Приют открыли знаменитые «Отказники» — так в просторечии называют фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
Сейчас в приюте живут четыре мамы и четыре малыша — два мальчика и две девочки. Трое будут жить здесь неопределенное время — еще по полгода точно. А вот четвертая мама — Аня — здесь, как говорят, «проездом». Ее с новорожденным ребенком не пустили в общежитие собственного вуза. Сейчас она сидит в комнате перед ноутбуком — 16 февраля у нее госэкзамен, после которого она уедет домой.
А на кухне сейчас Динара — маленькая женщина-цветок с нежным восточным лицом. Она пытается накормить полезными каплями толстощекую Октябрину. Четырехмесячная Октябрина пускает пузыри и брыкается. Динара тихонько рассказывает:
— Я лежала в роддоме и понимала, что мне некуда идти. Совсем. О моей беременности знала подруга, и она часто говорила: будешь со мной потом жить. Я на это очень рассчитывала, но неожиданно ее муж стал очень против. Дочка родилась с пониженным гемоглобином. Ее оставили в больнице. А мне врач сказал: «Ищите, куда идти с ребенком. Если не найдете, мы не можем ее вам отдать...»
Идти ей было некуда. Она родилась в Омске, и с 13 лет жила с бабушкой — мама однажды просто ушла из дома, бросила ее. Потом Динара уехала работать в Москву. Здесь она узнала, что дом бабушки сгорел, а в том доме, откуда когда-то ушла ее мать, живут чужие люди. Услышав эту историю, врачи посоветовали девушке обратиться в соцзащиту.
— И вы не испугались этих чужих тетенек, которым надо было все это рассказывать?
— А я тогда ничего не боялась, — улыбается она.
И в соцзащите ей помогли — нашли приют «Теплый дом».
— Это такая радость, что я сюда попала. Все время, что я ходила беременная, я нервничала, плакала, не было радости в жизни. Все думала каждый день: куда же мне потом? Что делать? Работала до последнего. У меня даже ничего для ребенка не было. Совершенно ничего — ни распашонки, ни пеленки. А тут мне все приготовили!
Пока Динара это говорит, она переодевает дочку из одной кофточки в другую, надевает на ее крохотные пятки новенькие носочки.
— Да, — довольно улыбаясь, подтверждает психолог Таня Арчакова, — к моменту выписки наш волонтер приехала к роддому на машине со всем приданым и встретила их, как полагается встречать всех молодых мам!
Таня — сама молодая мама, у нее своих двое. Она приезжает сюда на волонтерских началах в качестве детского психолога: показывает развивающие игры, отвечает на самые разные вопросы. У всех женщин в приюте этот малыш — первый.
— Динара, а вы как долго планируете тут жить?
— Ну, надо, конечно, ехать домой, добиваться своих прав, — задумчиво говорит Динара. — Но не знаю когда.
— Мамы подписывают договор обычно на год, — говорит Мария Доброславская, волонтер программы по предотвращению отказов и пресс-секретарь «Отказников». — Этого времени, как правило, хватает, чтобы мама встала на ноги и решила основные проблемы. Малыш подрастает, и с ним уже можно куда-то ехать. А кому-то хватает и полугода. Динаре надо ехать домой заниматься в первую очередь пособиями, а потом вставать на очередь на получение жилья. Кстати, чем важен и хорош приют: тут есть возможность оформлять детские пособия, свидетельство о рождении, получать медицинское обслуживание. Эти вещи самые важные для начала. А разобравшись с ними, можно уже заниматься остальн ым. Ей уже нашли в Омске волонтера — землячку Динары. И она будет ей помогать, когда Динара сможет поехать на родину. Но пока ей ехать никуда вообще нельзя — Октябрина до сих пор «догоняет железо»: принимает лекарства...
По словам Марии, в какой-то момент девушкам самим становится скучно сидеть в приюте, они начинают искать работу — Интернет-то в доме есть.
— В Королеве мы смогли организовать бесплатное обучение наших девушек маникюру, — говорит Мария. — Вот Ирина получила уже две корочки-диплома — теперь она специалист по маникюру-педикюру и наращиванию ногтей.
Сама Ирина услышала о приюте «Теплый дом» от психолога в роддоме:
— Но сначала мне отказали в двух московских государственных приютах, — она склоняется над дочкой Элиной, которая возится в большом манеже. — Там брали только с московской пропиской и российским гражданством. И с моим молдавским паспортом меня туда не брали. Если бы не «Теплый дом», мне пришлось бы писать отказ...
— Позицию этих приютов можно понять, — дипломатично объясняет Таня. — Они и были созданы московским Департаментом социальной политики для москвичей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. И если они будут брать туда иностранцев, это будет нецелевое использование выделенных денег. Но в сложные ситуации попадают не только москвичи. Даже наоборот. Москвичке с ребенком все же чаще всего есть куда идти. А нероссиянкам очень сложно получить помощь...
Нет российского паспорта и у Альбины.
— У нее очень сложная ситуация с семьей, — говорит Мария. — Возвращение на родину для нее в принципе невозможно. А на наш приют вышла ее подруга, она и позвонила.
— А сколько мам уже решили свои проблемы и уехали?
— «Выпускниц» у нас трое, — говорит Таня. — Из них одна вернулась в Узбекистан, одна — в Молдову, одна россиянка. А одной девушке — Маше («МК» писал про нее, когда мы поднимали тему выпускников детских домов, которых государство оставило без жилья. — Авт.) мы добились получения дома в Нижнем Новгороде...
* * *
«Теплый дом» — это один из самых свежих проектов фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Сначала они занимались непосредственно отказными детьми в больницах. Потом занялись семейным устройством. А потом решили начать проект по предотвращению попадания детей в систему — профилактике отказов от новорожденных. И выяснилось, что «отказницы» — это зачастую совершенно обычные женщины, которые просто оказались в безвыходной, неразрешимой самостоятельно ситуации.
— И как только мы решили открыть этот проект, сразу появились мамы, — вспоминает Мария. — И встал вопрос — куда их деть? Сначала мы устраивали их по чужим площадкам — в Подмосковье есть три государственных приюта, в которых достаточно временной регистрации, и несколько негосударственных. Так девушек удавалось устроить на пару месяцев. А потом — 10 февраля был ровно год — мы сняли этот дом специально для мам с новорожденными детьми после роддома, которым некуда идти.
— А много вообще отказов? Это число растет, падает или постоянно?
— Оно стабильно, — говорит Таня. — Это число может снижаться только за счет общего снижения числа рождаемости и населения.
— А вот интересно было бы знать статистику по причинам отказов! — подхватывает Маша. — Но роддом этим заниматься не будет. Они все в одну графу пишут — «отказ по социальным причинам». А там и нищета, и жилищные условия — все вместе. Но что можно сразу сказать — это то, что отказов всегда было меньше изъятий. Цифра изъятий из семьи постоянно растет. Один из наших проектов называется «Помощь семьям в кризисной ситуации» — это вот чтобы как раз не довести до этой ситуации. Социальные службы обязуют неблагополучных родителей очень многим вещам — устроиться на работу, закодироваться, оформить какие-то документы, сделать ремонт. А у таких родителей часто присутствует такая русская социальная позиция — накрыть голову одеялом, спрятаться ото всех этих повесток, обязательств: авось рассосется. А ситуация все ухудшается, и дело доходит до изъятия ребенка, потому что мать просто ничего не делает, чтобы этого избежать. И там достаточно просто подтолкнуть, провести за руку по кабинетам, помочь с оформлением документов.
А есть еще проект «Посылка в помощь», когда семья живет далеко и курировать ее сложно. Там бывает натуральная нищета — чем дальше от Москвы, тем страшнее. И люди шлют посылки с продуктами — консервы, сахар, макароны. Это несложно, а удается помочь семье не оказаться в ситуации, когда детей просто нечем кормить. И это — тоже профилактика отказов, в той или иной степени!
— А как вы сотрудничаете с роддомами?
— Вот Динара встретила удивительно человеческое отношение в роддоме. И она в результате использовала все возможные шансы. Но обычно врачи уговаривают отказаться от ребенка. К сожалению... По идее, им самим сложно возиться с отказными детьми, они должны работать против отказов. Но такое бывает нечасто, чтобы врачи сами помогали оставить ребенка, подсказывали какие-то варианты, выходили на приюты. И, видя такую ситуацию, мы в 2010 году при помощи гранта от Фонда поддержки детей в трудной жизненной ситуации заключили договор с роддомом Королева. И за один тот год было 8 звонков от их психолога, и в 6 случаях удалось предотвратить отказ!
— В роддоме сразу видят неблагополучных мам, — говорит Таня. — И более-менее догадываются, кто может отказаться. С согласия такой матери врачи звонят нам, и туда выезжает наш психолог...
Кроме мам-иногородних, которым проcто не к кому и некуда вернуться с новорожденным, есть еще и мамы благополучные, у которых родился малыш с какими-либо особенностями развития.
— Да, большой процент отказов от детей с патологиями, — говорит Мария. — Семья давит, если, к примеру, родился ребенок с синдромом Дауна, а мама молодая и не может сопротивляться давлению бабушки. А врачи же в роддоме часто не объясняют — что и где можно бесплатно прооперировать, какая возможна реабилитация.
— Однажды психолог нашего фонда поехала в палату, где было 8 рожениц с ВИЧ, — вспоминает Таня. — Ну, там роддом такой был... И многие из них узнали диагноз ВИЧ одновременно с подтверждением беременности. А это огромный стресс! Тут о себе думаешь, свой кризис переживаешь, не до ребенка. И все восемь хотели отказываться. Безграмотность жуткая. Они все считали, что ребенок умрет через пару дней, но сначала всех заразит, и потом все умрут. И психолог им буквально повезла стопку распечаток из Интернета со всей информацией. И этого было достаточно! Одна мама, помню, после этого ликбеза быстро устроилась на работу, нашла ребенку няню, и все у нее потом было хорошо. Так что помощь бывает разная — кому жильем, кому информацией.
— И так ведь со всеми заболеваниями можно консультировать?
— Да. Если отказываются от ребенка по причине патологий, мы можем организовать консультацию специалиста. Население неграмотное: одна бабушка настаивала на том, что ребенок с синдромом Дауна умрет в 4 года. Мы организовали встречу с фондом «Даунсайд ап», сейчас ребенок растет в семье.
* * *
А тем временем жизнь в приюте неспешно идет своим чередом, подчиненная желаниям и настроениям четырех малышей. Потрескивает радионяня со второго этажа — там спят дети, мамы готовят еду, Альбина — старшая по приюту — просматривает в Интернете вакансии.
Маша проводит меня по дому и мимоходом показывает мне дверь и несколько кашпо, оформленных в технике декупаж. Ну знаете — когда специальным клеем на поверхность приклеивается картинка, и потом кажется, что она нарисована. Вот я так не умею, а девчонки теперь умеют — к ним специально приезжал волонтер фонда показывать мастер-класс. Другой ведет кулинарные курсы и учит домоводству.
Они такие простые и обычные — эти молодые мамы. И тревоги у них такие хорошие — хочет ли малыш кушать, или это он спать хочет и поэтому капризничает? А не описался ли? А где наши первые зубы?
И я нарочно не спрашивала их ни о чем, что было в их жизни плохого, — а там было предательство, отчаяние, горе. Полной мерой. Больше, чем может выдержать женщина. Это все было. А теперь все будет хорошо.
