— Почему вы решили взяться за это дело?
— Я взялась, потому что меня возмутил приговор Сергею Цеповязу, которого за укрывательство массового убийства приговорили к штрафу в 150 тысяч рублей. Мне, как юристу, было понятно, почему судья по Цеповязу вынесла такое решение. В рамках того обвинения, которое ему было предъявлено, судья поступила совершенно грамотно. Но вот почему этому человеку предъявлено такое обвинение — с этим надо разбираться было отдельно.
— Участницам группы Pussy Riot за «панк-молебен» в храме Христа Спасителя дали два года колонии общего режима, а Цеповязу за укрывательство — 150 тысяч рублей штрафа.
— Я не сравниваю эти два приговора. В деле Pussy Riot есть определенная подоплека. Здесь можно говорить о странном судебном решении. А вот в ситуации с Кущёвской говорить о политической воле было бы странно. Сейчас, когда я начала знакомиться с материалами дела, мне становится это понятно.
Основная мысль, наверное, уже ясна всем: банда Цапков не жила и не существовала сама по себе. Она была четко встроена в систему. Это была карательная система, которая наказывала за неповиновение. И семья Аметовых была подвержена такой каре за неповиновение воле не только Цапка, а тех, кто за Цапком стоял. А за ним стояло огромное количество людей, которые были в курсе, понимали, знали и способствовали.
Сейчас складывается ситуация, когда потерпевшие не удовлетворены ведением следствия, не удовлетворены тем, что большая часть банды осталась на свободе, что люди, которые покрывали эту банду на протяжении многих лет, не понесли никакого наказания. И при такой неудовлетворенности потерпевших в таком кровавом деле мне просто было тяжело морально. Я понимала, что завтра эти бандиты могут прийти в мой дом. Я просто не смогла остаться в стороне. А учитывая, что я веду дела по экономическим преступлениям, я в общем-то неплохо оплачиваемый адвокат. Я не богатый человек, но мне хватает на то, чтобы я могла какую-то часть времени посвятить благородному делу. Да, в каких-то удовольствиях я себе отказала, в отдыхе, например, в занятиях спортом. Я считаю, что мотивы достижения справедливости, правды, совести, любви — самые мощные порывы в человеке. И если кто-то думает, что эти мотивы недостаточны, мне просто жалко этих людей. Я вообще в жизни никогда не работала ради денег. Поэтому, наверное, я счастлива в профессии.
— Вы не боитесь за свою жизнь?
— У адвоката, который занимается чем-то серьезным, чувство страха давно атрофировалось.
— Кубанские адвокаты не захотели участвовать в этом процессе?
— Вполне возможно, что у кубанских адвокатов больше оснований бояться, чем у меня. Я не могу судить. Мне было странно, что в течение двух лет по такому делу потерпевшие были без юридической помощи, без адвокатов.
— С чем это связано?
— Во-первых, они не обеспеченные люди и не могут пригласить в такое тяжелое дело платного адвоката. Судя по количеству томов, очень мало кто может себе позволить в таком деле защиту. Это просто дорого. 477 томов — это десятки тысяч долларов могут быть. У них таких денег нет. Я считаю себя адвокатом еще старой закалки, я училась у тех людей, которые работали еще за правду. Как правило, реакция адвокатского сообщества на такие шумные, резонансные дела всегда была однозначной. Люди приходили и защищали бесплатно. Одни адвокаты эти процессы использовали, чтобы сделать себе практику. Другие — чтобы поднять свой престиж. Но в любом случае по шумным делам у нас потерпевшие или обвиняемые никогда не оставались без защиты, даже если у них не было денег.
— Почему, на ваш взгляд, обвиняемые настояли, чтобы их дело рассматривала коллегия присяжных?
— Мне многое не понятно в их поступках, потому что я еще не видела материалы дела. Я не знаю, какая логика у защиты обвиняемых. У них наверняка уже есть построенные позиции, которые согласованы между собой. Может, есть какая-то надежда. Вообще-то суд присяжных — это справедливое решение. Почему нет? Я — за достижение справедливости даже в отношении самых страшных преступников. Я, например, не возражала против приобщения к делу справок о состоянии здоровья обвиняемых. Казалось бы, мы должны желать, чтобы они там все сдохли в тюрьме, но я считаю, что по состоянию здоровья, если ему что-то положено, пусть этот человек и получит положенное. То есть закон должен соблюдаться для всех.
— Как выглядели обвиняемые на скамье подсудимых?
— Они, конечно, в плохом эмоциональном состоянии. Некоторые из них достаточно упитанны, некоторые выглядят исхудавшими. Я знаю определенные психотипы, так что могу сказать, что все обвиняемые находятся, конечно же, в ситуации тяжелейшего нервного срыва. Но, честно говоря, мне не было приятно наблюдать долго за их лицами. Мне они как персонажи внутренне не интересны. Когда-то давно, после института, я даже научную работу писала по психологии убийства. Мне не интересна их психология, она слишком для меня проста.
— Сообщалось, что защита потерпевших попросила выделить на ознакомление с материалами дела не меньше 10 месяцев, потом срок увеличился до 2 лет.
— Материалы дела — 477 томов по 250 листов. Нам дали на ознакомление 22 рабочих дня. При
— Вам кто-нибудь помогает из коллег?
— Пока вызвались два парня-адвоката из Санкт-Петербурга. Мы надеемся, что кто-то подтянется еще.
— Угрозы в ваш адрес не поступали?
— Угрожать мне бесполезно, меня надо сразу убивать. Нет, мне не угрожали, если это случится — об этом будут знать все и сразу.
— А охрана вам никакая не положена?
— Адвокаты у нас в стране вообще самые незащищенные существа. Для адвокатов не предусмотрен даже декретный отпуск.
— На ваш взгляд, сколько будет длиться суд?
— Я думаю, что будет очень долгий процесс — год как минимум. Очень большой объем материалов дела. Даже вчера, на процедурной, технической стадии, на установление личности подсудимых ушел целый час.
Напоминаем, очередное слушание по резонансному делу состоится 20 сентября.
