Народная артистка цыганской ССР

Светлана Тома: «В моей жизни были мужчины, достойные мужчины. Но король один»

Её называют актрисой одной роли. Да, цыганка Рада из табора, который уходит в небо, была хороша, что уж говорить. Еще и обнажилась в конце. Но разве в этом дело! Светлана Тома до сих пор не скрывает, что все ее победы в кино (или одна победа, но какая!) связаны с режиссером Эмилем Лотяну. Ее режиссером. Ее главным мужчиной в жизни. Он слепил Тома, словно свою Галатею, и любовался ею на экране и в жизни. А потом сменил одну Галатею на другую, и Светлана Тома ушла в никуда. Так бывает.

Но разве не любопытна она сама по себе, без Лотяну? Замечательная актриса, отмечая свой юбилей, попытается рассказать нам свою жизнь. Честно и без прикрас. А по-другому у нее просто не получится.

Светлана Тома: «В моей жизни были мужчины, достойные мужчины. Но король один»
«Фильм «Табор уходит в небо» остался и останется в истории мирового кино, и я к этому имею непосредственное отношение. Согласитесь, это кое-что значит». Фото из личного архива.

«Комсомолка, спортсменка...»

— Светлана, вы в Москву когда в первый раз приехали?

— Мне было 15 лет, и как отличницу, одну из лучших учениц Молдавии, меня взяли в делегацию школьников. Нас сразу привезли на ВДНХ, у меня даже фотография есть. Это и было первое впечатление. Ну а потом Красная площадь, Мавзолей Ленина... Я все помню — даже дорогу в Москву, поезд, нашу компанию. Это одна из первых самостоятельных поездок, я же очень домашним ребенком была.

— Ну и что, сбылась мечта — вы попали в сказку?

— Нет, я бы не сказала, врать не буду. Да, было неожиданно, что я вошла в эту группу. К тому же я спортсменка, комсомолка...

— А главное — красавица!

— По поводу красавицы не знаю, но спортсменка — это правда. Моя любовь — баскетбол. Через много лет, уже здесь, в Москве, я долгое время жила на Речном вокзале, и там, рядом со школой, была баскетбольная площадка...

Народная артистка цыганской ССР

Народная артистка цыганской ССР

Смотрите фотогалерею по теме

— Ну а тогда, в юности, вы в столице пробыли...

— Неделю. А потом Москва появилась в моей жизни, когда я начала сниматься. Но опять же для той девочки 15-летней это не было откровением. Мамины сестры жили в Румынии, в Бельгии. Когда умер Сталин, открыли границы, и уже стало можно признаться, что за рубежом есть родные. И вот мы с мамой стали выезжать.

— То есть мир уже повидать успели?

— Для меня совсем родным был Бухарест, который я очень хорошо знала. Это очень красивый город. Но румынский я не знала, и, когда приезжала к своим тетушкам, мы говорили только по-русски. А сегодня моя любовь — Москва. Я считаю, что живу в лучшем городе мира, хотя побывала в огромном количестве стран. Где я только не была, особенно после «Табора»! Но для меня лучше Москвы города нет. Город, в котором я живу, работаю; город, который подарил мне многих дорогих моему сердцу людей; город, в котором чувствуешь пульс времени... Вот, скажем, недавно я закончила сниматься у режиссера Веры Сторожевой. Я ей благодарна за то, что она увидела меня в роли, для меня совершенно необычной.

— А до этого последний раз когда вы снимались?

— До этого... У меня очень давно не было большого проекта — все как-то по мелочам. Ну, разве что «Бедная Настя». Но сколько уже лет с тех пор прошло! Понимаете, у меня, кроме этой профессии, ничего нет. Считается, что своей профессией человек должен зарабатывать на жизнь. Но как соединить заработок и невероятную жажду творческого процесса? Чтобы на первом месте были не деньги, без которых тоже не проживешь, но радость от того, чем ты занимаешься. И, естественно, от результата. Это очень сложно. Артисты зависимы, и это не новость. А еще... У нас практически нет ролей для актрис моего возраста.

— Но вы же женщина без возраста. Кстати, благодаря такой фактуре вы могли бы играть протяженные возрастные роли — ну там от 25 и до...

— От 25? Ну, вы загнули! Вы говорите о роли в саге? Ваши слова да Богу в уши.

