В СКР отлично понимают бесперспективность такого дела, но главная задача заключается не в том, чтобы дойти до суда, а чтобы нанести Генпрокуратуре очередной удар побольнее…
Самоубийство начальника управления Генпрокуратуры по надзору за ФСБ Вячеслава Сизова до сих пор вызывает шок у его коллег и родных. Причину случившегося откровенно не понимает никто.
Ни на службе, ни дома никаких проблем у Сизова не возникало. Через день он должен был ехать в командировку, затем собирался в отпуск с родными. В семье ждали пополнения: только-только дочь ушла в декретный отпуск. Сын благополучно перешел на следующий курс юракадемии. Рос внук.
События того рокового вторника восстановлены уже почти по минутам. Генерал приехал на службу около 7 утра. Все общавшиеся с ним в этот день сослуживцы никаких странностей в поведении не заметили.
По натуре Сизов был человеком очень спокойным, отчасти даже флегматичным. Мне доводилось сталкиваться с ним многократно и могу засвидетельствовать: в нем никогда не было нервозности или суеты. Неизменно хладнокровный, немногословный, выдержанный. Он, например, мог, не перебивая, слушать собеседника и 5, и 10 минут.
Отчасти этому способствовала специфика работы Сизова. В Генпрокуратуре он отвечал за едва ли не самый сложный участок — надзор за ФСБ, хотя в нынешних условиях — большой вопрос, кто за кем надзирает. Взаимодействие с ФСБ — все равно что прогулка на минном поле: один неверный шаг — и костей не соберешь…
Последний раз коллеги видели Сизова живым за 10 минут до трагедии. Они рассказали мне, что находился он в сильном подпитии: не заметить это было невозможно. К аналогичному заключению пришла и экспертиза, установившая в крови и моче следы алкоголя.
Что заставило Сизова пить средь рабочего дня — также до сих пор не понятно. Никогда раньше в злоупотреблении алкоголем замечен он не был.
Некоторые журналисты с явной подачи СКР выдвигают, правда, версию, что запил он будто в сердцах, после того как подвергся обструкции на совещании у заместителя генпрокурора Виктора Гриня — своего непосредственного начальника. Это неправда. Ни в каких совещаниях Сизов в тот день не участвовал и разносам не подвергался. Напротив, с утра он готовился к вечернему совещанию по итогам 6 месяцев работы его управления.
Но для СКР очень важно привязать руководство Генпрокуратуры к трагедии, выставив своих оппонентов в самом неприглядном свете. В войне на выживание оправданны любые средства.
После того как Генпрокуратура официально сообщила о найденных следах алкоголя, последовало опровержение СКР: Сизов был трезв. Якобы руководство специально оговаривает своего сотрудника, чтобы скрыть истинные причины самоубийства и списать все на банальную “бытовуху”. В СМИ мгновенно были распространены сообщения от лица анонимного (!) источника в окружении сизовской семьи, что прокуратура-де оказывает давление на родственников, заставляя их принять бытовую версию. Еще прежде промелькнула серия публикаций о возможной причастности Сизова к подмосковному “игровому” скандалу.
Все эти, выражаясь сленгом бывших поднадзорных Сизова, “активки” не имеют с реальностью ничего общего. Валентина Сизова, жена генерала, прямо заявила мне, что никто из родственников ничего подобного говорить не мог и давления от прокуратуры они не чувствуют. (Подробности — в интервью В. Сизовой. )
И к подмосковному скандалу никакого отношения генерал не имел: за исключением того, что надзирал за ФСБ, которая, в свою очередь, ведет оперативное сопровождение “игорного” дела.
Что же до опьянения, то существует официальное заключение экспертизы, о котором в СКР, кстати, прекрасно осведомлены. Кроме того, в кабинете Сизова найдены пустые банки от алкогольных коктейлей.
Конечно, это мало красит надзорное ведомство: руководитель такого уровня, средь бела дня уходящий в отрыв… Но куда более отвратительно выглядит пляска на костях, которую устроили подчиненные Бастрыкина. Человеческая трагедия воспринимается ими не более чем подсобный материал в политической борьбе.
Если бы прокуратура сама не объявила про алкоголь в крови, это сделал бы СКР: руками журналистов, которым оперативно попало бы заключение экспертизы. В каких красках подавался бы этот факт — думаю, понятно.
Замысел не сбылся: прокуратура сработала на упреждение. Потому в ход запущен иной иезуитский план. По данным наших источников, уже сегодня в СКР планируют возбудить уголовное дело по статье 110 УК РФ: доведение до самоубийства. В качестве главного подозреваемого в нем будет фигурировать заместитель генпрокурора Виктор Гринь.
Расчет понятен: скорее всего Генпрокуратура отменит постановление о возбуждении и СКР поднимет новую волну истерии. Снова газеты и интернет-сайты будут писать о том, как прокурорская стая покрывает беспредел в своих рядах, страшась беспристрастного расследования.
Выигрышность этой ситуации заключается еще и в том, что все руководители ГП, курирующие надзор за СКР, окажутся отведены от дела. Материалы не сможет рассматривать ни сам Гринь, ни начальники надзорных управлений. Они — как минимум свидетели тех трагичных событий, что, согласно УПК, влечет за собой отвод. Это ж как красиво можно подать: вся верхушка Генпрокуратуры замазана в беспрецедентном скандале!
