Сцена сдачи экзамена из культового фильма “Операция “Ы” и другие приключения Шурика” невольно приходит на память в связи с громкими скандалами вокруг сдачи ЕГЭ. В фильме профессор не слопушил вопреки надеждам нерадивого студента, но осуществил блестящий радиоперехват. Разумеется, профессору было проще: в те далекие семидесятые не существовало Интернета и социальных сетей, но, согласитесь, для своего времени он оказался достаточно продвинутым и технически оснащенным.
Туфта не прошла.
Смысл загадочного слова “туфта” открыл мне не так давно мой коллега, директор знаменитой московской гимназии С. Менделевич. Оказывается, его предок, известный в двадцатые годы прошлого века инженер Менделевич, издал тогда книгу под названием “Технология учета физического труда”. Сокращенно — ТУФТ.
Физический труд был основным на ударных стройках пятилеток, поэтому пособие, в котором определялась зависимость оплаты труда землекопа от нормы выработки, было напечатано миллионными тиражами. В ГУЛАГе от нормы выработки зависела пайка. Поскольку нормы систематически повышались, а оплата труда в колхозах и лагерях была виртуальной, приписки с целью обмана начальства постепенно стали нормой жизни, облеченной в непонятное для последующих поколений слово “туфта”. Нормальная реакция снизу на насаждение рабского труда.
Господствующая (в прямом смысле слова) идеология санкционировала такое же отношение к труду сверху. В самом деле, если дом, плотину или завод надо сдать к 1 мая или 7 ноября, то какое значение имеет реальная готовность объекта? Ведь сдается не дом, а идеология. В таких условиях обрушение карьеры страшнее обрушения лестничного марша. Так ложь, становясь тотальной, отравляла сознание людей из поколения в поколение. Чаша сия не миновала и образование.
Введение всеобщего обязательного среднего образования в сочетании с тезисом “нет плохих учеников, есть плохие учителя” обернулось категорическим запретом ставить ученикам “двойки” и “единицы”. Страна незаметно перешла от пятибалльной к трехбалльной системе оценки знаний. Борьбу за повышение процента качества (количество учащихся, обучающихся на “4” и “5”) подстегивало социалистическое соревнование между школами. Образовательная туфта, расцветшая в советскую эпоху, пережила перестройку и тихо вползла в постсоветское время, где необходимость идеологического вранья на время исчезла, зато у учителей и вузовских преподавателей появился соблазн поправить свое незавидное материальное положение тем же испытанным путем приписок.
И тут грянул ЕГЭ с его идеей независимой внешней приемки результатов обучения. Почему же его проведение все больше напоминает спецоперацию с привлечением ФСБ, полиции и других силовых ведомств?
Этот краткий исторический экскурс потребовался для того, чтобы оценивать происходящие срывы в проведении итоговой аттестации в широком контексте. Что необходимо для выявления системных ошибок, заложенных в ее организации.
Десятилетия лжи не могли не оставить неизгладимый след в сознании взрослых и детей. Не так давно у меня состоялся разговор с президентом Московской высшей школы социальных и экономических наук английским профессором Теодором Шаниным. “Мы предупреждаем студентов о том, что при малейшей попытке списывания или использования шпаргалок при сдаче экзаменов они будут исключены. Не верят. Приходится исключать”, — поделился он своим российским опытом. В Англии подсказки исключены, наши же юноши продолжают надеяться на то, что профессор — лопух. Отчего так?
За западными людьми — столетние традиции уважения к собственности, включая интеллектуальную. Плагиат в любой форме там не прощается. Достаточно вспомнить печальную судьбу молодого успешного министра обороны Германии, чья репутация и карьера мгновенно обрушились, как только выяснилось, что в своей диссертации он использовал чужие мысли, не сославшись на автора. Боюсь, что в отечестве нашем, где докторских уже больше, чем кондитерских, при таком принципиальном подходе мгновенно оголятся депутатские кресла и вакантными окажутся многие серьезные посты в исполнительной власти…
Впрочем, насколько мне известно, никто не планирует тотальной проверки госслужащих на плагиат. Но тогда чего мы хотим от детей?
Любопытно, как наше перевернутое сознание мгновенно превращает минусы в плюсы. Мой коллега битый час убеждал меня в том, что у них, на Западе, господствует индивидуализм, основанный на принципе “человек человеку — волк”, а наша общинная ментальность побуждает к взаимопомощи даже на экзаменах. Я никому не желаю зла, но не дай ему Бог оказаться на операционном столе хирурга, получившего “общинный” диплом врача…
Очевидно, что с бесконечным воспроизводством туфты надо покончить. Но на спасительный крюк ЕГЭ повесили слишком многое: итоговую аттестацию за курс полной средней школы, фильтр при поступлении в вузы, мониторинг качества образования, оценку работы педагогов и школ в целом, обеспечение социального лифта школьникам из провинции и, наконец, борьбу с коррупцией в системе образования. Под такой тяжестью этот крюк неизбежно вываливается из обветшавших стен здания отечественного образования.
Парадокс заключается в том, что колоссальные силы и средства затрачиваются не на укрепление фундамента и стен этого здания, а на мониторинг его с каждым годом увеличивающихся трещин. Задействовать средства транспорта и связи, поднять по тревоге спецслужбы — и все для того, чтобы выяснить, что в этом году идеальный результат по математике показали 205 выпускников, а 37 000 не справились с работой. Что тогда считать неэффективными расходами, сократить которые нас призывают модернизаторы образования?
Между тем увлекательная игра “в полицейские и воры” продолжается. Выявленные провалы выдаются за победы в борьбе с коррупцией. Детали спецоперации обсуждаются в прессе…
Но пора от анализа деталей переходить к выявлению системных ошибок. Одна из них заключается в том, что взятый по образцу и подобию Запада либеральный инструмент контроля намертво привинтили к нашей исполнительной вертикали. Зная ее медвежью хватку и неизбывный советский менталитет, нетрудно было предвидеть последствия этого мезальянса.
Капиталистическое соревнование между городами, весями и школами за наивысшие результаты ЕГЭ, страх учителей потерять в зарплате и даже лишиться работы, поскольку результаты экзаменов оказались увязаны для педагогов с куском хлеба и т.п. Очевидно, что только независимые центры контроля качества способны изменить ситуацию к лучшему. Способы их организации и механизмы функционирования — тема отдельного разговора.
Вторая системная ошибка не связана непосредственно с образованием. Она наглядно видна на примере приключений девочки-выпускницы, чей папа за месяц до выпуска забрал документы из нашей школы, заявив, что экзамены дочка будет сдавать не в Москве, а на родине.
— Как же так, ведь база ЕГЭ уже закрыта?
— Откроем, — сказал он, с презрительным сожалением посмотрев на наивного директора.
Когда за посетителем закрылась дверь, я вспомнил, что именно в том регионе, откуда родом выпускница, всегда почти стопроцентная явка на выборы и такое же единодушие в поддержке генеральной линии партии и правительства.
Ну как после этого не согласиться с крылатой фразой В. И. Ленина: “Школа вне жизни, вне политики — ложь и лицемерие”.
