в Кремль, почему-то предупредили, чтобы мы никакие личные документы с собой не брали, — рассказывает Виталий Демидкин. — Это сразу вызвало недоумение. Потом стало понятно, что планируется штурм Белого дома. Мы стали роптать. Ввязываться в политическую борьбу нам не хотелось. Окружение Бориса Ельцина считало, что стоит «Альфе» появиться в касках около Белого дома, и защитники Верховного Совета капитулируют. Этого не произошло.
Помню, командир нашего отделения, Анатолий Иванович, пригласил нас в автобус, на котором мы приехали, и сказал: «Товарищи офицеры, поставлена задача. Если вы решите большинством голосов, что мы идем к Белому дому, я пойду первым. Если же решите, что мы не пойдем на штурм или зачистку, то мы не будем выдвигаться». Только с годами я понял, какую ответственность он тогда брал на себя. Было принято решение войти в Белый дом.
Мы подходили к зданию со стороны парка, где был стадион. Когда спустились под мост, обнаружили там двух ребят, которым удалось выскочить из здания. Нам они сказали, что оказались там случайно. Посмотрели, что у них находится в пакете и мешке, ничего подозрительного, ни оружия, ни взрывчатки не обнаружили — и отпустили их с миром.
Огонь велся со всех сторон. Рядом били фонтанчики от пуль, тарахтели БТРы. Были силы, которые хотели спровоцировать большую бойню. Кто-то ведь стрелял и по нам, и по солдатикам, которые стояли в охране…
Штурма как такового не было. Но мы шли в боевых порядках — двойками, тройками, соблюдая дистанцию. Заходили между двумя строениями. В глубине было что-то наподобие зимнего сада, оттуда кто-то махал нам рукой: типа идите сюда! Но интуиция подсказывала, что там опасность. Призыв проигнорировали.
Недалеко от входа в здание лежал убитый парень. В Белый дом заходили с торца, выдавив в двери стекло запасного выхода. Стали подниматься по лестнице. Навстречу нам, в районе третьего-четвертого этажа, спускались… подростки, школьники лет 14–15. Какой-то учитель с периферии привез в Москву, защищать Белый дом, целый класс. Я был просто поражен. Если бы началась крупномасштабная штурмовая операция — они могли все погибнуть.
По лестнице вниз спускались женщины, технические сотрудники Дома Советов. Встретили старика, который ковылял с костылем. И таким пожилых людей в здании было достаточно много.
Стали подниматься на более высокие этажи, где забаррикадировались ветераны из Союза офицеров России. Подойдя к закрытому помещению, провели с ними переговоры. Стали убеждать: «Ребята, ну что вы сопротивляетесь, у нас приказ, мы все равно зайдем. Не откроете дверь — будут потери с обеих сторон». Они спросили, будем ли мы стрелять. Мы уверили: «Ни в коем случае». Кто-то из наших ребят зашел к ним в помещение без оружия.
Стрельбы никакой не было, провокаций в отношении нас не предпринималось. Мы, конечно, здорово рисковали: в любое время кто-то из защитников мог выстрелить. У людей просто могли сдать нервы. Защитники Белого дома были очень напряженными, глаза у всех шальные, — по всей видимости, они ожидали, что мы будем расстреливать всех направо и налево…
В здании вооруженных людей было совсем немного. Они выходили, складывали в вестибюле оружие. Там уже была небольшая гора автоматов и пистолетов. Мы относились к ним доброжелательно, говорили: пожалуйста, проходите сюда, кого-то досматривали, похлопав по карманам.
Слава Богу, выполнили задачу, никого не уничтожив, но потеряли Гену Сергеева, младшего лейтенанта. Я частенько прохожу, смотрю на его фотографию, иногда с ним разговариваю. Парень ведь в октябре 1993-го был в отпуске, приехал по команде пейджера, когда в подразделении была объявлена тревога… Больших трудов стоило, чтобы ему было присвоено звание Героя России — посмертно.
4 октября ветераны и действующие сотрудники «Альфы» традиционно соберутся около могилы Геннадия Сергеева на Николо-Архангельском кладбище. Кто убил младшего лейтенанта — узнать так и не удалось. Не была даже проведена баллистическая экспертиза. Рана была слепая, не имела выходного отверстия. Но, по воспоминаниям «альфовцев», судмедэксперты в морге, потупив взгляд, сказали, что пулю не нашли. Она, по всей видимости, потерялась не случайно. Ведь по ней можно было определить оружие, из которого стрелял снайпер, и «пробить» этот «ствол» по картотеке.
Всей правды о событиях горячей осени 1993-го, мы, похоже, так и не узнаем.