«Он казался мне взрослым дядей»

— Вы знаете, есть такая актриса Ольга Яковлева. Она была актрисой Эфроса, и в какой бы театр он ни приходил — там она становилась № 1. Конечно, вызывала этим неудовольствие у коллег. И когда Эфрос ушел из жизни, Яковлева будто перестала существовать. Слава богу, что Олег Табаков сейчас ее не забывает. У вас с Эмилем Лотяну та же история?

— Конечно. Чтобы в работе что-то получилось, нужно невероятное совпадение — в мироощущении, в отношении к жизни, в эмоциях. Вы сказали об Эфросе и Яковлевой. Я не хочу проводить аналогий, но были еще Феллини и Мазина, Висконти и Моника Витти... Понимаете, когда ты в руках талантливого человека, ты превращаешься вдруг, сама того не подозревая, в талантливый инструмент, с помощью которого мастер извлекает из тебя какие-то невероятные звуки.

«Несмотря на пройденное и пережитое, сегодня я могу не лукавя сказать, что счастлива».

— Но для этого режиссеру нужно полностью отдаться. В творческом смысле.

— Только так — только бесконечная вера, обоюдная, навстречу друг другу. И только в этом случае можно создать что-то значимое. А вообще я противная: если мне человек не понравился, я с ним не общаюсь. Не могу.

— То есть в жизни вы Лотяну настолько доверяли, что в чем-то даже и покорялись? Были для него Галатеей, которую он вылепил?

— Я ему бесконечно доверяла. Я попала к нему девочкой — начнем с этого. Мне еще и 18 не исполнилось, а Эмилю было 29. Он мне казался взрослым дядей.

— Как в истории: «Девочка, хочешь сниматься в кино?..»

— Но я-то не хотела! Для меня это был совершенно другой мир. Действительно, я стояла на остановке, и меня увидел помощник Лотяну, спросил, хочу ли я сниматься в кино. А через десять минут подошел Эмиль. А семья у нас строгих правил, поэтому Лотяну и директору киностудии пришлось долго уговаривать моих родителей и тетушек разрешить мне сниматься в кино. Это был мой первый фильм — «Красные поляны», за который я получила на Всесоюзном кинофестивале первый в жизни приз — за лучший дебют.

— И вы ему сразу поверили? А как же «плохая девочка»?

— Это теперь я стала «плохой», то есть недоверчивой. А раньше я была открыта миру. И так — до начала 90-х. Потом пошли тяжелейшие годы. У меня не было ролей, я вообще не снималась, работала совсем не по профессии. Боже мой, я сдавала комнаты, должна была заработать хоть какие-то копейки!..

— Комнаты?

— Я устроилась в фирме. По знакомству, не просто так. Показывала комнаты — за это должны были платить по 20 рублей за одну, которые не всегда давали, кстати, а мне было неудобно напоминать. А если комната сдавалась, то я получала свои 20 долларов. Если платили, я была такая счастливая! Моя дочь была студенткой, зять — тоже учился, у них родилась Маша, моя внучка, моя радость, мое счастье, которой сегодня 20 лет. Я понимала, что должна что-то делать. И моя работа просто спасла нас. Ну, хотя бы еда была в доме.

— У вас не возникло тогда желания уехать из страны? Хотя бы в ту же Румынию.

— Нет, ну что вы! Уж если ехать, то не в Румынию. Я могла уехать, скажу вам честно. Даже кое-что предпринимала. Я даже прожила три недели в Германии. А потом я оттуда удрала — поняла, что погорячилась. Я же не могла жить без дочери и без внучки. Когда я приехала на Белорусский вокзал — грязный, замызганный, заплеванный, он показался мне самым прекрасным на свете. А ведь здесь у меня не было ни работы, ничего. Но я не смогла там жить. Кстати, Эмиль Владимирович тоже в Америке прожил год — и не смог там остаться, вернулся. Это тоже были 90-е. ...Он умер 8 лет назад. В последние годы жизни судьба приготовила ему тяжкие испытания. Природа щедро наградила его умом, талантом, романтическим восприятием мира. В молодости он был хорош собой. У него был потрясающий язык. Он говорил с акцентом, но так образно, точно, красиво! Так хорошо начиналась его профессиональная жизнь: он набирал, набирал, стал режиссером с мировым именем — и после такого взлета начались годы беспросветного творческого простоя. Такое было ощущение, что ему все перекрыли. Кинематографический мир здесь, в Москве, как-то странно воспринимал его, до конца он так и не стал своим. У него было несколько сценариев, но ни с одним из них он не смог запуститься. Денег не было. Наконец он написал сценарий под названием «Яр», выиграл конкурс правительства Москвы на лучший сценарий, получил грант, запустился, нашел актрису — девочку-героиню из Словении, нашел натуру в разных странах. Уже подтягивались какие-то деньги... И умер просто на лету. Полетел в командировку в Болгарию, в софийском аэропорту ему стало плохо, его посадили в самолет на Москву. А через неделю его не стало.