СКР хочет убить сразу нескольких зайцев. И с Гринем, и с его подчиненными у следствия свои счеты: именно эти люди мешают им спокойно жить. Дискредитировать их — выгодно во всех смыслах.
При этом сам Сизов мало кого интересует. СКР жаждет не установить истину, объективно разобравшись в причинах гибели, а использовать удобный повод для очередного скандала. Каждое лыко должно быть в строку: до марта 2012-го времени все меньше…
Никаких перспектив у такого уголовного дела нет. Профессор права Бастрыкин не может не знать диспозицию 110-й статьи УК. Состав преступления возникает только в том случае, если человек неоднократно (!) подвергался перед смертью конкретным противоправным действиям: истязаниям, телесным повреждениям, угрозам расправы, оскорблениям, клевете. Причем возбуждать дело можно лишь одновременно с другими составами: за те же истязания или клевету.
Впрочем, в условиях, когда для возбуждения дела, например, по взятке, оказывается достаточно одних слов взяткодателя (ни свидетелей, ни аудио- и видеозаписей!), такая ерунда, как требования УК или УПК, мало кого волнует. Фигня — война, главное — маневры…
…У меня, как и у коллег Сизова, нет внятного объяснения причин случившегося. Ни малейших мотивов стреляться у него не было, а в шпионские истории о препаратах, превращающих людей в биороботов, я не верю. Единственная более-менее правдоподобная версия: неосторожное обращение с оружием. Пуля вошла в голову чуть выше виска, а это значит, что в момент выстрела генерал скорее всего сидел, облокотившись рукой на стол.
Я очень хотел бы не теряться в догадках, а узнать единственно верный ответ, но, увы, рассчитывать на объективность тех, кто, не дожидаясь даже смерти человека, начал отплясывать на его костях, не приходится…
Валентина СИЗОВА, вдова Вячеслава СИЗОВА, дала интервью “МК”:
“Словно черная пелена взошла! “
— Прошу прощения за жестокость вопроса. У вас самой есть какое-то объяснение случившемуся?
— Ни я, ни родные не можем понять, что произошло. Словно какая-то черная пелена взошла. Сдали нервы? Но из-за чего? Положа руку на сердце, все у нас было прекрасно. Никаких проблем на работе я тоже не замечала.
— И ничего такого накануне трагедии также не происходило?
— Нет. Очень хорошо провели воскресенье, к нам приезжали гости. В понедельник все тоже нормально. Во вторник, когда это случилось, утром я поехала с ним в Генпрокуратуру. Мне надо было срочно забрать документы на визу — мы собирались с 3-летним внуком в отпуск. Примерно в 7.20 ушла. Ничего необычного не почувствовала. До обеда еще несколько раз говорили по телефону. Если и была депрессия, то я ее не видела
А потом я позвонила ему после 14 часов, и он ответил каким-то грустным, отрешенным голосом: “Валюш, мне очень плохо. Давай, все, пока”. Я как почувствовала: что-то не то.
— Какие-то срывы у Вячеслава Владимировича прежде случались?
— Никогда. Он вообще по натуре очень спокойный, уравновешенный. Если заговаривал о работе, то обычно отшучиваясь. Ни на что не жаловался.
— Еще один жестокий вопрос: какие у него были отношения с алкоголем?
— Как у всех. Ни больше ни меньше. Знаете, мы, если ездили на выходные к кому-нибудь в гости, даже не пили вина. У нас в семье это было не принято. Тем более Вячеслав обычно был сам за рулем.
— В СМИ распространено заявление источника, близкого к вашей семье, что со стороны Генпрокуратуры якобы идет давление с целью навязать бытовую версию. Это правда?
— Никто из нас такого сказать не мог. Вся семья сейчас собралась в Москве: из Томска прилетели наша дочь и старшая сестра Вячеслава. Сын, студент 4-го курса юракадемии. Я официально заявляю, что это неправда. Никакого давления нет, наоборот, мы постоянно чувствуем поддержку его коллег. В пятницу меня приглашали к генпрокурору. И Юрий Яковлевич (Чайка. — А. Х.), и другие руководители в один голос отзывались о моем муже безупречно. Они тоже в шоке и не понимают, что произошло.
— Вас уже опрашивали следователи?
— А что, меня будут допрашивать? Боже мой! … Мне и без того сейчас тяжело. Со всех сторон атакуют журналисты, нагнетают обстановку. Вчера звонили из “желтой прессы”, представившись Генпрокуратурой. Потом я долго вынуждена была успокаивать сестру, на которую они попали. Это просто невыносимо! Чего только про Вячеслава сейчас не пишут. Но мы все знаем о своем отце и муже, что он достойный и честный человек. Очень скромный. Всего себя отдавал работе. Даже в доме у нас никто не знал, где он служит. За 5 лет в Москве ничего не нажили: живем в служебной квартире, дачи нет.
— Вы верите в версию о доведении вашего мужа до самоубийстве?
— Конечно, я не знаю всего, что у него происходило на службе. Он об этом не рассказывал. Но я видела, насколько Вячеслав уважительно относился и к Виктору Яковлевичу (заместителю генпрокурора В. Гриню. — А. Х.), и к другим руководителям. Они работали вместе 5 лет. Этого просто не может быть.
