Такое приключение — раз в жизни
— Елена, когда тебе предложили отправиться в Арктику, ты сразу согласилась?
— До какого-то момента в возможность подобного путешествия просто не веришь, а потом уже деваться некуда. У меня не раз были мысли отказаться, поскольку очень тяжелый предстоял маршрут, но если бы ребята прошли его без меня, то я себе никогда бы этого не простила. Только раз в жизни такое приключение бывает.
— А зачем тебе это было нужно?
— Тут своего рода зависимость. Когда в мае с Финского начинают доноситься запахи моря, меня даже немножко потряхивает от желания спуститься на воду. Вышли в море, отдали швартовы — все, я забыла все свои проблемы. Работы, дома, учебы — ничего больше не существует. И ты получаешь в кровь разное количество адреналина в зависимости от погоды. Мы только из Мурманска вышли, как попали в шторм. До этого мы все ходили по Балтике, никто — через океан. А тут ветер 15 метров в секунду и волна 3 метра. Шок! Меня подкидывало на койке, я не понимала, что происходит. Потом, когда возвращались в Петербург, дуло вообще 35 метров в секунду. В Атлантике были 8-метровые волны. Смесь восторга и ужаса.
— Случались в походе ЧП?
— У нас как-то солярка из бака потекла в трюмы. Выкачивать за борт нельзя, вот все 6 часов вахты с ведром, по колено в солярке, канистрами вычерпывали ее и в бочку сливали. А в другой раз, когда капитан сходил на одной полярной станции, то получил токсическое отравление парами солярки из оставленных там полусгнивших баков. Температура у него была 40, не знали, что с ним делать. Нас по телефону консультировал человек из “скорой помощи”.
Еще наши старые паруса (им 18 лет было на тот момент) рвались постоянно. Мы их спускали в салон и зашивали вручную. С двигателем было много проблем. Когда в Питер вернулись, у нас остался только один большой парус, остальные превратились в лохмотья. Еще бывало, что на две недели застревали во льдах. Потом с середины августа начались сумерки после полярного дня. Сложно в таких условиях оценивать расстояние до льда. Однажды едва увернулись. Скорость 7 узлов (14 километров в час) — это для машины мало, а для яхты — достаточно. Но самое жуткое воспоминание — пролив Ланкастер. Темнота, волны и айсберги, которых даже на радаре не видно. Я вела яхту фактически вслепую.
Каждый день — это борьба. Иногда сдавали нервы. Мы шли из России, проходили Аляску: встречный ветер и неприятное сильное течение — такое ощущение, будто ты бьешься о каменную стенку. Идешь хорошим курсом, но тебя постоянно сносит.
Еще мы погнули перо руля и 400 миль шли на аварийном управлении. Так добрались до Тикси (порт в Якутии), а затем и до Певека (порт на Чукотке), где нам очень помогли с ремонтом. Подняли яхту на бортовом кране, все разобрали и собрали. Никто в Питере поверить не может, что такие сумасшедшие ремонты возможны за 2 дня.
— Люди там, вероятно, особенные.
— Да, закаленные Севером.
— Расскажи, как вас встречали во время путешествия?
— Очень хорошо везде. Север немножко стирает границы национальностей. И русские, и жители Аляски и Канады в тех местах живут замкнуто. Увидеть яхту для них новость. Они говорят: “Вы сумасшедшие, куда вы идете? “А мы им: “Слушайте, мы идем на полгода, а вы здесь живете! “И эти люди в Певеке, которые мне рассказывали про ветер, дующий с силой 50 метров в секунду, сносящий с ног, про белых медведей в городе, объясняют, что мы не в своем уме. (Смеется. ) Правда, в России все считали своим долгом нам помочь, в Певеке и Тикси бесплатно дали солярку и бензин, а в Канаде и на Аляске тоже было отношение хорошее, но все — за деньги.
— Вы останавливались на полярных станциях. Какая там обстановка?
— В бухте Солнечная на острове Большевик целый квадратный километр просто завален отходами, настоящая помойка. Наша задача — привлечь к этому внимание. А в Канаде в поселении на 4 тысячи человек свой мусороперерабатывающий завод, и они используют саморазлагающиеся полиэтиленовые пакеты.
Льдины расталкивали палками
— В Арктике, должно быть, очень холодно?
— Там так холодно не было, как в Питере! В основном около пяти градусов тепла. А в Тикси вообще 17, это для них лето. Я была в экипировке для альпинистов, не мерзла почти.
— А как вы сквозь льды проходили?
— У нас были 6-метровые бамбуковые палки, которыми мы лед расталкивали. Я почти две недели провела на мачте, потому что с палубы не видно было, куда идти. Сверху видно, как двигается лед. 3 узла (6 километров в час) для таких штук весом в тонну — очень много. Льдины, как люди в метрополитене, кишат. И через это нужно пробираться. Можешь проснуться, а лед тебя обступает со всех сторон, нужно в другое место перешвартовываться. Все время в напряжении.
— Морская болезнь не мучила?
— Я еще не нашла ту волну, которая бы меня укачала. Хотя ребятам первое время было тяжело. А потом народ “прикачался”, и все в порядке было. В Балтике волна высокая и короткая, в Атлантике — высокая, но очень длинная: сто метров, может быть. Мы по ней съезжали, как по горке.
— Наверно, тебе уже все надоели с расспросами по поводу того, что ты одна женщина на яхте?
— Я — офицер, правая рука капитана. А всем этим дружеским отношениям — “мальчик — девочка”, “дружу — не дружу”, “обидел — не обидел” — не может быть места в таких походах. Я могу иногда что-то неприятное человеку сказать. Нет времени на разборки, жизни наши от этого зависят.
— По поводу семьи задумывалась?
— Будет возможность — будет семья. Честно говоря, иногда думаю, что очень хотела бы дом, ребенка. А потом понимаю, что жить без моря не смогу. Не очень пока себе представляю, как вот так взять и поменять образ жизни. Ведь очень тяжело человеку объяснить, почему ты не дома 24 часа в сутки. На себя-то времени не хватает, не то что на семью.