— Как можно назвать ваши отношения? Это же не просто режиссер и актриса — это больше. Вижу, вы его до сих пор любите.

— Он определил мою жизнь, то, что я есть сегодня. Да, жизнь мне дали родители. Семья, атмосфера там, — конечно, все очень важно. А этот человек подхватил и повел меня дальше. Запустил на некую орбиту, на которой теперь я нахожусь. Сама я даже не верила, что смогу сыграть Раду в «Таборе». Ведь такая роль, характер, да еще и цыганка! Но он верил в меня как никто.

«Любовь — как же затерли это слово! Но другого, к сожалению, не придумали. Я даже не знаю, каким словом определить отношения, сложившиеся у нас с Лотяну. Там было все, понимаете?». Фото из личного архива.

«Эй, директор, где Рада?!»

— И получился успех.

— Ну, разве это успех? Совсем не то слово. Это было цунами, которое обрушилось на меня. Не в том смысле, что я ходила по улице, меня узнавали, бросались, автографы... Нет, меня никто не узнавал. Девочка с хвостиками, бледная, в очках. Ну кому могло прийти в голову, что это цыганка Рада? Даже кинематографисты не узнавали. Такое вот перевоплощение.

— Но вы же тогда стали «народной артисткой Цыганской ССР». Цыгане же вас считали своей.

— Это отдельная история, с которой мне пришлось бороться. Цыгане меня тоже не узнавали.

— Но разве цыганская почта не доносила, что это вы?

— Ничего подобного, все сказки. В Харькове у меня была творческая встреча со зрителями, я вышла на сцену, а в зале одни цыгане сидят или возлежат между рядами, как древние греки. Они просто выкупили весь зал. Вот я вышла — они решили, что это какая-то девочка, которая сейчас что-то объявит или уберет лишний стул со сцены. А я: «Здравствуйте, начинаем нашу встречу». И цыгане начали кричать: «Эй, директор, где Рада?!» Я их понимаю: они же пришли и хотели посмотреть эту красотку живьем. Но после «Табора» мне стали предлагать играть только цыганок. Честно скажу, я испугалась. Когда меня на каких-то форумах представляли: «главная цыганка страны» — для меня это было ужасно. И тогда я начала сниматься в бытовых ролях. Сломала стереотип, но прорывов не было. Я ждала хороших ролей, как ждут принца, которого нет.

— Потому что у вас в жизни был король.

— Да, король. Мне очень повезло. Наверное, так все сложилось, когда я еще в утробе у мамы была. Это судьбой мне было предназначено: встретить Эмиля Лотяну.

— Но в вашей жизни был еще и Олег Лачин, отец вашей дочери Ирины.

— Мой сокурсник, мы учились вместе. Потом жизнь нас свела. Но вскоре после рождения дочери он трагически погиб. Да, в моей жизни были мужчины, достойные мужчины. Но король один.

— И любовь одна?

— Любовь — как же затерли это слово! Но другого, к сожалению, не придумали. Я даже не знаю, каким словом определить отношения, сложившиеся у нас с Лотяну. Там было все, понимаете? Он относился ко мне, как к своему ребенку. И как к возлюбленной. Я всегда думала о том, чтобы его не разочаровать. Его нет уже 8 лет, но я хочу, чтоб он, как и мои родители, не краснел за меня. Может, это звучит пафосно?

«Секс-звезда-совецка»

— Ни в коем случае. Но давайте уйдем от пафоса. После того как Лотяну обнажил вашу Раду (ну и вас, соответственно) топлес, вас на Западе называли «секс-звезда-совецка». Вам это было приятно?

