— Пробиться на медицинском поприще в Америке выходцу из другой страны, думаю, было совсем непросто...
— Это было очень сложно! У меня это заняло лет восемь. Я приехал из Львова в Америку в 1988 году. С пятилетнего возраста у меня был преподаватель английского, я учил язык — и несмотря на это когда я приехал в Соединенные Штаты и включил телевизор, я ничего не понял. Все-таки американский английский отличается от британского. Но через пару месяцев я «схватил» язык, чтобы чувствовать себя вполне комфортно для подготовки к экзаменам в Америке.
За плечами у меня был Львовский медицинский институт. Конечно, мне пришлось полностью переучиваться. И полтора года у меня ушло на сдачу экзаменов. После этого я около года бесплатно работал в госпитале — с семи утра до шести вечера каждый день. После этого меня приняли в резидентуру. Я работал 120 часов в неделю на протяжении трех лет.
После трехлетней резидентуры я поступил в fellowship (по российским аналогам это что-то типа аспирантуры) по кардиологии при Бостонском университете. Это еще на три года. После чего меня взяли на работу. Я являюсь членом профессорско-преподавательского состава Гарвардской медицинской школы. Работаю при кафедре кардиологии. Вдобавок у меня своя большая клиника. Работники клиники говорят на двух языках. В Бостоне живет около 150 тыс. выходцев из бывшего СССР. Моя клиника находится, скажем так, в центре русской общины Бостона, и пациенты у нас в основном — бывшие соотечественники.
— А что представляет из себя Гарвардская медицинская школа?
— На сегодняшний день это самое передовое и самое лучшее медицинское учебное заведение в мире. Здесь работают более 11 тыс. профессоров и преподавателей. Школа базируется на 17 госпиталях. Я работаю в одном из огромных гарвардских медицинских госпиталей. И в этом госпитале кроме того, что я занимаюсь лечебной работой, учебной деятельностью, я также медицинский директор «Русской программы» при медицинском факультете Гарварда в этом госпитале.
Это программа, на основании которой, в частности, проводятся консультации для людей из России, лечение россиян. Особенно сейчас, когда отношения между двумя странами довольно хорошие, мы хотим расширить эту программу. Я считаю, что должно проводиться взаимное сотрудничество между американскими врачами и их российскими коллегами, должно проводиться обучение студентов. Мы должны сотрудничать во всех сферах. И в области медицины в том числе.
— Какую оценку вы поставили бы американской медицине вообще?
— Знаете, есть такая пословица: «Сколько вложишь, столько и получишь». Во всем мире очень много говорится об американской медицине — насколько она хорошая или нехорошая. Я могу привести пару статистических данных: более 15% годового бюджета Соединенных Штатов — в абсолютных цифрах это составляет около $2,6 трлн. — государство ежегодно тратит на медицину. Можете себе представить? Это больше, чем бюджет целых государств — и России в том числе. Поэтому все самое лучшее, современное и передовое выходит из американской медицины. А если взять американскую медицину в целом, то Гарвардская медицинская школа стоит впереди всех этих открытий. Могу привести такой пример: 15 нобелевских лауреатов преподавали в этой школе.
— А готовы ли американские медики делиться знаниями и умениями с российскими коллегами?
— Я считаю, что на сегодняшний день не должно существовать границ между странами, если речь идет о здоровье. Если человек болен, ему нужен доктор. Если человек болен серьезно — ему нужен самый хороший доктор, который может ему помочь. Несколько лет тому назад деканом Гарвардской медицинской школы стал человек, который считает, что вообще не должно быть границ между государствами в плане медицины. Школа сотрудничает с огромным количеством стран, помогая, обмениваясь студентами и преподавателями, проводя консультации.
Мы стараемся проводить подобное сотрудничество с Россией. В 2005 году я был одним из основателей Русско-американского кардиологического института. И на протяжении года каждые две недели мы проводили с помощью телемедицины лекции одновременно в нескольких самых престижных больницах России — включая Бакулевский институт, бывшую Кремлевскую больницу, Калининградскую областную больницу... Самые лучшие преподаватели и профессора кафедры кардиологии и кафедры сердечно-сосудистой хирургии читали лекции и вели передачи в Россию — прямо из операционной, показывали операции на сердце, рассказывали, что делается, какие этапы. Также велись передачи из лаборатории, где делается пластика сосудов.
— А ваш личный медицинский опыт в отношениях с Россией?..
— У меня основное сотрудничество с Россией началось в 1999 году. Я расскажу вам одну историю. Мой близкий друг, который живет в США более 35 лет, позвонил мне и сказал, что его друг, который является довольно известным человеком в Москве, ездил все время на обследование в Израиль, у него нашли рак предстательной железы. И его близкий родственник, врач в Израиле, посоветовал ему сделать операцию в Америке. Сказал он ему так: средний хирург-уролог в США эквивалентен самому хорошему урологу в Израиле. Но самый хороший хирург в Америке равных в мире не имеет.
Они нашли трех хирургов. Все они были профессорами, заведующими кафедрами. Один в Нью-Йорке, другой в Калифорнии, а третий — в Бостоне. Он полетел в Нью-Йорк, профессор посмотрел и сказал, что ему нужна операция и он сможет сделать ее через шесть месяцев. Потому что у него очередь и раньше он сделать операцию не может. Вы знаете русский характер: пациент предложил в два раза большую сумму денег. Но это не помогло — профессор сказал: попробуйте обратиться к профессору, работающему в Бостоне.
Тогда пациент позвонил своему другу, живущему в Бостоне. Тот обратился ко мне — знаю ли я того профессора. Так получилось, что мы с ним очень близко знакомы. Это был четверг — и я позвонил профессору. Он согласился помочь. Уже в субботу в 7 утра (вообще рабочий день в клиниках здесь, особенно в хирургических, начинается в 5.30 утра — в это время начинается обход больных, а в 7 утра уже открывается операционная, и к этому времени врач должен иметь информацию о больном) он посмотрел пациента. И во вторник он его прооперировал. Пациент через четыре дня выписался из госпиталя. Операция прошла настолько успешно, что по сей день у этого человека, с которым у меня очень теплые отношения, никаких проблем. Он чувствует себя абсолютно здоровым.
А через несколько лет по дороге с Восточного побережья в Лондон этот человек попадает в Бостон буквально на сорок минут, чтобы повидаться со мной (мы с ним подружились). Он приходит в кабинет, дарит мне какие-то сувениры. И уже выходя, говорит: «Евгений, у меня иногда бывает кровь в кале. Я ходил к врачу, он мне сказал, что это геморрой». Я спрашиваю: «А ты делал колоноскопию?» Оказалось, что нет. В США есть правило — каждому человеку после 50 лет рекомендуется делать эту процедуру. Ее оплачивают все страховые компании — как раннее проявление рака прямой кишки. Я спросил насчет наследственности — выяснилось, что у его брата был рак кишечника. Мне удалось уговорить его не лететь в Лондон. Через несколько дней ему сделали колоноскопию — и нашли большую раковую опухоль. Когда его оперировали, хирург сказал: еще бы два месяца — и метастазы пошли бы в печень и было бы поздно.
Это был 2002 год (сейчас
