Не пересолила
Молодой человек опрятной наружности и симпатичная девушка оказались вдвоем в купе поезда дальнего следования. Дело было под вечер, сгущалась темнота. Молодой человек достал из портфельчика бутылку вина и предложил выпить за знакомство.
— Вы что вообразили! — надула губки девушка. — Я похожа на особу, которая пьет с первым встречным?
— Ничего я не вообразил, — обиделся юноша. — Просто купил в привокзальном ресторане вина... Хорошего... Думал: кого судьба пошлет в попутчики? Вдруг какую-нибудь старую грымзу или пенсионера-хрыча?.. Тогда забудусь в алкогольном мареве... И вдруг — такое везение. Вы...
— Не надо сомнительных комплиментов, — отрезала она. — Слышали мы такие комплименты...
— Я просто хотел сказать...
— А не надо просто говорить... Когда просто говоришь, с языка слетают пошлости... Надо говорить, хорошо подумав...
Молодой человек нерешительно сжимал в руке штопор. Поезд мчал в темноте. Стучали колеса на стыках.
— Сами подумайте... Не в одиночку же мне...
— Вы горький пьяница? Не можете без спиртного? Или я похожа на алкоголичку? — отбрила его девушка. — Выйдите из купе, позвольте переодеться...
Молодой человек поставил бутылку на столик и ушел в тамбур, где долго курил, а когда вернулся, девушка лежала на полке, натянув одеяло до подбородка.
— Не вздумайте приближаться, — предупредила она. — Мой папа высокий чин в милицейской иерархии. Даже не знаю, что с вами сделает, если я ему пожалуюсь...
Юноша вздохнул, испросил позволения погасить свет и, щелкнув выключателем, стал раздеваться.
— Чем это вы шуршите? — насторожилась попутчица. — Я уже начинаю волноваться и жалеть, что свет потушен...
— Ничем не шуршу... Чем мне шуршать? — резко ответил он. — А свет выключил, чтобы не оскорбить вашего эстетического чувства. Голые мужские ноги... Простите за слово «голые»... Не у всех вызывают адекватную реакцию.
— Включите электричество! — потребовала она. — Я должна видеть каждое ваше движение... Иначе...
Она не договорила, он щелкнул тумблером и проворно юркнул в постель...
— Вообще, — продолжала она, — даже если будете лежать смирно и неподвижно, как покойник, не знаю, чем вся история закончится...
— Какая история? — взмолился он.
— Ну, это наше путешествие... Вино, темнота... Папа наверняка придет меня встречать... И когда увидит, что ехала я не одна...
— Но вы едете одна!
— В купе, я имею в виду... Он может просто взять и бросить вас в тюрягу. До выяснения. Или выхватить пистолет. А право на ношение он имеет. Пальнет вам в живот, изрешетит, и ему ничего за это не будет. Очень просто доказать: потребовалась самооборона.
— За что в меня палить?
— Потому что в состоянии аффекта... И в суде это докажут!
— Какого аффекта?
— Моя мама — прокурор. А брат — следователь. У нас все схвачено... В юридическом смысле... Уж не говорю о своем женихе. Он — воровской авторитет, криминальный король, мои папаня и брат его покрывают. За грабеж и мокруху его могли приговорить к вышке, но моя семья его отмазала... Он стреляет по-македонски с двух рук... Без промаха. Если он придет меня встречать... И от ревности у него помутится сознание...
— Какой ревности? К кому? Вы читали рассказ Чехова «Пересолил»?
— Чехов тут ни при чем, а против фактов не попрешь. Голый тип в койке... Наедине со мной...
Будто выброшенный пружиной, с диким воплем юноша, как был, в трусах и без носков, рванул по коридору, сам не понимая, куда...
Лишь под утро заметно удрученная девушка нашла его в вагоне-ресторане. Он сидел, прикрывшись салфеткой, и пил горячий чай. Зубы его стучали, глаза блуждали и невидяще помаргивали. Но когда в проходе возникла дочь прокурорши и мента, он впрыгнул на стол и завопил:
— Что еще надо?! Чего хотите! Я ушел и оставил вас в покое!
Официанты, которым он, видимо, успел поведать страшную историю своей ночевки, разбежались и попрятались.
— Оставьте меня! — кричал он. — Уйдите! Мы через три часа подъезжаем. Не хочу, чтобы нас застукали... Не хочу погибать таким молодым! И в купе вернусь, только когда вы из него испаритесь. Да, поначалу мелькнула мысль о фривольном вечерке. Но теперь я раскаиваюсь и приношу миллион извинений!