— С одной стороны — приятно, конечно, хотя мне, советскому человеку, все это было малопонятно. Но мне было все равно. Ноль эмоций, я клянусь вам. Я приезжала в другие страны — и сколько там было плакатов с моим лицом! По всему миру! Но не это для меня было важно — мне просто нравилось путешествовать. После «Табора» три года подряд я только и делала, что ездила из страны в страну: Африка, Америка, Европа, Азия... Шли 70-е годы, но мне доверяли, я же была правильная. Хотя, помню, когда впервые выехала в Испанию, на Международный кинофестиваль в Сан-Себастьян, в 1976 году, меня вызвали в органы, дали соответствующую инструкцию. Мне даже страшно было. Потом уже стали одну отпускать, без сопровождения. Я изменилась во многом благодаря путешествиям — ведь, открывая мир, ты открываешь себя.

— А разве недоброжелатели не использовали в своих целях ваши отношения с Лотяну? У нас же тогда не любили, когда люди жили вместе, но без росписи в загсе?

— Нет, никто не использовал. Другое дело, что он сам стал невыездным: в 60-е годы в Молдавии были студенческие волнения по поводу латиницы. Эмиль вообще был очень пассионарной личностью.

— Националист?

— Нет. Но, если б он сейчас был жив, обязательно пошел бы на Болотную площадь и проспект Сахарова. В первых рядах! А тогда в Молдавии его сразу занесли в черные списки. И вот мы должны лететь в Сан-Себастьян, я в аэропорту стою, жду, а его нет. Уже посадку объявили. Подхожу к министру кинематографии Молдавии — он хороший был дядька, но, к сожалению, от него ничего не зависело. Я ему: «Иван Ефремович, а где же Эмиль Владимирович?» «А он не полетит», — отвечает министр. У меня был шок... Знаете, для Эмиля идеалом женской красоты была французская актриса Мишель Морган, в его доме висела большая ее фотография. Когда он впервые пригласил меня в свою маленькую однокомнатную квартирку в Кишиневе, я увидела этот портрет и подумала: наверное, его жена. А он мне: «Ты знаешь, кто это?» Ну как я, 17-летняя девчонка, могла знать? А он говорит: «Великая французская актриса Мишель Морган». Он всегда говорил о ней. И вот, когда на торжественной церемонии закрытия фестиваля в Сан-Себастьяне я стояла на сцене, держа в руках Гран-при за лучший фильм и сожалея, что его нет рядом, думала: «Ну, может быть, я хоть на чуть-чуть приблизилась к Мишель Морган».

— Давайте все-таки вернемся к обнаженной натуре. Народу это нравится.

— А вы знаете, что из-за этой обнаженной натуры поначалу запретили премьеру «Табора» в кинотеатре «Россия»? Фильм посмотрел кто-то из инструкторов райкома партии, увидел меня голой по пояс — и сразу: «Что за разврат?! Вырезать эту сцену!» Но не на того напали. Эмиль сказал: «Вырезать я ничего не буду. Пускай отменяют премьеру». Он добился того, чтобы фильм посмотрел первый секретарь Московского горкома Гришин. Тот посмотрел — фильм ему страшно понравился, он был просто в восторге. И премьера состоялась.

— Может, в вашей жизни был лишь один такой пик, как «Табор уходит в небо», потому что вы слишком принципиальная и для вас творчество важнее мелькания и денег?

— Слишком все сложно. А фильм «Табор уходит в небо» остался и останется в истории мирового кино, и я к этому имею непосредственное отношение. Согласитесь, это кое-что значит. У меня более 60 фильмов, я снималась у замечательных режиссеров. Вне профессии люблю побыть одна и предпочту одиночество шумной компании. Жизнь надо прожить так... Ой, это не значит, что я прощаюсь с жизнью. (Смеется.) Я очень хочу жить... Я получила очень грустную весть: ушел из жизни мой сокурсник. Он жил в Израиле. Другой мой сокурсник лежит с инсультом. Это такой ужас! А я почему-то не ощущаю свой возраст. Слава богу, есть силы, здоровье, энергия. Но смотришь вокруг: этот ушел, тот... Это сигналы. И как жить с такими сигналами и с ощущением себя?.. Ведь каждый думает, что он бессмертен, что его это не коснется. Поэтому я прошу у Бога умереть в один момент. Вот так: р-раз... Это было бы самой большой наградой за прожитую жизнь. Я так считаю. Несмотря на пройденное и пережитое, сегодня я могу не лукавя сказать, что счастлива.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру