Через “своих” людей в ТАССе попытался узнать, какие материалы ожидаются. По невразумительным ответам понял: и там ничего не знают. Но предупредили: никакой самодеятельности в освещении полета, биографии космонавта, только тассовские сообщения. Чем же тогда “МК” будет отличаться от других газет? Наших собкоров на космодроме не было, никто из журналистов “МК” Юрия Алексеевича не знал.
Я, правда, мог запросто встретить его на… улице: как выяснилось много лет позже, мы с ним некоторое время жили на Ленинском проспекте практически в соседних домах. Но поди знай, что невысокий лейтенант с “птичками” в петлицах и есть космонавт №1! Полагаю, в то время он сам об этом не подозревал.
Никакой самодеятельности. Когда, скажем, шли материалы Пленума ЦК, своего комментария или беседы с участником заседания ставить в газету не разрешалось — только официальные материалы. Но тут же другое дело! Собрались у редактора заведующие отделами.
Я коротко доложил, какие материалы ожидаются, предупредил о самодеятельности. Составлять свою версию биографии Гагарина не станем, но есть же люди, которые общались с первым космонавтом, они-то могут рассказать о нем. Значит, надо немедленно ехать в Гжатск — на родину Гагарина, в Люберцы, где он учился.
— Пошлем корреспондентов на Красную площадь, на заводы, в вузы, в школу.
М-да, маловато и не очень-то оригинально, другие редакции поступят так же.
И тут я, признаюсь, неожиданно для себя выпалил:
— А что, если нам сегодня, к вечеру, сделать специальный выпуск?
Сказал и осекся: оттепель оттепелью, а появиться вот так спонтанно ни одно издание не могло. У каких-то газет были приложения, но они выходили в обозначенное время, утвержденным тиражом. И только после разрешения ЦК партии. А чтобы его получить, уходили порой недели и месяцы.
Как ни странно, но идею приняли с восторгом, послышались голоса:
— Опередим все газеты!
— Давайте даже раньше “Вечерки” (то бишь “Вечерней Москвы”) выйдем!
Редактор, Михаил Алексеевич Борисов, охладил наш пыл:
— Разрешение надо получить. — Тут же снял трубку телефона, набрал номер: — Это опять Борисов. Хотим сделать специальный выпуск. Кто должен дать разрешение? Записываю. А у нас нет “вертушки” (это так в обиходе называли аппараты правительственной связи). Хорошо. — И уже к нам: — Горком партии “за”, звонят в ЦК.
Ждали молча. Вздрогнули, когда раздался звонок. Борисов выслушал, сказал:
— Ясно, спасибо.
Он выждал пару минут и притворно строго промолвил:
— Чего ждете? Идите работать. — И уже улыбаясь: — Разрешили!
Фантастика! За несколько минут получили разрешение на издание спецвыпуска!
Готовя этот материал, позвонил Владимиру Суходееву. В начале пятидесятых годов он работал в “МК”, затем перешел в “Комсомолку”, потом в “Правду”, а оттуда его взяли в ЦК партии. Рассказал ему о спецвыпуске, спросил: знает ли он что-либо об этом.
— Было дело, — ответил Владимир Васильевич.
—Ты случайно не приложил к этому руку?
— Решение, разумеется, принимал не я, но спросили и мое мнение.
Володя поведал и о таком любопытном факте:
— Перед первым полетом группу космонавтов пригласили к Хрущеву. Мне поручили их встретить и проводить к нему. Я знал, что полетит один — “Восток” был одноместным кораблем. Но кто именно — еще никто не знал. Я подумал, угадаю ли? И “выбрал”, как мне казалось, самого представительного. Проводил группу до приемной. А когда опубликовали портреты Гагарина, увидел, что это был не мой избранник. “Мой” тоже полетел, но позже.
Первым делом позвонил начальнику гаража, нас обслуживал гараж МК и МГК КПСС, в котором были главным образом черные “Волги”. Объяснил, что нам надо срочно ехать в Гжатск, но нужна машина. Начальник отреагировал моментально:
— Свободных машин нет, мы вызвали еще водителей. Вы свою отправляйте, а через час пришлю подменную.
Вызвал фоторепортера Славу Муразова и водителя Володю Эспира. (Многие сотрудники “МК” знали его — он много лет работал в редакции. Мы были в приятельских отношениях: оба воевали в Танковых войсках, но на различных фронтах.)
Муразов и Эспир уехали, отправил Ваню Зуйкова в Люберцы, нашего международника Володю Митина на Центральный телеграф — узнать, что передают из Москвы иностранные корреспонденты. А сам пошел к директору издательства Ивану Михайловичу Михайлову. У него как раз собрались руководители цехов и служб. В нескольких словах объяснил ситуацию. Директор издательства не стал спрашивать бумаги с разрешением, отдал распоряжение начальнику наборного цеха Ивану Дмитриевичу Тычинскому.
И заведующему бумажным складом:
— Тираж — восемь тысяч. Не хватит бумаги — одалживай у кого сможешь.
Мы вышли с Тычинским в коридор. Иван — тоже фронтовик, кавалер ордена Славы, в свое время верстал “МК”. Мы дружили: моя дочь и его сын ходили в одну группу издательского детского сада. Ваня мне говорит:
— Верстальщики придут к двум часам, набор обеспечу. Если макет есть — давай сам встану, вспомню молодость.
Но верстальщики решили: сами сделаем и очередной номер “МК”, и спецвыпуск.
Вернулись Зуйков и Митин, диктуют машинисткам. Телефоны не умолкают. С фабрики “Парижская коммуна” сообщают: молодежь решила к 1 мая выпустить сверх плана 15 тысяч пар обуви. С завода малолитражных автомобилей: на участке коленчатых валов вместо 175 деталей сделали 220. Знаю, что нынешние молодые люди с улыбкой воспримут такую информацию. А тогда это было в порядке вещей и, право, здорово.
Звонок из Раменского:
— В горкоме комсомола вручают комсомольские билеты. И в каждом вкладыш: билет вручен в день первого полета человека…
А после одиннадцати часов в редакции столпотворение: приходят с письмами к Гагарину, стихами, обязательствами. И звонки, звонки…
Входит Наташа Татарская, фронтовичка:
— Новелла Иванова звонит из родильного дома!
— Этого нам еще не хватало, — вырывается у меня.
— Ты не понял, в этом роддоме почти всех новорожденных мальчиков Юриями называют. Делать репортаж?
— Конечно! И немедленно туда фоторепортера.
Так появились репортаж “Интервью у колыбели будущих космонавтов” и снимок Валерки Воронина: двум новорожденным Юриям исполнилось… 30 минут от роду.
К вечеру из Гжатска возвращается Слава Муразов, рассказывает:
— Прибыли первыми, но в доме уже полно людей. Попросил альбом с фотографиями, еще фотки на стене висели, все переснял, проявляются, буду печатать с мокрых пленок.
— Но ведь и другие не дураки, тоже переснимут.
— И я не лопух. Засунул альбом под стол. Домашние потом обнаружат, а остальные едва ли.
В спешке Слава не записал, кто на снимках, поди разбери, где отец, а где дядья, или совсем детские снимки — кто именно на них.
Маленькую заметку приносит Володя Шаньгин: остановилась машина, водитель распахнул дверцы, сделал радио погромче. Тут же собрались люди, совсем незнакомые, слушали. И словно какая-то теплая волна захлестнула каждого…
Часов в шесть принесли сверстанные полосы спецвыпуска. Привычно раздаю их: редактору, в отделы, “свежей голове”, в корректуру, цензору… Мне стало плохо: а цензуру-то забыли предупредить! Собственно говоря, официально цензуры как бы не существовало, были уполномоченные Мособлгорлита, без подписи которых ни одно печатное издание не могло появиться на свет. В печатном цехе в первую очередь спрашивали номер лита.