Не слыша его, девушка приблизилась. Села за столик, отхлебнула из его чашки чаю. Поманила, чтоб он слез со стола. И когда он недоверчиво опустился на корточки и наклонился к ней, произнесла:
— Прости... Я все придумала... Про отца и брата... Живу с мамой. В однокомнатной квартире... Оторваться на сторону никакой возможности нет. Я мечтала о подобном счастливом шансе... И боялась его... Вдруг в попутчицы попадется старая грымза?.. Или древний старик?.. Увидела тебя — и обомлела. Не поверила глазам. Побоялась поверить. Ведь не бывает, чтобы мечты сбывались буквально. Извини. Пойдем скорее... Осталось три часа пути. А потом... Меня будет встречать на вокзале мой глупый лысый ухажер...
Обняв юношу, девушка повела его назад, в купе. Откуда за полчаса до того вышел утомленный любовью толстый потный проводник, позволивший смазливенькой крошке сесть в поезд бесплатно при условии: полночи она будет принадлежать ему...
Вася
Поддали мы в тот день прилично, сил идти в магазин не было. А деньги оставались. Мишка продал пальто: холода-то кончились. Тут и вспомнили о Васе. Он возился во дворе: не то колол лед, не то чинил водосточную трубу. Крикнули, чтоб зашел. Через минуту он был у нас. В бушлате с блестящими пуговицами, в валенках, давно не бритый.
— Стакан нальем, — пообещал Валера.
Вася с готовностью закивал и побежал...
Прошел час, не меньше...
— Ну и сука же он, — сказал Валера.
И мы принялись играть в карты.
А тут звонок. Длинный, противный. Я сразу почувствовал недоброе.
Пришел начальник.
Валера завел жалостливо:
— Заплачу за квартиру, заплачу.
Начальник сосковородил скорбь на лице и сказал:
— Васю убило.
— Как? — завопили мы. — Мы его только что за водкой послали!
Начальник долдонит:
— Сосулькой кокнуло.
Тут до нас стало доходить.
— Плакали денежки!
— Ребята, — говорит начальник, — надо Васю похоронить. Близких у него нет. Только с вами он выпивал…
— Еще чего! Пусть за государственный счет хоронят, — сказал Мишка. — Он и так нам остался должен. Кстати, в карманах у него не шарили? Там наши кровные должны быть…
— Жалко Васю, — пустил слезу начальник. — Сколько лет в конторе работал. Надо в последний путь... По-людски… Я вам денег дам. А в придачу… — начальник задумался, — позволю из Васиной комнаты взять что понравится.
Спустились в подвал, где жил Вася. Там — два хлипких стула. И больше ничего. Но Валерка в них вцепился.
— Французским гобеленом, — говорит, — обиты.
А Мишка задумчиво по сторонам смотрит:
— Не может быть, чтоб у него выпить не было. Обязательно где-нибудь заначка.
Стали искать. Найти не можем. Совсем отчаялись, когда я в туалет заглянул. Стоит бутыль литра на два и корочки в ней плавают.
— На мандарине настаивал, — определил Мишка.
Наполнили стаканы. Только спиртным это пойло и не пахло. На валерьянку похоже. Сердечником он, что ли, был, этот Вася?
На другой день начальник выделил грузовик — на нем песок возили и рассыпали, чтоб не скользко ходить. Сам сел в кабину, нас посадил в кузов.
Запашок в морге — нашатырем не перешибешь. А Вася лежит посреди зала в детском гробике. Ножки сложены крест-накрест, чтоб поместились. В том же прикиде, что и всегда: пуговицы на бушлате торжественно блестят. Небрит еще больше. В голове дыра, не зашпаклевали гады-врачи. Мишка в нее глянул и говорит:
— Сосулька, которой его прибило, не растаяла. Понятно: в холодильнике ведь лежал.
Начальник произнес прощальное слово:
— Ты прости нас, Вася. Откуда взять деньги? Вот и сколотили гроб сами.
Подняли гроб, тут и хлынуло у Васи из ушей и ноздрей: сосулька таять начала. Валерка отскочил, гроб бросил. Вася вывалился.
Сбежались служители.
— Какого хрена! — кричат. — Мы его два часа в этот ящик заталкивали! Теперь сами мучайтесь.
С грехом пополам запихнули, только ноги не крест-накрест сложили, а в коленях согнули.
На кладбище та же история: раз никто не платит, могильщики могилку вырыли — пять копеек в ней не зароешь. Пришлось нам ломами и лопатами долбить.
Сбросили гроб в могилу. Начальник не отстает:
— А закопать?
Когда зарыли, каждому сунул по червонцу в зубы.
Поминали у Валеры. А потом спустились в Васину комнату и по стакану из его бутыли приняли. Чтоб нервы успокоить.
