Автобус из Рязани останавливается прямо напротив храма Успения Пресвятой Богородицы. Здание из красного кирпича возвышается посреди снежной пустыни, будто маяк. На белоснежном, недавно оштукатуренном восьмерике сверкает маковка купола. Парит в облаках позолоченный крест.
Сложно поверить, что еще два десятка лет назад здесь были развалины. Крыша обвалилась, «вымытые» дождями стены, будто ковром, обросли травой и мхом. Насквозь проржавевший остов купола, как скелет, лишенный мускулов, из последних сил держал покосившийся крест.
Окна были заложены кирпичами, двери забиты досками.
С Верой Васильевной мы перебираем пожелтевшие фотографии в бревенчатой избушке. Той самой, на которую они с сестрой променяли уютные московские квартиры.
— Чего только не пришлось пережить нашему храму, пока под его сводами опять не начали гореть свечи и раздаваться псалмы. Сразу после 1937 года здесь оборудовали народный театр. И представляете, какое кощунство — сцену устроили прямо в алтаре. Потом храм превратили в мельницу, в зернохранилище, в склад минеральных удобрений.
Удобства на улице, две небольшие комнатенки, одна из которых заменяет гостиную, прихожую, столовую и кухню. Но от вопросов о бытовых невзгодах и прежней жизни в столице Вера Васильевна старательно уходит. Будто и не слышит их вовсе.
— Вы лучше послушайте, что в храме в последние годы творилось. Руины приспособили под склад для механизаторов: после ливней там сушили ватные одеяла, а в алтаре обустроили отхожее место. Такая же разруха была и в сердцах людей. Когда мы с Зоей в начале
Всем смертям назло
Младшая из сестер Маркиных и сейчас не может объяснить, как она, бывшая кагэбэшница, закончившая Историко-архивный институт, пришла к вере.
— Это скорее она ко мне пришла: вера к Вере, — каламбурит пенсионерка. И смущенно добавляет: — Меня ведь Господь несколько раз спасал от смерти — будто заставлял одуматься, пересмотреть свою жизнь. А я и не понимала.
И только умирая на операционном столе от банального аппендицита, Вера Васильевна осознала, казалось бы, простую вещь — жизнь человеку дается не для себя. «Жить и творить нужно во славу Господню».
— Я вообще не должна была родиться. Моя семья жила очень бедно — родители с сестрой и братом ютились в
В июле
— Мы тогда поехали в Евпаторию забирать брата из санатория — он там лежал с костным туберкулезом. И маме чудом удалось взять билеты в обратный путь на последний поезд, который не разбомбили. Всех же ребят эвакуировали следующим составом, который взорвали.
В 15 лет она едва не умерла на свой день рождения.
— Брат за праздничным столом рассказывал анекдоты, я засмеялась и подавилась куском хлеба. Стала задыхаться, брат перевернул меня, начал бить по спине. Безуспешно. Помню, когда я уже теряла сознание, в голове все крутилась одна мысль — какая нелепая смерть. Если бы в последние минуты не подоспела фельдшер, живущая в соседней квартире, меня бы уже не было на свете.
Но лишь придя в себя после удаления аппендицита («оперировавший врач сказал, что еще бы несколько часов — и спасти меня было бы невозможно»), Вера Васильевна задумалась о смысле жизни.
А выйдя из больницы, она случайно наткнулась на объявление в газете: «Требуются добровольные помощники реставраторов для восстановления церквей».
Так Вера Васильевна пришла на работы в свой первый храм.
— Сперва мы восстанавливали храм Живоначальной Троицы в Листах — трудились даже по будням, приходили после работы и оставались до самой ночи, — вспоминает пенсионерка. — Потом наше общество взялось за реставрацию церкви Пресвятой Богородицы в Старом Симонове. Помню, я тогда рассказывала чуть ли не ежедневно сестре о своей реставрационной работе. Однажды Зоя обронила: «А в Остроухове-то нашу Успенскую заливает. И никому до нее дела нет...»
«Не шутят бабушки. Правда решили храм поднять...»
Было это в конце
Они продали все, что успели накопить за жизнь: дачу в 30 километрах от Москвы, нехитрые драгоценности. «Сперва хотели и квартиры продать, но потом рассудили, что сдавать их квартирантам будет выгоднее и разумнее. Времена были лихие, обманывали на каждом шагу».
Весть о том, что сестры-москвички приехали в Остроухово, чтобы восстанавливать храм, мигом разнеслась по крошечному селу, где и живет-то всего три сотни жителей.
«Странные они, эти москвичи, променяли комфортабельное жилье в городе на эту глушь», — крутили пальцем у виска местные жители. Кто за спиной, а кто и в открытую.
Одни называли их мечтательницами, другие — авантюристками, третьи — подвижницами, но в одном сходились все — ничего у пенсионерок Маркиных не выйдет. «Потужатся-потужатся, да и бросят!»