На ватных ногах поднимаюсь в комнату, где сидят уполномоченные и читают газеты, выходящие в издательстве, — городские, областные, союзные, районные, заводские многотиражки. Узнаю, кто сегодня читает “МК”. Моложавая симпатичная женщина. Кладу на стол полосы спецвыпуска и путано объясняю, почему у нас нет письменного разрешения на издание. Выслушивает с каменным лицом. Даю честное слово, что я не обманываю. Женщина разводит руками: дескать, мое “честное пионерское” к отчету не подошьешь. Спорить бесполезно. У нас нередко возникали конфликты. Идет, скажем, репортаж из подмосковного города, рассказывается о каком-то предприятии, а цензор требует: этот материал снимите, такого завода здесь нет. Кипятишься: как нет, на нем сотни работающих, у них свой клуб, футбольная команда... Уполномоченный достает из сейфа толстенную книгу и веско говорит: а у нас такого предприятия нет. Приходится снимать репортаж.
У меня, наверное, был тот еще видок, женщина сжалилась, попросила меня подождать, взяла полосы и удалилась.
Десять минут, что ее не было, показались вечностью. Наконец вернулась. Открыла свой толстенный журнал, стала что-то записывать. И как ни в чем не бывало кивнула мне:
— Все в порядке. — Протянула листок, на нем стояла буква “Л” и номер. — Но в следующий раз...
Я не дослушал, вскочил, минуту назад был готов растерзать ее, а тут бросился обнимать...
Едва перевел дух, в кабинет врывается мой заместитель Саша Шифрин:
— Двадцать первый цех отказывается брать спецвыпуск.
Этот цех Моспочтамта развозил все газеты и журналы, печатавшиеся в типографии издательства “Московская правда” по киоскам “Союзпечати”, на вокзалы и в аэропорты.
— Звони в “Союзпечать”.
— Звонил. Бесполезно.
Идем к Борисову. Что делать? У Шифрина готовое предложение: самим раздавать, тем более цена на выпуск не установлена. Всех оставшихся в редакции собираем. Предложение раздавать вызвало всеобщий восторг, особенно у девушек.
Я тоже взял пачку и направился к Покровским воротам. На бульваре многолюдно, не очень уверенно кричу: “Спецвыпуск! Человек в космосе!” Подбегают двое ребят лет по 12—13.
— Дяденька, давайте мы!
С радостью отдаю им всю пачку. А через минуту слышу:
— Подробная биография космонавта! Специальный выпуск! Самые последние новости! Всего три копейки за сенсации!
Ах, шельмецы! Номер “МК” тогда стоил 2 копейки, а за три копейки можно было купить стакан газировки с сиропом или проехать через весь город на трамвае.
А насчет биографии Гагарина... В тассовском изложении биографии Гагарина было сказано, что мать его зовут Анна, а имени отца не сообщалось. Позвонил в ТАСС, спрашиваю, можно ли там, где говорится об отце, вставить его имя — Алексей, ведь Юрий Алексеевич. На меня рявкнули:
— Мы тебе такое вставим, забудешь, как самого зовут!
Так и прошло: мать Анна, отец — столяр...
Наши девчата быстро вернулись. Весь тираж раздали у станции метро “Кировская” (теперь “Чистые пруды”) и на улице Кирова (нынче Мясницкая).
Уже за полночь ТАСС передал итоги за день. Это означало: больше сообщений не будет. Подождал, пока “свежая голова” пришла из печатного цеха, принесла номера “МК” за 13 апреля, доложила: печатать будут на двух машинах, первые пачки уже в 21-м цехе.
На улице — три градуса тепла, в такую хорошую погоду хорошо пройтись ночью. Сажусь в кресло: чуток отдохну и пойду... Разбудило утром шарканье швабры: техничка пришла убирать кабинет. Посмотрел на часы: девять, светло, телетайпы уже заработали. Пора готовить очередной номер.
Владимир Шляхтерман, ответственный секретарь редакции “МК” в то время