— Меня и сейчас-то некоторые называют чеканутой. Говорят: «Ну зачем тебе этот храм? Уже давно могла бы себе хоромы выстроить...» — говорит Вера Васильевна. — Я не обижаюсь.
Еще долго коренные жители Остроухова с недоумением смотрели на пенсионерок. Поверили лишь тогда, когда в село начали приезжать первые машины с кирпичом. Одна. Вторая. Третья...
— Помню, девчонки из администрации рассказывали, как председатель увидел те грузовики и застыл в недоумении: «А ведь не шутят бабушки. Действительно решили храм наш поднять...»
Но это было уже позднее, а сперва необходимо было очистить церковь от мусора, вывезти обвалившийся кирпич, «прополоть» заросшие травой стены.
Местные жители до сих пор вспоминают, как они каждое утро встречали Веру Васильевну за работой. «Идет согнувшись. Толкает перед собой груженную кирпичами тачку».
И так несколько лет подряд. В любую погоду. В одиночку.
«Зоя к физическому труду была не приспособлена, я на нее за это никогда не обижалась. А у меня к тому времени уже десять лет опыта за плечами было», — будто это само собой разумеющееся, объясняет женщина.
Однажды на стройплощадку заглянул председатель села, ныне уже покойный.
«Вера Васильевна, неужели вы все это вручную собираетесь расчищать? Давайте я трактор пригоню, мигом управимся», — предложил мужчина.
«Что вы, Александр Федорович, а вдруг под обломками кирпича что-нибудь ценное найдется? Иконка какая или крестик. Лучше уж я сама...»
Так она с археологической скрупулезностью перебирала каждый камешек — по кирпичикам собирала веру в родном селе.
А на рассвете можно было увидеть ее, лазающей по второму ярусу храма. Собственными руками Вера Васильевна вычищала вросшие в кирпич корни.
— Тогда у нас не было ни строительных лесов, ни лестницы. Приходилось цепляться за выступы и так карабкаться на самую верхотуру. И представляете, вырываешь эту траву, а корни спрессованы, будто валенок. Десятилетиями она там росла.
Чудесное возвращение иконы
Пока сестры по камешку собирали церквушку, некоторые не особенно верующие сельчане, наоборот, пытались эти камешки со стройплощадки умыкнуть.
— Помню, ковыряюсь я в храме, и вдруг с улицы доносится стук, будто кто молотком по стене бьет. Выхожу — а там стоит один из местных мужиков. «Я к вам, Вера Васильевна, пришел немного кирпичика взять...» — смущенно лопочет дядька, а сам прячет за спиной ведра. А я не могу понять, где он кирпичи берет — наши-то, недавно купленные аккуратно сложены штабелями и снегом припорошены. Потом глянула на стену и обомлела: у Никольского придела скол, а вокруг кирпичная крошка. Это он курам отбивал — чтобы неслись круглый год.
Пенсионерка признается: была бы помоложе — накинулась бы с кулаками.
— Представляете, и это притом что мы к ним приходили с просьбой о помощи по строительству. «Что вы, Вера Васильевна, нет средств у нас — еще баню не выстроили, да и дорога к скотному двору плохая».
Доходило до абсурда. Вера Васильевна вспоминает, что под Рождество покойная ее сестра Зоя обязательно покупала местной ребятне конфеты. «А взрослые все шутили: а нам почему ничего не дарите, мы ведь тоже сладкое любим».
Правда, и неравнодушные люди тоже находились. Одни подбросят досочек, деньжат, другие утварь, чудом сохранившуюся на чердаке.
— Помню, принес однажды нам Володя Лохматов круглый столик. Я еще думаю: «Зачем он нам?» Володька лишь улыбнулся и перевернул мебелину: а там с обратной стороны столешницы икона Божьей Матери. «Вот, говорит, кто-то столик сколотил, да и выбросил потом. А отец мой решил сохранить».
Но подготовительные работы — лишь часть дела. Параллельно нужно было утверждать проект реконструкции, собирать документы. Как только выпадал дождливый день и работать было невозможно, сестры мчались в Рязань.
— Асфальтированной дороги у нас тогда еще не было, с транспортом перебои. Так мы с Зоей просили местных ребят подбросить нас на мотоцикле до города, — вспоминает Вера Васильевна. — Сестру я всегда, как старшую, сажала спереди, сама же в люльке тряслась. Народ из других деревень потешался — и куда двух бабок несет в такую погоду...
«Такая радость на душе: растет наш храм, поднимается...»
Все это время в Остроухово не зарастала народная тропа — съезжались известные архитекторы, реставраторы, советовали, с чего нужно начинать. Наконец средств, присылаемых из Москвы квартиросъемщиками, хватило, чтобы закупить 20 000 кирпичей.
Началась работа по наращиванию стен храма — тех, что разрушены были едва ли не до половины.
— Знаете, Господь все время нам помогал, посылая нужных людей. Вот и тогда мы долго искали строительную бригаду — одни дерут втридорога, у других опыта не было по восстановлению храмов. И тут вечером приезжают к нам на мотоцикле четверо ребят: «Это вы здесь храм восстанавливаете?». А у нас и лесов-то не было, и денег, чтобы их соорудить, не осталось. Так ребята говорят: «Ничего, и так справимся».
Вера Васильевна до сих пор вспоминает, как рабочие стояли на разных уровнях и кидали наверх по кирпичику.
— Тогда они работали на славу, не то что сейчас. Иногда вечером собираешься в магазин, а их черные фигурки мелькают на закате: кирпичи тягают, укладывают. И такая радость на душе — растет наш храм, поднимается...
На следующий год покрыли крышу.
В 1996 -м, на Рождество, а потом и на Крещение храм впервые после 65 лет запустения открыл двери для верующих.
— На службу тогда собралось человек
Но не стоит православный храм без сверкающей маковки и позолоченного креста — так рассудили сестры Маркины.
Начали они ходить по селу — собирать деньги на драгоценное убранство для купола.
Но народ на селе живет бедно, что с них возьмешь?
— Собрали, как сейчас помню, 16 090 рублей. Вызвала я мастеров, попросила оценить. «Все вместе вам, бабоньки, обойдется в 500 тысяч, и это еще со скидкой». Нет, думаю, не потянем. Но так хотелось, чтобы храм наш, как и прежде, сверкал позолотой. Собрались мы с Зоей, подсчитали, сколько у нас осталось денег, и решили потратить все до копеечки. Но и этого бы не хватило. Хорошо, нынешний председатель хозяйства Михаил Хлопов нам помог, дал материал на строительные леса. А то только за одну эту операцию с нас 70 тысяч требовали.
«Вера, тебе нужно торопиться...»
Но как только исполнили сестры Маркины этот обет, стали их преследовать неприятности. «А ведь предупреждали меня в Оптиной Пустыни: позолотите крест, тут лукавый и начнет вам подножки ставить», — вспоминает Вера Васильевна.
Сперва она сломала руку, свалившись с лесов.
Потом почти ослепла на один глаз.
А в прошлом году не стало Зои Васильевны. Старшая сестра умирала стойко, лишь все время повторяла: «Вера, тебе нужно торопиться...»
Вот она и старается изо всех сил.
В этом году она твердо решила позолотить второй крест — тот, что еще с XVIII века венчал колокольню. Его сестрам чудом удалось разыскать на одной из кладбищенских могил.
— Незадолго до того, как разрушили нашу колокольню, от аборта умерла молодая сельчанка. А ее отец подобрал лежащий на земле крест и установил его на могиле дочери. Только благодаря этому крест удалось спасти — иначе бы отдали на переплавку.
Правда, в храме пока нет даже самой звонницы — предстоит достроить еще два яруса. Но Веру Васильевну это не смущает: «У меня осталось несколько книжек сусального золота, а уйду я — кто будет этим заниматься?»
Правда, сил с каждым днем у
— Дело в том, что за эти годы у нас сменилось больше 20 батюшек. Никто не хочет в нашу глухомань ехать. Тогда мы решили построить для священника дом, чтобы он жил у нас в селе, окормлял наш приход.
Но достойного пастыря, как уверяет Вера Васильевна, так и не нашлось. Вот и решила пенсионерка передать дом в дар общине.
— Тогда мы бы могли его сдавать, например, директору хозяйства — к нему приезжают работать специалисты, а жить им негде. А он бы, в свою очередь, помог нам достроить колокольню и закончить отделочные работы. Но благочинный почему-то эту сделку не благословляет. Мне даже пришлось обратиться к юристу.
Правда, пока нанятый адвокат разбирается с этим вопросом, настоятель, как утверждает Вера Васильевна, захватил дом.
— Он въехал, поменял замок и забрал у меня ключи. Сам же здесь не живет, а лишь приезжает на службы. А в доме поселил своего родственника. Нет, не подумайте, для хорошего батюшки, который действительно будет окормлять наш приход, радеть за своих прихожан, мне ничего не жалко. Но ведь нынешний настоятель все делает спустя рукава, все время торопится, спешит. Конечно, некогда ему — он ведь еще в нескольких храмах служит, — обижается Вера Васильевна.
Докопаться до причин конфликта нелегко, да, наверное, и не нужно. Убеждены: епархия не обидит старушку, возвратившую веру в родное село. Вот и Вера Васильевна долго жаловаться не может. Ударяется в мечты.
«Вот с божьей помощью постелим полы в храме, и можно будет звонницу достроить. А потом колокол отольем — самый звонкий во всей округе...»
Неужели и она, подобно старшей сестре, не услышит колокольного звона, разносящегося по селу?
Рязанская обл. — Москва.
